– Да, – согласилась Анна. – Переспелый и раздавленный. Интересно, такие духи скользкие или липкие?
И они смеялись, и совсем не над тетками, которые душатся мылом с мандарином, да еще в такую жару, а просто потому, что им весело жить на этом свете – вот так, все время вместе, одинаково слыша, одинаково чувствуя, одинаково думая, одинаково нуждаясь друг в друге… Им хорошо вместе – вот так сидеть, тесно прижавшись друг к другу, закрыв глаза, и не видеть праздную толпу – что там разглядывать? Совершенно нечего там разглядывать, – и придумывать свои названия каждому запаху, проплывающему мимо них.
– Елка в компоте. – Анна повела носом вслед очередному аромату.
– В сливовом, – уточнила Ольга, улыбаясь. – Ор-р-ригинальная композиция.
– Сумасшедший народ. – Анна явно копировала кого-то, тяжело вздыхая. – Это просто какое-то буквально безумие.
Ольга засмеялась, и Анна засмеялась, и прямо посреди этого смеха, прямо на гребне уже привычной и всегда такой удивительно новой радости, Ольга вдруг уловила что-то страшно знакомое – ужасающе, угнетающе знакомое, так старательно забываемое, но не забытое… Еще ничего не поняв, совершенно инстинктивно она вскочила, схватила Чижика в охапку и в панике оглянулась, выискивая путь к спасению.
– Как ты держишься? – Глубокий, мягкий баритон. Голос был бы очень красивым, если бы не злобное выражение, сочащееся из каждого слова, каждого звука, даже каждой паузы. – Что за походка? Ты уже не маленькая, чтобы так скакать… Никакого воспитания, смотреть противно.
– Отлезь от девки. – Женский голос был холодный, жесткий и тоже раздраженный. – Воспитатель нашелся… Курам на смех. На себя посмотри, придурок. И вообще заткнись. Надоел, зараза, как печеночная глиста.
Ольга стояла, окаменев, крепко прижимая к себе Анну, боясь оглянуться… Хотя оглянуться почему-то очень хотелось. Наверное, потому, что сама Ольга никогда не говорила таких слов… И даже не думала таких слов! Ну почему, почему, почему она никогда не говорила и даже не думала таких слов?!
– Какой дед противный, – шепнула Анна ей в ухо, и теплое шевеление ее клювика мгновенно вывело Ольгу из оцепенения.
«Я не боюсь. Мне давно уже нечего бояться. Я свободна, счастлива, и у меня есть Анна!» Ольга перевела дыхание и спросила совершенно спокойно, даже улыбаясь:
– А почему ты думаешь, что это дед, Чижик? Может, он молодой?
– Ну вот еще, – удивилась Анна. – Ничего не молодой. Злой-злой. Как Кощей Бессмертный. Ты меня на землю поставь, я уже большая. Папа боится, что тебе тяжело меня таскать.
– Ты уже большая, но мне ни капельки не тяжело, – возразила Ольга, но все-таки поставила Анну на ноги, а потом с любопытством оглянулась на голоса. Просто любопытство, ничего больше. Сейчас ей абсолютно нечего бояться.
Интересно, а чего она боялась раньше? Вот этих пустых, зеленых, как бутылочное стекло, глаз? Этого иссушенного злобой лица? Поганых слов, произносимых поганым бархатным голосом? Злой старый Кощей Бессмертный. Вообще-то он ничуть не изменился. Да и что это за возраст для мужика – ему ведь и пятидесяти еще нет. Но старый. Наверное, родился уже старым, просто она раньше не замечала.
Свободна. Совсем свободна, навсегда, от всего. Это чувство было таким неожиданным и таким восхитительным, что Ольга вдруг засмеялась от радости. Свободна! Наконец-то все изменилось. Наконец-то она сама изменилась.
Изменилась до такой степени, что он ее не узнал. Ну конечно, другая прическа, и очки черные, и бесстыжий сарафан, и небывалый загар… Да к тому же смеется.
– Оля!!! – Крик был до того пронзительным, что вся толпа в радиусе по крайней мере двухсот метров тревожно колыхнулась и завертела головами. – Оля! Это ты! Оля, подожди, я иду!
Ольга еще успела заметить проступающее тревожное недоумение на холодном лице Григория, и начинающийся поворот его головы в сторону источника крика, и поднимающиеся брови породистой, холеной, но сильно немолодой женщины, стоящей рядом с ним, но тут же забыла обо всем, потому что увидела долговязую тощую девчонку, которая продиралась сквозь толпу к ней, крича и размахивая руками. Шурка ее узнала.
– Шурка, – тихо произнесла Ольга, с трудом проглотив комок в горле. – Вот дурочка, зачем в рыжий цвет покрасилась?
Она чуть не бросилась Шурке навстречу, но Анна уцепилась за ее руку и ревниво спросила:
– А это еще кто?
– Очень хорошая девочка. – Ольга обессиленно шлепнулась на скамейку и посадила Анну рядом, прижав к себе. – Это просто замечательная девочка… Мы раньше жили вместе и очень дружили… Шурка мне так помогала, ты себе представить не можешь…
– А я? – тревожно начала Анна, прижимаясь к Ольгиному боку, обхватывая ее руками и заглядывая ей в лицо. – Я тоже тебе помогаю, правда?
– Чижик, я тебя люблю, – твердо сказала Ольга, обнимая Анну и глядя, как Шурка сломя голову несется к ней. – Я тебя больше всех люблю, ты это всегда помни. Пообещай, что не забудешь…
Анна не успела ничего ответить, потому что Шурка налетела как стихийное бедствие – крича, плача, смеясь, тряся безобразно рыжими волосами. Она с размаху плюхнулась на скамейку рядом с Ольгой, обхватила ее длинными тонкими руками, уткнулась мокрым лицом ей в плечо и забормотала, всхлипывая и задыхаясь:
– Ну почему ты не звонила?… И не писала… И пропала… Я жду-жду, а ты пропала… А я жду-жду…
– Ты зачем в рыжий цвет выкрасилась? – спросила Ольга, стараясь не разреветься. С одной стороны ее крепко обнимала Анна, сопя и настороженно поглядывая на неожиданную соперницу. Неожиданная соперница приклеилась к Ольге с другой стороны, заливая ей слезами плечо, ощутимо придушив в горячих объятиях. Прямо под носом Ольги на тонкой, загорелой Шуркиной руке переливались черненым серебром несколько тонких браслетов. Совсем взрослая девочка, вон какая высокая стала, даже сидя она была заметно выше Ольги. Ольга погладила рыжие патлы и проглотила слезы.
– Как хорошо, что мы встретились… Ой, как ты выросла, Шурка… И какая красивая, дурочка рыжая… Как ты живешь, расскажи скорей. Не реви, ну тебя, перестань сейчас же, а то я тоже сейчас заплачу…
Анна засопела сильнее и вдруг громко произнесла склочным голосом:
– Не реви сейчас же! А то как дам…
Шурка оторвалась от плеча Ольги, наклонилась вперед, вглядываясь в лицо Анны, засмеялась сквозь слезы и быстро заговорила:
– Ой, боюсь-боюсь-боюсь… Не надо меня бить, я хорошая, я больше не буду, я просто от радости… Ты кто? Оль, кто этот чижик?
– Это мой Чижик, – растерянно пробормотала Ольга. – То есть это Анна Игоревна. Ей недавно исполнилось пять лет. Чижик, познакомься, это Александра, тоже очень хорошая, прямо как ты, только ей уже семнадцать… Шурка, мы ведь три года не виделись, с ума сойти…