Читать интересную книгу Совсем не прогрессор - Марик Лернер

Фотографии. Сначала копия таскаемой в кармане. Галя в простом ситцевом платье, с распущенными волосами, на ступенях единственного в гарнизоне Дома культуры. Прогулка в выходные и удачно подвернувшийся фотограф. Он еще одну сделал. Ага. Вот и она. Они все вместе с Надей.

Дальше пошли фотографии девочки. По одной на каждый год. Первая — еще младенец, и вплоть до парадной школьной формы. Первый раз — в первый класс. А его не было. Он речи выслушивал.

Мелкие фотографии для каких-то документов. Почему-то вечно просят шесть, а в фотоателье делают десять штук. Потом и ни туда и ни сюда. Вот и остаются. Выбросить жалко — вдруг пригодятся, — а не так уж и часто требуется менять пропуск или паспорт. Лет через пять тебе говорят: «He-а, сделай нормальную».

Общая фотография с окончания школы, окончание училища. Лица мелкие, пожелтевшие. Явный казах с двумя медалями. Одна «За взятие Будапешта», другая «За боевые заслуги». Ну, хоть не трус Костин прадед был.

Маленькая Галя, солидный мужчина и женщина. Наверное, родители. Голова у женщины тщательно закрашена. Ничего не разобрать.

А это, видимо, муж. Фотография общая, из разряда после загса. Двое свидетелей и брачующиеся. Белое платье на невесте. Летная форма на женихе, не старше тридцати, и лицо смутно знакомое. Где я мог его видеть? Ерунда какая. Не могли мы сталкиваться.

Все. Странно это. Почему так мало фоток? Нет у нее никаких альбомов в другом месте. Эта коробка — единственное место, куда он раньше носа не сунул. Нельзя без разрешения в чужих бумагах копаться и письма читать.

Ладно, не суть. Документы пошли.

Свидетельства о рождении. Кости, Нади, Гали. Это важно. Диплом и школьный аттестат — пока в сторону.

Твою мать! Под бумагами лежала пачка денег. Это ж те самые. За машину и оставленные при отъезде. Сашка старательно пересчитал. Так и есть — точно семь с половиной тысяч. Она вообще ничего не тратила? Дурдом. Лучше бы он самостоятельно что-нибудь приличное купил и в дом приволок. То же платье и туфли. Больше пользы, чем вот так.

Он замер и задумался.

А ведь я даже цветов ни разу не подарил. И новое платье так и не заставил купить. Ну, по второму пункту она всегда имела свое мнение, но почему в голову не стукнуло — не купить, так сорвать обычные цветы. Идиот! Жратву таскал, деньги отдавал, на Надьку соображалки хватило ботиночки принести и школьную форму, а простейшая мысль в голову не поступила. И ничего уже не исправить. Почему я такой тупой!

Перекурил, старательно пуская дым в форточку, и вернулся к столу.

Серьги с рубинами, почему здесь, она ж носила? Ладно, будет Надьке, когда подрастет. Память.

Тоненькое обручальное кольцо. Вот его на пальце не видел. Даже в госпитале. Крестик на простой веревочке. Не носила. В церковь как-то заходила — это он помнит хорошо, а крестик не носила. Почему? Теперь не спросишь.

Свидетельство о браке. Свидетельство о смерти Дмитриева Василия Лукича. Все. Хотя нет. Еще какая-то бумажка.

Развернул, прочитал и обалдел. Копия оригинала. Валиханов Петр Чингизович скончался в ИТК (номер отсутствует) 7 апреля 1985 г. от острой сердечной недостаточности. В связи с осуждением по статье 58–2–4–10–11 тело умершего выдано быть не может.

2–4–10 — это чистый буржуазный национализм. Стандарт. 11 — просто довесок. Веселое дело. Что же он натворил? Про автономию вякал или призывал школы казахские открыть? Какой, блин, мусульманский национализм, если мать русская, на русской женат, дочка крещеная и главным инженером на заводе работал. То-то Галя про анкету говорила. А мамаша ее что? Как не было, даже фотографии отсутствуют. Правильно отказалась от мужа-подлеца? Вновь вышла замуж? Поэтому и замазана на фотке? Никаких писем Галя сроду не получала и не общалась с матерью. Про отца как-то сказала — умер, и про должность тогда же помянула. А ее ни разу не вспомнила.

Так, подтягивая к себе пепельницу и поджигая справку, решил: извини, Галя. Хватит с меня и моих проблем, незачем еще чужие сложности детям в наследство передавать. Я человек безродный, родственников не имею. И им они без надобности. Если потребуется, непременно добрые дяди в погонах напомнят, а самим в анкетах отражать глупо. Ничего не знаем, ни о чем не ведаем. И предъявить нам нечего. Я человек прохожий, абсолютно случайный и не обязан знать всякие подробности, отражаемые в личном деле. Не было у моих детей таких родственников и быть не могло. Так оно проще. И эту семейную, без лица, тоже спалить, и прадеда — извини, солдат, — в огонь.

