Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готы столкнулись с тремя преимуществами противника, которые делали невозможной их немедленную победу над Римской империей. Во-первых, даже если мы (с учетом максимально возможных цифр) предположим, что всего их было 200 тысяч и они могли собрать армию численностью 40–50 тысяч человек (хотя я полагаю, что цифра эта сильно завышена), это по-прежнему могло сравняться с общей суммой людских ресурсов империи лишь частично. Армия всей империи насчитывала 300–600 тысяч человек, а численность населения в целом превышала 70 миллионов (если брать минимальные цифры). В схватке на уничтожение мог быть лишь один победитель, и более проницательные из числа готов (кто-то из тех тервингов, которые путешествовали через Малую Азию, чтобы участвовать в Персидских войнах) полностью осознавали это. Мирные предложения Фритигерна перед сражением при Адрианополе показывают, что он, например, никогда не переставал думать о будущем. Он сказал Валенту, что если армия империи должным образом продемонстрирует свою мощь, дабы устрашить врага, то он сможет убедить своих товарищей умерить свой боевой пыл и заключить мир на основе взаимных уступок. Qui pro quo, которое Фритигерн имел в виду, чтобы добиться выгоды для себя, было достаточно интересно: Валент должен был признать его королем всех ныне объединившихся готов. Таким образом, Алатей и Сафракс оказались бы оттеснены на второй план, не говоря уже о других возможных соперниках Фритигерна из числа тервингов. Впоследствии оказалось, что армия империи не смогла выполнить свою часть соглашения — она погибла вся до последнего человека. Но (здесь в каком-то смысле напрашивается аналогия с Перл-Харбором) когда ресурсы и возможности сторон настолько неравны, одна неожиданная победа в начале борьбы не может изменить ее хода в целом.
Вслед за названной существеннейшей проблемой мы можем упомянуть еще две. Во-первых, не сохранилось свидетельств о том, что готам за шесть лет войны удалось взять хотя бы один крупный укрепленный имперский центр. Очевидно, в римских общинах Придунавья, отрезанных от центра на длительный период, сложились тяжелые условия: к примеру, мы не знаем, могли ли они вообще что-либо сеять. Но ни один город не был взят в результате осады. Это означает, что готы не могли забрать в свои руки запасы оружия и припасов или сами расположиться в хорошо защищенной крепости. Вторая проблема вытекает из первой. Силы готов, находившиеся на юге Придунавья между 377 и 382 г., представляли собой целое племя, а не армию в чистом виде: то были мужчины, женщины и дети, которые передвигались сами и перевозили свое имущество в огромном тележном обозе. Не имея защищенных земель, на которых можно было бы производить продукты питания, и не будучи в состоянии захватить житницы и хранилища, находившиеся в укрепленных пунктах, готы вынуждены были грабить, чтобы прокормиться, и, поскольку им требовалось столько пищи, они практически не имели возможности задерживаться на одном месте. Уже осенью 377 г. севернее Гемских гор не оставалось ничего, и в последующие годы войны, насколько мы можем реконструировать события, готы постоянно передвигались с одного участка территории Балкан на другой. Иногда их вынуждала делать это римская армия, но скорее их безостановочное движение следует приписать отсутствию гарантированных запасов продовольствия.
Победа при Адрианополе позволила готам перемещаться по Фракии, как им было угодно, оставшиеся месяцы 378 г. На следующий год, однако, даже несмотря на то, что империя более не имела полевых сил для ведения боев на Восточных Балканах, они сдвинули центр своих операций дальше к западу в Иллирик: объединенные силы готов продвинулись к северо-западу через Шипкинский перевал в Дакию и Верхнюю Мезию (см. карту № 6). Затем в 380 г. тервинги и грейтунги разделились, вероятно, потому, что вместе им было трудно прокормиться. Алатей и Сафракс двинулись дальше к северу в Паннонию, где, по-видимому, потерпели поражение от сил правителя Западной Римской империи Грациана. Тервинги под предводительством Фритигерна направились на юго-восток по Моравско-Вадарской дороге в Фессалоники и в провинции Македония и Фессалия. Они, похоже, извлекли урок из прежнего опыта, довольствуясь лишь умеренной данью с городов, периодически взимая «отступное», а не опустошали территории, чтобы затем двинуться дальше. Мы не знаем, сколько бы так могло продолжаться: в 381 г. силы Западной империи оттеснили готов обратно во Фракию (вероятнее, на этот раз они шли поЭгнациевой дороге, а не через сердце Балкан). И опять-таки именно во Фракии в конце концов в 382 г. был заключен мир.
