Бладсуорт улыбнулся:
– Ты сказала «наши годовщины», а это недвусмысленно подтверждает согласие.
– Только в том случае, если ты плохо знаешь английский язык. Заметь, я сказала «если», а не «когда».
– Оговорка, по Фрейду, говорит сама за себя. Так что все решено.
– Ничего подобного. Без произнесения трех знаменитых слов я не считаю себя связанной никакими обязательствами.
Ответом мне стал глубоко задумчивый взгляд. Казалось, Уайатт внезапно осознал, что до сих пор ни один из нас не произнес сакраментального «я тебя люблю». По-моему, мужчины не придают традиционному признанию такого огромного значения, как женщины. Для нихдействия важнее слов. Но, не ощущая их важности для себя, они понимают их роль для женщин. И тот факт, что я до сих пор не произнесла трех коротких слов, лишь сейчас проник в сознание Уайатта, заставив его задуматься, так ли блестяще складываются отношения между нами, как ему казалось.
– К этому мы еще придем, – наконец произнес он. Мне понравилось, что Уайатт не произнес с ходу «Я тебя люблю», заставив тем самым сомневаться в его искренности. Что и говорить, отношения между мужчиной и женщиной – дело чрезвычайно сложное. Очень похоже на шахматную партию равных по силе партнеров. Я понимала, чего хочет мой мужчина: полной уверенности в стабильности отношений. У меня же такой уверенности не было, а без нее я не хотела и не могла дать себе волю. Думаю, Уайатту не скучно было. Самой же мне было хорошо даже тогда, когда мы спорили и ругались. Когда-нибудь шахматная партия наконец закончится, и тогда все встанет на свои места.
Уайатт взял меня за руку. Разумеется, за левую, поскольку он сидел слева от меня, а потому отдернуть ее мне было трудно. Потом он осторожно изменил положение, так что его ладонь оказалась снизу, а наши пальцы переплелись. Сомневаться не приходилось – лейтенант Бладсуорт был превосходным стратегом.
Этот вечер отличался от двух предыдущих. Уайатт занялся стиркой своих и моих вещей, причем сделал это вполне квалифицированно. Потом, несмотря на сгущавшуюся темноту, решил подстричь газон. Газонокосилка оказалась с фарами, а кроме того, рачительный хозяин включил наружный свет. Следовало отдать должное аккуратности этого человека: двор пребывал в образцовом порядке, и трава не успевала вырасти и сделать газон неопрятно лохматым.
В дом Уайатт вернулся около десяти – голый по пояс, грязный, с блестящей от пота грудью. Несмотря на позднее время, на улице все еще было жарко. Работник первым делом подошел к раковине, налил стакан холодной воды и жадно выпил. Каждый его глоток сопровождался заметным движением кадыка.
Наконец Уайатт поставил стакан и повернулся ко мне:
– Готова принять душ?
Возможно, я совершала тактическую ошибку, но в этот вечер мне совсем не хотелось упрямиться. Не могу сказать, что я вообще когда-нибудь оказывалась для Уайатта труднодоступной. Но, во всяком случае, пыталась ему противостоять. А сегодня почему-то даже не стремилась проявлять характер.
– А волосы сможем вымыть?
– Конечно.
Вовсе не сложно представить, как прошел следующий час. Мы оба оказались мокрыми и скользкими. Возбуждение не заставило себя долго ждать. Я решила, что хотя бы раз в жизни имею полное право не контролировать собственные действия, и со всей искренностью предалась любви. Все началось в душе, потом был взят небольшой, но очень плодотворный тайм-аут, пока Уайатт сушил мне волосы, а затем процесс продолжился в постели.
Наконец Бладсуорт со стоном скатился с меня и лег на спину, прикрыв рукой глаза и едва переводя дух. Я дышала часто и неровно, почти утонув в удовольствии и изнеможении. Почти. Мне все-таки хватило энергии на то, чтобы оказаться сверху и сладко вытянуться, покрывая поцелуями его лоб, губы, шею и иные доступные места.
