– Ты меня любишь? – часто спрашивала его Ника, когда он приходил со смены, будучи под градусом, и с удовольствием вел разговоры, большую часть которых потом не помнил.
– Конечно, – кивал он. – Иди, покажу.
– А ты знаешь, что я тебя тоже люблю? Хочешь, родим ребенка?
– Родим, – соглашался он и немедленно приступал к его изготовлению. И Ника во всем старалась увидеть хороший знак. И в том, что они вместе уже столько времени, она тоже видела примету. Ведь если бы она была ему безразлична – разве бы стал он продолжать это знакомство? И разве соглашался бы рожать с ней детей?
«У него же уже есть ребенок», – лукаво шептал Нике на ушко голос, который теперь так редко навещал ее. Здравый смысл заставлял задуматься, почему Ника никогда не рискует спрашивать о таких вещах у Мити трезвого. Или подумать, проанализировать его отношения с ребенком, который рос всего в трех станциях метро от его Гольянова. Ника была слепа и глуха. Он любит, он хочет ребенка. Зачем задумываться о чем-то еще?
Так шло время. И Ника проводила больше времени у него дома, чем у себя в особняке. Она давно уволила домработницу, чтобы не платить деньги, которых было все-таки не так много. Она забыла лица, которые когда-то составляли ее круг. Она ничего не знала о Лиде, о судьбе ее паралитика-мужа, о Марине, которая в какой-то момент сорвалась с цепи и послала Нику подальше. Что с ней случилось, интересно? Собака бешеная укусила? Или просто ее бывшая сноха Лидка – у той-то укус точно ядовитый. В дом Лиды уже заселились какие-то иностранцы, они ходили по поселку парой – пожилой лысый рыхлый мужчина в клетчатой безразмерной куртке и моложавая, хоть и очень морщинистая дама в ярко-красной ветровке. Они медленно выгуливали старого перекормленного бассет-хаунда и всем подряд улыбались широкой, совершенно нерусской улыбкой. Ника не знала, купили ли они дом или только снимали, да это и не было ей интересно. Вот по самой Лидке, сучке, она иногда немного скучала, но не признавалась в этом себе. Лидка – стерва, чего о ней горевать.
Все старые компаньоны Степанова тоже словно сговорились и не замечали Никиного существования. Никто не звонил, никто не приезжал, не звал на вечеринки, на которых раньше ей приходилось бывать так часто. Степановский мир никуда не делся, он остался на месте или, вернее, продолжал крутиться вокруг своей оси. Вот только оставшийся без рулевого Никин корабль был безнадежно отброшен за пределы атмосферы и болтался теперь в открытом космосе один-одинешенек. Если бы не Митя. И чем ближе они становились, чем чаще он позволял Нике оставаться у себя или, наоборот, чем дольше застревал в ее ласках и заботах там, в «озерах», тем спокойнее и увереннее она себя чувствовала. И его друзья, его образ жизни, семечки, которые он действительно обожал и разбрасывал везде, – все это только лишний раз доказывало, что Ника теперь уже не одна, она с ним, она любима, желанна, нужна. Они поженятся, у них родится ребенок. Мальчик и… тоже мальчик. Или девочка. Какая разница. Может быть, они даже будут ездить в Рогожкино на лето. Сейчас, сквозь пелену всех этих лет, Ника смотрела на Рогожкино другими глазами. И когда она рассказывала о нем Мите, тот одобрял ее любовь к родному краю. Египет он, кстати, совсем не одобрял, Париж презирал в открытую, а вот на Рогожкино реагировал очень позитивно. Россия же. И без этих, на «Порша€х».
– Надо бы вообще к тебе туда смотаться. Там рыбалка должна быть забубенная, – говорил он.
– Конечно, съездим. Хоть бы вот этим летом!
– Ладно, надо будет подгадать с отпуском. А твои не будут против?
– Мои? – удивилась Ника. Уже давно она тех, что в Рогожкине, не называла «своими». Она отлепилась от них, а теперь действительно получается, что они – ее. Особенно если туда действительно приехать. И ведь там будет мать, там будет отец, братья двоюродные небось совсем уже спились. Приехать на «БМВ», в шубе. Или в кожаных штанах. В ушах брюлики. Нет, Митька не одобрит.
– Ну, мамка твоя не будет против, что мы вместе?
– Что мы вместе? Что ты, – радостно убеждала его Ника. «Мы вместе» из его уст она воспринимала как обещание. И действительно, они уже практически жили вместе. И все, о чем Ника мечтала, уже становилось реальнее и реальнее. Нет, они, конечно, не поженились. И даже еще не говорили об этом. И детей еще тоже не завели, хотя и много раз шутили на тему того, как Ника потом будет дитя сиськой кормить, а пока надо потренироваться – на нем, на Мите. Он тоже уже явно привык и принимал всю эту ситуацию целиком и в частностях. И дом, которого он поначалу так шугался, теперь был им обжит и помечен семечной шелухой. И в бане он любил с Никой париться, и даже веников в лесу наломал березовых и дубовых. Он даже перезнакомился со всеми мужиками в охране «озер», и когда ему дома у Ники становилось скучно, он шел на пост, в будку и сидел там, гутарил с мужиками или смотрел с ними футбол по маленькому переносному телевизору, который показывал ужасно. Но зато вместе было интереснее кричать: «Куда прешь, дебил!» и «Дети по мячу бьют лучше вас». И Ника почувствовала себя совершенно счастливой, пока однажды вдруг в ее доме не раздался звонок и Лемешев спокойным голосом не сказал, что им надо бы поговорить.
– О чем мне с тобой говорить? – удивилась Ника.
– И тебе, и Дмитрию Ивановичу тоже. Вы завтра будете в «озерах»? Я подъеду?
– Дмитрию Ивановичу? – Ника даже не сразу поняла, о ком идет речь. А поняв, побледнела и занервничала.
– Да. Ему тоже. Он, кажется, завтра не работает.
– Откуда ты узнал… – начала было Ника, но Лемешев ее перебил, сказал, что сейчас ему говорить некогда и чтобы завтра ближе к вечеру она ждала его всенепременно.
– Пирогов можешь не печь, – хохотнул он и повесил трубку, оставив Нику в глубоком замешательстве.
Утверждение 19
Бывает, что я не уступаю в споре лишь потому, что не хочу уступать
(____баллов)
Самой большой проблемой в жизни Жанны теперь, как это ни странно, стала ее же собственная квартира. Когда она затевала весь этот переезд в Куркино, Жанна рассказывала себе (и Машке тоже), что все это – дело временное и вообще, что она идет на это только из-за Павла Светлова. И что потом все как-нибудь само собой сложится, а квартиру пока можно было бы и сдать. Впрочем, сдавать квартиру Жанна пока не решилась. Ей все казалось, что эта история с переездом – ненадолго. Вот еще пару недель, месяцев – и Саша обязательно проявит себя с какой-нибудь негативной стороны. И они разбегутся. Или он бросит ее. Или еще какая-то хрень образуется. Так было всегда. И Жанна ждала, а к жизни своей в Куркине относилась как к трудовой деятельности. Не больше. Во всяком случае, она себя пыталась в этом убедить.