Однако в итоге Римская империя после шести лет войны не могла похвалиться полной победой, хотя формальная церемония заключения мирного договора, состоявшаяся 3 октября 382 г., была обставлена как капитуляция готов. Фемистий вновь выступает в качестве свидетеля, и он не оставляет нам никаких поводов для сомнений: «Мы видели их вождей и предводителей, которые не устраивали зрелища из сдачи изорванного знамени, но отдали мечи и другое оружие, символизировавшее до сего дня их власть, и прижались к коленям властителя [императора Феодосия] ближе, чем Фетида, как о том рассказывает Гомер, прижалась к коленям Зевса, когда она молила его за своего сына{180}, пока они не кивнули милостиво и не раздался голос, не возвещавший войну, но исполненный доброты, исполненный мира, исполненный благоволения и прощения грехов».
Однако даже при беглом взгляде на лексику Фемистия понятно, что заключенный договор отличался от соглашения, которое обычно следовало за победой римлян над предполагаемыми иммигрантами, проявившими враждебность. Слова «доброта», «благоволение», «прощение» вносят новую ноту, и разница имеет отнюдь не только риторический характер. Ибо за сдачей не последовали ни кровопролития в цирках, ни массовая продажа готов в рабство, ни распределение множества готских пленников в качестве подневольной рабочей силы в сельские хозяйства. Когда в 383 г. император захотел вновь уверить население Рима, что безопасность империи нерушима, в Колизее были перебиты сарматы, а не готы. Готы же убили римского императора, уничтожили римскую армию и прошли с огнем и мечом по главным трактам римских Балкан, опустошив их окрестности. В мире, где римский император считал себя в полном праве прийти в ярость, если посол «варваров» простирался перед ним без должного усердия, отсутствие мести, кары и показательных мероприятий в 382 г. являлось чем-то из ряда вон выходящим.
Опять-таки мы не знаем всего, что хотелось бы знать об условиях, насчет которых была достигнута договоренность. В некоторых важных аспектах они были совершенно оригинальны. Однако хотя римляне проявили поразительную щедрость в отношении готов, те не получили всего, что хотели. При Адрианополе в число мирных инициатив готов входило предложение сделать Фракию независимым королевством готов. Фритигерн, как мы видели, также вел дело к тому, чтобы Валент признал его в качестве предводителя всех готов-иммигрантов. Ничто из этого не осуществилось. Ни Фритигерн, ни Алатей, ни Сафракс не дожили до мирных переговоров. Может, они погибли в сражении; если же нет, то готы вполне могли свергнуть их и заплатить таким образом часть цены, за которую они купили себе мир. Я не вижу оснований утверждать противное. Империя нуждалась в символах победы, которые она могла бы предъявить налогоплательщикам, и выживание (и даже процветание) победителей при Адрианополе в этих условиях было полностью неприемлемо. Действительно, в течение следующих десяти лет или около того, продолжая проводить уже в пределах границы политику, широко применявшуюся к алеманнам за пределами Рейна (см. гл. III), римляне отказывались признать любого готского лидера, претендовавшего на власть надо всеми соплеменниками. Несомненно, тем самым они стремились разобщить готов. Готскому племени также не удалось получить Фракию в независимое владение. Целостность Фракии как единицы, принадлежавшей Римской империи и управлявшейся из центра, получила решительное подтверждение. Римляне отстроили приграничные укрепления и укомплектовали их живой силой там, где это требовалось; на территории возобновилось действие римского права и сбор налогов. В этом отношении требования готов встретили решительный отпор.
В то же время готам даровали земли, на которых они могли трудиться сами, а не в качестве зависимых арендаторов — мы точно не знаем, где именно. Некоторые лежали севернее Гемских гор в Нижней Мезии и Скифии близ Дуная, где до конца IV в. жили карпы, но часть поселений могла также находиться в Македонии. Куда важнее, что, где бы они ни жили, они селились достаточно большими группами, что позволяло им вести традиционную для них политическую и культурную жизнь. Это четко удостоверено римскими источниками конца 390-х гг. и явлено в самой ткани повествования о происходившем. Одним из результатов договора, выгодных римлянам, стал военный союз. Он подразумевал не только обычный призыв готов в регулярную армию Рима — готы также согласились предоставлять значительно большие силы под командованием своих собственных предводителей для отдельных кампаний. Эти особые случаи подразумевали ведение переговоров императором с готскими лидерами в целом. Из одного примера, относительно которого мы располагаем детальными сведениями, известно, что император Феодосий устроил для них большой пир. Если в 382 г. вожди восстания оказались принесены в жертву и это стало частью условий мирного договора, то немало равных им, очевидно, уцелело, что позволило поддержать идею целостности готской общины. По условиям мирного договора, несмотря на отсутствие права действовать независимо под руководством избранного ими лидера, готы продолжали пользоваться свободой вести переговоры и действовать как единое целое совместно с Римским государством или же против него (как мы увидим в следующей главе). Невозможно представить себе более очевидного расхождения с обычной для Рима политикой в адрес иммигрантов.