– Сдаюсь, – с трудом пробормотал Уайатт.
– Сдаешься, еше даже не зная, чего я хочу?
– Это не имеет значения. Я уже ни на что не способен. Почти умер.
Рука скользнула на мою голую попу, разок шлепнула и бессильно упала на постель.
– Это посткоитальный синдром. А я хочу объятий.
– Ну, на объятие я, возможно, еще гожусь. – Усталые губы раскрылись в слабой улыбке.
– Ты просто лежи, я все сделаю сама.
– И почему только ты не сказала это десять минут назад?
– Считаешь меня законченной дурочкой? – Я уютно устроилась на широком плече и удовлетворенно вздохнула.
– Вовсе нет. Я ведь уже говорил, что больше всего ты похожа на фунтик ванильного мороженого.
Да, действительно говорил. От одного лишь воспоминания меня бросило в жар. Если бы я в тот момент стояла, то ноги наверняка бы подкосились.
Я улыбнулась, потому что представила себе следующий раунд. Только состоится он не сейчас, а через некоторое время. А пока, сладко зевнув, я уснула, так и не завершив объятия.
Утром, во время завтрака, позвонила мама. Впрочем, я даже не поняла, что это она. Уайатт поднял трубку и дважды произнес:
– Да, мэм. – Потом сказал: – Семь. – Потом повторил еще раз: – Да, мэм, – и повесил трубку.
– Твоя мама? – поинтересовалась я, когда он снова сел за стол.
– Нет, твоя.
– Моя мама? Зачем она звонила? И почему ты не передал мне трубку?
– Она не просила. Просто пригласила нас на ужин – сегодня в семь. Я сказал, что приедем.
– Приедем? А если тебе придется работать допоздна?
– Цитирую тебя: считаешь меня полным идиотом? Я-то явлюсь вовремя. Но и ты тоже, даже если мне придется силой вытаскивать тебя из фитнес-клуба. Так что лучше заранее договорись с Линн, чтобы она осталась до вечера.
Я закатила глаза.
– Что такое? – Уайатт на секунду перестал жевать.
– Прежде чем раздавать приказы, лейтенант, вы бы лучше поинтересовались, о чем именно я уже успела договориться.
– Так о чем же именно ты уже успела договориться?
Что за ехидное создание!
– Линн открыла клуб рано утром. Потом, после моего приезда, она отправится домой, и днем буду работать я. Она вернется в пять и останется до закрытия. Получится три часа с утра и четыре вечером. И так будет до тех пор, пока рука не окрепнет, потому что и утром, и вечером есть дела, которые трудно сделать только одной рукой. Так что твой приказ несколько запоздал.
– Умница. – Бладсуорт лукаво подмигнул.
Было вполне понятно, почему мама нас пригласила. Во-первых, чтобы понянчить раненую дочку, а во-вторых, чтобы испытать Уайатта. Она, должно быть, умирала от любопытства, а тут пришлось ждать, пока лейтенант выпустит меня из подполья. Мама, конечно, способна проявить выдержку, но лишь до определенной черты. А за этой чертой начинается цунами.
Грядущий день наполнял меня приятным нетерпением. Наконец-то я встречусь со своей любимой машиной, а после работы вернусь в собственный любимый дом. Я собрала вещи. Уайатт не возражал, хотя и довольным не выглядел. Утром мне удалось одеться самостоятельно и даже пусть и с большим трудом, но все-таки справиться с лифчиком. Рука все еще не годилась, чтобы решить задачу с застежкой обычным образом, но я придумала другой способ: перевернула лифчик так, что крючки оказались спереди, застегнула их, а потом совершила круговое действие в обратном направлении и надела бретельки на плечи. Метод, конечно, не столь сексуален, как альтернативный, но, во всяком случае, вполне себя оправдывает.