Зря он, впрочем, так беспокоится — у нее нет никакого желания бежать на встречу с Лучаном. Она даже вооружилась на всякий случай: взяла в постель деревянную спицу, памятку о том, как они с Лейшей пытались научиться вязать.
Сжимая спицу в одной руке, другой она гладила Джека Бауэра. Когда из-за туч проступала луна, на потолке танцевали тени.
Зачем ей спица, Мина толком не знала. Пронзить ею сердце любого мужчины, который войдет к ней в спальню, будь то вампир или человек? А что, нормально. Никаких теплых чувств к противоположному полу Мина сейчас не испытывала.
Все, что она узнала за вечер, еще не уложилось как следует у нее в голове. Вряд ли ей удастся хоть когда-нибудь это осмыслить — о том, чтобы поверить в это, и говорить нечего.
Сознавая, что после всего пережитого ей настоятельно нужен отдых, Мина выбрала самую уютную ночную рубашку, укрылась одеялом до подбородка — и поняла, что уснуть не сможет. Причина была не в громе и не в звуках, доносящихся из гостиной.
Мужчина ее мечты, предел совершенства… если честно, она даже подумывала, не уехать ли с ним в Румынию… этот мужчина оказался вампиром.
Вампиром! Фантастическим существом самого несимпатичного Мине вида!
Нет, стоп. Реальные вампиры — не то что вымышленные. Они творят жуткие вещи, куда страшнее киношных кадров, которые, как Мина думала до сих пор, навсегда отпечатались в ее зрительной памяти. Такого ни один сценарист не выдумает.
А Лучан, извольте радоваться — их предводитель. Сын Влада Дракулы, сажавшего людей на кол.
Закрывшись в спальне, Мина откопала потрепанного старого «Дракулу», приобретенного в готический школьный период, и стала его перечитывать.
Это было большой ошибкой. Все вспомнилось разом — не только кровавые монстры, с которыми по долгу службы сражался Аларик Вульф, но и Мина! В книге была девушка с таким именем! Это она влюбилась в Дракулу и отведала его крови… а потом ее, как водится во все книгах и фильмах, конечно, спасли.
Ну почему это все происходит именно с ней? Хватило, казалось бы, и того, что она знает, как умрет каждый встречный, и считает своим моральным долгом ему об этом сказать.
Так нет! Ее угораздило влюбиться в сына самого гнусного персонажа готической литературы, оказавшегося к тому же вполне реальным лицом. И сынок Дракулы ее покусал.
Когда все это останется позади (конечно, останется, как же иначе), она напишет об этом книгу.
Непременно напишет. Должен ведь кто-то принести весть из потустороннего мира. Это единственный способ уберечь других женщин от того, что сейчас переживает она.
«Женщины с Венеры, вампиры из ада»![24]
Мина лежала, следя за пляской теней, и обдумывала, что ей ответить, когда Опра спросит, почему она позволяла Лучану проделывать с собой эти вещи. Увлеченная новой идеей, она не заметила, что Джек Бауэр поднял голову и навострил уши, глядя на балконную дверь.
Хотя нет, палатинец ее к Опре не пустит. Он твердо убежден, что общественность о существовании вампиров знать не должна.
Но почему, почему они такие жестокие? Даже те, кто не убивает молодых девушек? Почему сердцу так больно?
Не будем забывать, что она сама позволила Лучану делать с ней все, что он хочет. И ей это определенно понравилось.
Это, конечно, еще не значит, что они поступили правильно.
Джек Бауэр начал вибрировать и глухо рычать, вытянув к балкону свою лисью мордочку. Мине показалось, что мимо занавешенной двери пронеслось что-то черное.
Голубь скорее всего. Или полиэтиленовый пакет, подхваченный ветром.
— Что там, мальчик? — шепотом спросила она. — Птичка? Птичку хочешь поймать?
Джек Бауэр встал, взъерошил шерсть и зарычал еще громче, не сводя глаз со стеклянной двери. Его тельце сотрясала крупная дрожь — Мина при виде этого сама покрылась мурашками.
Нет, это не птица.
Что же тогда? Или кто?
— Тихо, малыш. — Мина спустила ноги с кровати, крепко зажав в кулаке вязальную спицу.
Надо скорее позвать Аларика Вульфа. Он здесь как раз для того, чтобы ее защищать.
Хотя нет, не для этого. Он хочет узнать адрес ее любовника, чтобы убить его.
А тот, в свою очередь, убьет и его, и Джона.
Она не даст им погибнуть и Лучану тоже не даст — кем бы он ни был, что бы он с ней ни сделал, сколько бы ей ни лгал.
Гром грянул через пару секунд после вспышки молнии. Гроза перебралась через реку и вот-вот будет здесь.
Аларика звать нельзя. Если она это сделает, он умрет от руки Лучана, а за ним вскоре последует Джон. При условии, что она не спятила и там, за дверью, в самом деле Лучан. Как это вообще-то возможно? У них одиннадцатый этаж, пожарной лестницы нет. Мина гнала от себя мысли о летучих мышах и графе Дракуле, который у Брэма Стокера лазил по стенам наподобие ящерицы.
Выставив спицу вперед, она двинулась к балкону. Жалюзи и белые занавески мешали рассмотреть, есть там что-нибудь или нет. Джек Бауэр спрыгнул с кровати и шел за ней, не переставая рычать.
— Джек! Плохая собака! Тихо! — шикнула Мина.
Он, как всегда, не обратил на нее абсолютно никакого внимания.
Мина взялась за ручку, набрала воздуху и дернула дверь на себя. В лицо ей ударил ветер, Джек тут же выскочил на балкон.
— Джек, нельзя! — Мина с сердцем, колотящимся где-то в горле, рванула следом, но на балконе ничего — и никого — не было.
Она стояла на ветру, вся дрожа. Небо представляло собой мозаику из туч, за которыми то и дело сверкала молния. Луны почти не было видно. Оглушительный раскат грома отозвался у Мины в груди, и она не сразу расслышала, что ее кто-то зовет. Раскатистый голос, выкликающий ее имя, сливался с громом.
Джек, рыча и скалясь, просунул нос сквозь перила на стороне соседской террасы.
Мина посмотрела туда — и увидела.
Глава сорок вторая
1.15, 17 апреля, суббота.
Парк-авеню 910, кв. 11В.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Лучан стоял на террасе Антонеску, и его длинное черное «барберри» развевалось вокруг него, как средневековый плащ.
Что он там делает, почему так смотрит?
Сейчас ночь, из туч над головой того и гляди хлынет дождь.
Она прижала руку к выпрыгивающему из груди сердцу.
— Мина. — Голос, похожий на струящийся шелк, ласкал ее кожу, как мягкий хлопок ночной рубашки.
Он звал ее, как молния зовет к себе гром.
Что же ей делать? Как ему отвечать?
Она прислонилась к стене и сказала через восьмифутовый прогал, разделявший их:
— Лучан, я не могу сейчас разговаривать.
Голос у нее дрожал, как и пальцы, но она упорно держала спицу, надеясь, что он не заметит.