Может, она и не научилась многому, но хорошо усвоила одно — то, о чем просил ее Билли Ласлетт… Она убрала руки с его шеи и пощекотала пальцами плоские соски. Стивен вздрогнул и дернулся вперед, позволив ей ощутить волшебную твердость.
Она улыбнулась ему такой же озорной ленивой улыбкой, какой чуть раньше одарил ее он, потом подалась вперед. Тогда он, застонав, вошел в нее. Прилив ощущений был столь сильным, что Беата напряглась и вцепилась руками в его плечи.
— Все в порядке, дорогая? — неожиданно поинтересовался Стивен.
Она кивнула, стискивая пальцы с такой силой, что на его плечах остались десять маленьких синяков.
Стивен снова сделал движение вперед, и она вскрикнула, боясь потерять равновесие.
— В чем дело? — спросил он хрипло.
— Не останавливайся!
Стивен тут же удвоил усилия, прислушиваясь к ее стонам, разносившимся над лужайкой.
Некоторое время спустя он поднялся на колени и обнял ладонями ее стройные бедра. Ахнув, она сказала «Нет!», и тогда он показал ей, как, приподняв бедра, получить еще более приятные ощущения.
— Ты… — Беата тяжело дышала. — Ты… ты можешь продержаться чуточку дольше?
Он улыбнулся дьявольской улыбкой:
— Это у меня получается даже лучше, чем игра в бильярд.
Кожа Беаты блестела от пота в солнечном свете. Еще немного — и она сольется с ним в одном порыве наслаждения. В этот момент Стивен понял, что она не испытывала со своими прежними любовниками настоящего женского удовольствия, а значит, была девушкой во всех смыслах этого слова.
Его обожгло острым приступом радости, а горло сжалось от избытка эмоций. Переборов себя, он сосредоточился на желании показать любимой, что она ровным счетом ничего не знает о занятии любовью. Он не уставал любоваться плавными контурами ее тела, восхищенно прислушиваться к ее стонам и вздохам, наслаждаться видом зажмуренных глаз, словно она направлялась навстречу чему-то невидимому. К несчастью, его голые ягодицы, никогда не видавшие английского лета, поджаривались на солнце и уже саднили, к тому же он успел заметить, что проклятый козел стащил платье Беаты и перебрался на другой конец выгона, волоча по траве ярды белого кружева и на ходу перемалывая его.
В следующий миг Стивен решительным броском вошел в ее лоно, и она закричала так, что ее крик спиралью вонзился в яркое небо.
На секунду он замер, потом наклонил голову и обрушился на ее рот в поцелуе.
— Я люблю тебя! — выкрикнул он хрипло. — Люблю, моя Беата!
Она выгнулась ему навстречу и словно пропала в призме солнечного света, окатившего ее с ног до головы. Затем прильнула к его груди, теперь уже точно зная, в чем состоит разница между ухаживанием и обольщением.
Глава 34
ТВОЯ ДО РАССВЕТА
— Скажи наконец в чем дело?
— Эсме была еще бледнее, чем в последний раз, когда он ее видел; ее лицо осунулось и даже как-то ссохлось, на щеках блестели следы слез.
Надеюсь с Уильямом, все в порядке? — Себастьян присел на край кровати и внимательно взглянул на ребенка. Уильям выглядел таким же луноликим, как и на прошлой неделе, на его щечках лежали тени длинных ресниц, и он чуть-чуть похрапывал.
— Он простудился, — произнесла Эсме сдавленным голосом.
По ее виду Себастьян понял, что она долго плакала. Он положил руку на плечо Эсме и еще раз посмотрел на мальчика.
Его розовые губки приоткрылись, испуская тихий хрип.
— Вот! Слышишь? — насторожилась Эсме.
— По-моему, он просто храпит, — спокойно произнес Себастьян. — А Майлз храпел?
— Нет-нет, это не храп. Может, у него воспаление легких? — Слезы Эсме потоком заструились по лицу. — Я так и знала, что это случится!
Уильям с трудом шевелился — он едва мог двигаться, так как был завернут в огромное количество одеял.
— Думаю, у него жар, — продолжала «Эсме с отчаянием. — Я постоянно проверяю его лоб, и он кажется мне в один момент чересчур горячим, в другой — чересчур холодным. Что ты об этом думаешь, Себастьян?
— Я едва ли гожусь в советчики. — Себастьян осторожно потрогал лоб малыша. — Ты уверена, что его следует кутать? Здесь и так довольно жарко.
— Ничуть не жарко, — возразила Эсме, еще усерднее подтыкая вокруг младенца одеяльца.
— Почему бы тебе не спросить няню?
— Я отправила ее спать — она слишком стара, чтобы бодрствовать по ночам.
— Может, тогда ты спросишь кормилицу? Кто-то же должен оказывать тебе помощь ночью.
— Я отослала ее прочь — она ничего не понимает в младенцах и к тому же так и не простила мне, что я решила кормить Уильяма сама. А еще она пыталась искупать его на сквозняке.
— О! — Себастьян извлек из кармана носовой платок и осторожно вытер Эсме глаза.
— Она все время говорила о его закаливании, но Уильям слишком слаб, чтобы подвергаться воздействию свежего воздуха. Представляешь, она даже собиралась вынести его на улицу и вообще вела себя легкомысленно, о чем я ей и сообщила, а она… она… — Эсме втянула носом воздух, и по ее щекам снова потекли слезы, — она сказала, что Уильям жирный, как свиная отбивная, и у него нет никакой простуды. Такое впечатление, будто она новорожденных в глаза не видела! Любой дурак в состоянии услышать, что Уильяму трудно дышать, когда он спит.
Уильям продолжал безмятежно похрапывать, и тогда Себастьян внимательно посмотрел на Эсме. Яркость красок исчезла с ее лица, и ей на смену пришли истощение и крайняя бледность.
— Бедная ты бедная, — пожалел он. — Ты совсем измучилась, да?
— Ах, это так утомительно! Никто не понимает Уильяма, никто! Даже нянька говорит, что он сильный мальчик и я должна оставлять его на ночь в детской. Но как я могу пойти на это? Что, если я ему понадоблюсь? Или вдруг он проголодается? Что, если его состояние ухудшится или сползут одеяла?
Откинувшись на спинку кровати, Себастьян нежно заключил Эсме в объятия, а она прислонилась к нему с громким мучительным вздохом.
— Он славный парень, — одобрительно произнес Себастьян.
— Да.
Эсме совершенно выбилась из сил — он видел это по ее глазам.
— Тебе непременно надо отдохнуть.
— Вовсе нет. Это ты не должен здесь находиться! — всполошилась она, принимая сидячее положение. — Моя матушка… ты ведь видел ее за обедом. Она приехала погостить, и пока…
Себастьян заранее решил, что не скажет ни одного плохого слова о матери Эсме.
— Успокойся, она не узнает, что я у тебя в спальне.
Спустя некоторое время длинные ресницы Эсме сомкнулись, и ее тело расслабилось в его объятиях. Подождав еще немного, Себастьян переложил ее на подушки и осторожно забрал из ее рук ребенка.
Глаза Эсме тотчас распахнулись.