Я прекрасно помню слова Пушкина: «Неуважение к предкам есть первый признак дикости». И речь недавнюю нашего идеологического руководителя Ткачука: «Каждый человек должен с детства проникнуться культом родной земли, пропитанной потом и кровью отцов». Ничего не поделаешь — наша Родина Советский Союз, а в нем иметь деда буржуазного националиста не самый лучший вариант.

— Почему так воняет? — спросила Грета, появляясь в дверях. — Ты что, бумаги жжешь? Не вздумай! Любая справка может пригодиться. Никогда не знаешь, что через много лет понадобится.

— Слушай, — закуривая очередную сигарету, поделился Сашка, — я вот прикинул, у меня отсутствуют знакомые с чистой анкетой. Кого ни посмотреть внимательно, а что-то в биографии присутствует подозрительное. Разве Игорь, или он тоже того?

— У него в роду раскулаченные, да по нынешним временам вроде криминалом не являются. А чего странного? Идеальных людей не бывает, у каждого присутствует тщательно скрываемый скелет в шкафу, а если копнуть дедов-прадедов… Правда, почему я за них отвечать должна, да еще и по линии национальности, простой немке не понять. У нас ордунг унд арбайтен важнее. По своим делам платить нужно. Это ваши славянские штучки. Сын за отца не отвечает, а в анкете обязан указать.

— Я — идеален, — с удовольствием сообщил Сашка. Предки неизвестны, сам герой. Не к чему придраться.

— Ты очень хороший парень, — серьезно заверила Грета, — совершенно не представляющий, во что ввязывающийся. Из самых лучших побуждений и не ища для себя выгоды. Как с Игорем, например. Взял и отдал ему для небезызвестного всему гарнизону Жоры морской кортик. Я специально проверяла, в начале пятидесятых их для флотских отменили, и вещь недешевая. Но почему у самых разных людей вечно появляется одинаковое чувство, что, дружески беседуя, ты, не меняясь в лице, засадишь в печень? Просто потому что тебе показалось это правильным.

— Я такой неприятный? — после паузы спросил Сашка.

— Да нет, — с досадой сказала Грета. — Как бы это сформулировать понятнее… В тебе словно два человека одновременно уживаются. Снаружи симпатичный технарь, а внутри сидит жутко агрессивный тип, способный выкинуть что угодно. Вроде никак не проявляется, а люди чувствуют.

— Маньяк-убийца, — без особого веселья в голосе предложил Сашка.

— Не то, — поморщилась Грета, — я ведь слегка представляю, как зарабатывают ордена за речкой. Ты ж не из вертухаев, аулов не жег, детей не расстреливал, зато шомполом в ухо или металлической проволокой голову часовому наверняка пробовал. Ты уже не там. Жизнь слегка сложнее. Не просто хороший — плохой и черное — белое. Существует множество оттенков. Белый состоит из различных цветов, которые смешаны в различных пропорциях.

— Физика, шестой класс, — пробормотал Сашка.

— Имеющий уши да услышит. Терпимее к людям нужно относиться. Иногда полезнее выслушать противного человека, не демонстрируя, насколько ты его не уважаешь. Если он неприятен, это еще не значит, что он неправ.

И Ксения Юрьевна что-то похожее говорила, подумал Сашка. Правильный штампованный солдатик. Получается, нынешнее мое состояние — это результат взрыва. Старые рефлексы засбоили, воспитание поплыло, а характер никуда не делся. И вполне себе перестал воспринимать всех подряд сомнительные вещи говорящих — врагами. А так я, пожалуй, и в глаз бы засветил подозрительной лишенке. Я меняюсь? Новая жизнь, другой опыт. Сложно понять, со стороны виднее.

— Иди спать, — сказал устало, — советы проще всего давать, разберись со своей жизнью сначала. Мне сейчас не до высоких материй и споров. Не то настроение.

Грета не стала возражать и молча вышла.

— Я собираюсь стать хорошим отцом, — негромко сказал Сашка неизвестно кому. — И все. Молиться меня учили, верить в Бога — нет. Но если там что-то есть и Галя слышит, пусть знает — я буду стараться. Даже если совсем не идеален. Любовь — это когда думаешь о другом в первую очередь, так?

Ему показалось, что по голове очень знакомо погладила Галина ладонь. Невольно обернулся — никого. Если это ответ — спасибо.

Часть вторая

Ушелец

Глава 1

Старый знакомый

Сашка потянулся и зевнул. Он сделал то, что нужно. Поставил себе мысленно плюс и нажал кнопку, извлекая диск. Хорошее дело дежурство по выходным. Пьяные и грабежи его не касаются. И в Главное управление их не доставляют. На то есть районные отделы. Ночью в основном тишина и благодать, по пустякам не беспокоят. Сидишь и занимаешься своими делами. Днем вечно куча проблем на пустом месте. Забодали товарищи в погонах. Ничему учиться не хотят, надоело одно и то же по тысяче раз всем повторять. Большинство проблем они сами и создают. Если ему нравится собирать, чинить и отлаживать эвээмки, это еще не значит, что он счастлив бегать по дурацким вызовам.