Если меня отправят куда-нибудь в глушь, то тебе придется отречься от этой роли – это трудная роль. Не стоит. Я думаю, ты сама с этим легко согласишься.
Впрочем, не будем заглядывать вперед, мы еще спишемся. Во всяком случае, к мысли, что нас ждет неудачная ситуация, тебе следует приготовиться.
Для меня она будет несколько трудней, чем для тебя, но ладно, поговорим об этом всем после.
Крепко-крепко тебя целую, моя милая Ресничка.
Твой Сергей
P.S. 14/VIII. Милая моя Ресничка, до сих пор не удалось отправить письма. По дополнительным сведениям, ссыльных в Красноярске не оставляют. Мне сказали, что на мое имя писем на почте нет. Это меня беспокоит.
17/VIII 35 г.
Милая Ресничка!
Еще по дороге сюда, в Красноярск, я беспокоился о том, чтобы подарить тебе букет цветов 14-го [175] или 15-го (!) числа, и я с некоторой грустью думал, что мне в Москве некого попросить об этом. Это было даже немного обидно – прожить в Москве целых семнадцать лет и, уехав, не оставить там никаких друзей. Отчасти это хорошо – некому радоваться по поводу моего отъезда.
Мне сказали, что на почте писем на мое имя нет, – это странно. Еще несколько дней, и я начну нервничать, ведь свидание наше было двадцать дней тому назад, и я надеялся, что ты вскоре же напишешь мне.
Я послал тебе четыре письма, три с дороги и одно отсюда, из красноярской пересыльной тюрьмы.
Мое положение пока без перемен – что будет дальше, неизвестно.
Почему от тебя нет писем!?
Ты не можешь себе представить, как было бы радостно для меня иметь твое письмо, сколько раз я бы перечитывал его! Это не упрек, я уверен, что ты писала мне, но я начинаю беспокоиться.
Фантазия работает пока еще бледно, но скоро мне ясней и ясней начнет представляться, что с тобой что-то случилось.
Прошел целый год… как много событий, как много перемен: от Черного моря до Енисея [176] . Это самый бурный, самый насыщенный год в моей жизни.
От радости видеть тебя до печали не видеть.
И ведь так еще недавно я мог позвонить тебе по телефону, встретиться с тобой.
Почему от тебя нет писем!?
Жаль, что нельзя в письме передать интонацию этой фразы. Я глупею вдали от тебя.
Я болен Генриэттотропизмом, и я могу увянуть.
Я болен Генриэттотропизмом, и я могу расцвести. Почему от тебя нет писем!?
Мне душно без них.
Я не упрекаю тебя. Я уверен, что ты писала мне. Я люблю тебя, и мне сейчас грустно.
Крепко тебя целую и беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя, и мне хорошо.
До свидания, моя милая Ресничка!
Сергей20/VIII 35 г.
Милая моя Женюша!
Послал тебе вчера телеграмму и сегодня вторую. Вчера получил твое письмо от 8/8 и сегодня от 12/VIII. Я только вчера был выпущен и поэтому раньше ничего поделать не мог. Посылал тебе телеграмму еще дней пять тому назад, но не знаю о ее судьбе ничего…
Очень меня гнетет положение с О.Э., с нетерпением жду ответа на мою телеграмму. Ужасно все складывается, я удивляюсь причиной ее мытарств и ничем не могу помочь. Что делать, неужели я должен быть виной ее жизненных невзгод. Кажется, достаточно моральных страданий я ей принес. Теперь очень… Особенно тяжело чувствовать свое бессилие.
Я пишу из полумрака лесного ин[ститу]та. Новое, наполовину построенное здание, пыль, грязь, стук. Предлагают читать детали машин, я согласен даже на курс гидродинамики (шучу, конечно!). Одет в чужие ботинки и калоши, мокрые ноги в волдырях, беспросветный дождь на улице, ночь спал у местного алкоголика в передней (пришлось его предварительно напоить), но все это чупаха [так!], которая, максимум, вызывает у меня игривую улыбку.
Пользы за прошедшие полгода я получил много.
Неужели ты не получила моих писем? Одно письмо с дороги я отправил О.Э., о судьбе его не знаю ничего.
Как только устроюсь, телеграфирую, надеюсь, телеграмму ты получишь раньше письма.
Сейчас я жду заведующего учебной частью. Весь вопрос будет в комнате. Публики квалифицированной здесь нет, а я, право, неплохой работник. Если бы не мое curriculum vitae [177] , то здесь можно было очень сносно устроиться.
Посмотрим.
Города еще не знаю, трамвая нет, в общем, не лучше Ногинска.
Комнату в стиле Полины Константиновны] [178] мой алкоголик попытается мне найти.
За истекшие полгода вкус водки не изменился.
Не думай, что я пошел по этому пути на радостях свободы. Я за заботами почти не почувствовал ее, это был единственный способ, правда, рискованный, найти себе ночлег. Хотя погоду такую я очень люблю. Но ночевать на улице я предпочитаю в другое время.
Вообще я отвык от комфорта.
В параше розы не цветут – прошу простить за вульгарность афоризма.
Крепко тебя целую, очень беспокоюсь о Леле, что с ней? Как она? Я ей не пишу, т. к. не знаю когда [будет] она в Москве, то [клякса, нрзб.] целую. Дай ей прочесть мое письмо. Получила ли она письмо с дороги?
Сергей21/VIII 35 г.
Милая Ресничка!
Получил твою телеграмму. Тяжело очень получилось с Лелей. Я не знаю, дошло ли до нее мое письмо. Я там писал о материальных делах. Не знаю, как обстоит дело и со всеми вещами – получены ли мои деньги из МАИ2 и сколько их. Во всяком случае, пусть она расходует, сколько ей нужно. Если кассу олицетворяешь ты, то переведи ей в Воронеж половину имеющихся денег. Я ей писал, чтобы она не стеснялась с деньгами, еще не зная о ее высылке. Ей нужно отдохнуть. Мне трудно отсюда ориентироваться в финансовой и материальной ситуации в Москве. Бесспорно одно, что нужно сделать все возможное для нее на этом поприще. Неужели она заняла позицию экономии денег для себя из тех соображений, что они «принадлежат» мне. Продана ли мебель? и проч. Очень трудно представить себе истинное положение вещей. Я ей напишу в Воронеж до востребования.
Это не вас, моя милая Генриэтта, постигла эта участь? Тогда я был бы очень доволен: во-первых, ты от меня не сбежишь, а во-вторых, ты будешь знать в следующий раз, что значит выходить замуж по любви, в-третьих…, в четвертых…
Пишу из Красноярского парка – хвалили мне его долго и упорно и, как это ни парадоксально, он действительно неплох. [Далее следует довольно длинное описание парка, могучих кедров и проч., которое мы здесь опускаем] [179] . Могучих кедров, впрочем, я не видел.
Мне кажется, что мои письма представляются тебе надуманными. Это неверно. Может быть, они нелепы, но то, что я пишу, получается совершенно спонтанно (самопроизвольно), и по кавардаку, который наполняет мои письма, ты можешь приблизительно судить о том беспорядке, который творится у меня в голове. Приблизительно – потому что в письмах я еще сильно сдерживаю себя.
Ношу с собой курс «Детали машин», но трудно изучать его в парке, думая о тебе, не зная «сопротивления материалов» и ожидая дождя и прописки в милиции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});