- начинаю первой. – Если бы я не молчала и рассказала мужу о некоторых вещах ранее, мне удалось бы избежать сильнейшего стресса, который повлек за собой потерю ребёнка. Я чувствую себя виноватой…
Горло окольцовывает тугой спазм, который мешает дышать и говорить. Я впервые признаюсь в ошибках настолько открыто. Кажется, что если я сейчас не продолжу разговор, то заплачу навзрыд.
- Не стесняйся своих слёз, Катя. Говори, плачь, - произносит Елена. - Для того, чтобы восстановиться и продолжить полноценную жизнь, ты должна излиться слезами. Твои переживания — это дань любви неродившемуся малышу, оплакивание надежд и всего того, что было так дорого тебе. Не надо стыдиться своих чувств! В горе не бывает благоразумия, поэтому последним делом будет смущаться по поводу того, что «слёзы – это признак слабости» и «я не должна плакать на людях». Слёзы – знак исцеления, а не слабости.
Горячие дорожки, стекающие по лицу, щиплют кожу. Елена – специалист в этом деле, она знает о чем говорит, и я почему-то доверяю ей.
- Не буду приводить статистику выкидышей среди женщин, но скажу банальную вещь – ты не одна в этом, Катя. Это случается гораздо чаще, чем ты себе думаешь.
Не знаю, можно ли мне говорить Елене о том, что за выкидышем следовало похищение, но раз Давид нанял её, чтобы я излила душу, то, наверное, можно?
И я говорю. Много, часто, прерываясь лишь для того, чтобы вытереть салфеткой влажное лицо. По мере моего рассказа лицо Елены ничуть не меняется, даже когда я в подробностях рассказываю о том, как слышала крики Лоры и её мучительную смерть. Она держится профессионально. Лишь когда я выговариваюсь и замолкаю, она дает мне рекомендации.
- Давай встретимся ещё раз? На этой неделе?
- Хорошо, - отвечаю Елене.
Когда заканчивается наш сеанс мне не становится гораздо легче, нет. На душе всё ещё камнем висит груз из прошлого, мешающий выпрямить спину, скинуть с себя кандалы и идти дальше. Зато после общения с психологом внутри меня происходит непривычный штиль, который остается даже тогда, когда дверь за Еленой закрывается.
Она сказала мне, что почти все женщины, пережившие выкидыш, впоследствии становятся счастливыми мамами здоровых малышей. И это совершенно бесспорный факт. Я не стала ей перечить, потому что знала – Юсупов никогда больше не допустит моей беременности, а о том, чтобы родить ребёнка от кого-то другого не шло даже и речи.
Ночью, едва я закрываю глаза, меня вновь затягивает в водоворот собственных кошмаров. Елена говорила, что это нормальная реакция после моей исповеди и я не должна этого бояться. Должна посмотреть страху в глаза, если будет совсем плохо в одиночестве, я могу перезвонить ей. Она оставила свой телефон на всякий случай.
Но я набираю не её номер.
Давид снимает трубку после нескольких длинных гудков. Голос бодрый, несмотря на позднее время суток, на заднем фоне слышатся посторонние голоса и негромкая музыка.
- Потревожила? – нервно закусываю губу. Не подумала, что даже в полночь Юсупов может быть занят.
- Нет, я как раз вышел перекурить, - отвечает Давид.
Я слышу шорох, щелчок двери. Он и правда выходит из помещения, потому что голоса исчезают вовсе. Чиркает зажигалка, Юсупов затягивается сигаретой. Тем временем я подхожу к окну и смотрю на небо, усыпанное звёздами.
– Как ты? – спрашивает он, шумно выпуская сигаретный дым.
Его голос звучит спокойно и действует на меня расслабляюще.
- Утром наконец занялась розами, вечером приезжала Елена. Психолог, - спешу пояснить.
- Ты можешь встретиться с подругой и выбраться в город, - неожиданно говорит Юсупов. - Тебе больше ничего не угрожает, Катя.
- Правда? – меня распирает от радости, потому что в последний раз я встречалась с Сашкой, когда она попала в больницу. Было бы неплохо вытащить её, чтобы погулять.
- Правда, но охрана всё равно будет следовать за тобой, - произносит Давид.
- Я уже привыкла, - улыбаюсь в трубку.
Зажмуриваю глаза, визуализирую мужа и представляю с сигаретой, зажатой между пальцами. В рубашке расстегнутой на верхние пуговицы, с печальными глазами. Он, должно быть, устал: вылетел поздней ночью и кажется не собирается спать.
- Кать, извини, но меня уже ждут. Созвонимся позже, ладно?
- Ладно, - отвечаю разочарованно.
Слышу на другом конце провода короткие гудки, блокирую телефон и кладу на тумбу. После разговора с Давидом мои персональные демоны куда-то запропастились и исчезли вовсе… Прокручиваю в голове каждое сказанное им слово, опускаюсь на остывшую постель и касаюсь подушечками пальцев выпуклой подвески, которую подарил мне муж, поглаживая заостренные грани.
Я обожала мечтать в детстве. После отбоя в детском доме закрывала глаза, представляла свою будущую жизнь, рисовала её в красках. Мечтала о том, что у меня непременно будет большой дом, свой автомобиль, яркая клуба с цветами и много-много платьев… А ещё заботливый муж, который даже в моих детских фантазиях представлялся мне в роли Давида. И пусть не всё в нашей жизни идёт гладко, я чувствую себя рядом с ним абсолютно счастливой.
Следующим утром мы созваниваемся с Сашкой. Она с удовольствием соглашается прогуляться со мной по городу и выбирает местом для встречи центральный городской парк. Подруга как обычно опаздывает, просит прощения, когда прибегает и, чтобы я не обижалась, покупает для нас сладкую вату.
Мы почти не разговариваем с ней о проблемах, только вспоминаем прошлое, шутим и смеемся. Для драматичных исповедей у меня теперь есть Елена, а Сашка… она так светится от счастья, что я не решаюсь грузить её своей болью.
- У тебя кто-то появился? – хмурюсь, глядя на подругу.
Её губы сами плывут в улыбке с потрохами выдавая состояние эйфории.
- Колись! - легонько толкаю её.
- Пока не могу рассказать всех деталей, но да, кто-то появился, - отвечает Сашка. – Моя жизнь кардинально изменится, вот увидишь. Не будет больше грязных кафешек, прихотливых посетителей и копеек, которые я зарабатывала.
- У-у... Он богат?
- Можно и так сказать. Обещал, что подарит мне сказку.