Читать интересную книгу Старец Горы - Сергей Шведов

– Барон фон Рюстов отбил город не у провансальцев, а у арабов аль-Барзани, оказав тем самым Святой Земле большую услугу. Его права на Джебайл неоспоримы, вопрос только в том, кому он должен принести вассальную присягу.

К великому огорчению благородного Бертрана, короля поддержали не только Танкред с Гильомом, но и практически все бароны и шевалье, присутствующие на совете. Однако у графа Тулузского хватило ума не ссориться с благородными мужами до той поры, пока не будет объявлено самое важное для него решение. Король Болдуин Иерусалимский обратился к баронам и шевалье с прочувственными словами. Но кроме признания заслуг присутствующих в его речи прозвучали и упреки, в первую очередь по адресу благородного Танкреда, прибравшего к рукам город Эдессу в то время, когда ее законный правитель томился в плену у сельджуков.

– Я готов вернуть графство Эдесское Болдуину де Бурку, как только он окажется на свободе, – заявил обиженный Танкред.

– Ловлю тебя на слове, граф, – сухо отозвался король. – И не забудь, что свидетелями нашего разговора были многие благородные мужи Святой Земли.

После короля слово взял старейший из крестоносцев, граф де Туле. Именно он предложил разделить земли Ливана на две части, одну из которых отдать Бертрану Тулузскому в ознаменование бесспорных заслуг его отца, а вторую – графу Гильому Серданскому, заслужившего право на собственное владение многочисленными победами, одержанными во славу Христа. Предложение было разумным и справедливым, а потому его поддержали почти все присутствующие, за исключением провансальцев. Последние ждали, что скажут по этому поводу их вожди. Граф Серданский готов был принять предложение графа де Туле, но настаивал на том, чтобы раздел земель завершили заранее, до того, как они с благородным Бертраном подпишут договор. По этому случаю между провансальцами возник спор, едва не закончившийся дракой. Королю Болдуину пришлось сказать по этому случаю свое веское слово. Он сам разделил спорные земли. Северная часть вместе с Тортосой и Аркасой отошла Гильому, а южная – Бертрану. Последний счел себя обделенным и, по мнению многих, у него на это были серьезные основания. Конечно, граф Тулузский получал Мон-Пелери, которым так жаждал обладать. Он получал Джебайл, но вместе с могущественным вассалом фон Рюстовым, не склонным, похоже, считаться со своим сюзереном. И это все, если не считать многочисленных городков, сел и укрепленных замков.

– Ты забыл о Триполи, благородный Бертран, – напомнил графу Тулузскому король.

– Но город еще не взят!

– Он падет в ближайшие дни, и тому порукой королевская честь.

Разумеется, Бертран не поверил Болдуину, но, к сожалению, почти все бароны были на стороне короля. И графу Тулузскому ничего другого не оставалось, как согласиться с решением, вынесенным советом самых знатных мужей Святой Земли.

Вернувшись в свой шатер, Бертран дал волю, душившей его ярости. Град упреков посыпался на шевалье свиты и особенно на склоненные головы Годфруа де Сент-Омера и Огюста де Авена, поскольку это именно они дали графу нелепый совет. Помощи от короля Болдуина он так и не дождался, зато лишился самых плодородных своих земель.

– Триполи покроет все наши убытки, – попробовал утешить расстроенного Бертрана шевалье де Сент-Омер, однако граф в его сторону только рукой махнул.

Выпроводив шевалье из шатра, граф Тулузский погрузился в глубокую задумчивость, из которой его вывело осторожное покашливание барона де Авена.

– Ты видел, как он улыбался? – сдавленным голосом прошипел граф. – Негодяй!

– Все еще можно поправить, – вздохнул Огюст.

– Каким образом? – насторожился Бертран.

– Одним росчерком пера, – спокойно ответил барон и положил на стол перед графом лист бумаги.

Благородный Бертран долго и тупо вчитывался в текст, пытаясь найти в нем хоть какой-то смысл, наконец он оторвал глаза от жалованной грамоты и пристально посмотрел на Огюста:

– Это те самые люди?

– Да.

Бертран взял гусиное перо, обмакнул его в голову бронзового льва и быстро подписал дарственную, которая оборачивалась смертным приговором для человека, близкого ему по крови, но ненавидимого всей душою.

Гильом Серданский был убит вечером следующего дня, при весьма странных обстоятельствах. Он попытался разнять оруженосцев, затеявших ссору у его шатра. На помощь графу сбежались десятки помощников. А когда задир, наконец, растащили, то обнаружили лежащего на земле несчастного Гильома с ножом в груди. Ему нанесли только один удар, зато точный – прямо в сердце. Граф Серданский умер почти мгновенно, не назвав имени своего убийцы. Прибежавший на шум Гаспар де Теленьи не смог пробиться к телу Гильома, которое тут же окружили преданные люди. Лучше бы они проявили свою расторопность чуть пораньше.

– Все кончено? – спросил Теленьи у стоящего рядом шевалье.

– Он мертв, – подтвердил тот.

– С кем имею честь?

– Ролан де Бове, – вежливо отозвался незнакомец. – Рад познакомиться с земляком даже при столь печальных обстоятельствах.

Глава 4 Возвращение даиса.

Власть кади аль-Саббаха в Триполи скукоживалась по мере того, как таяли запасы продовольствия, доставленные флотом Барзани. Саббах ждал вестей из Каира, но визирь аль-Афдаль почему-то не торопился на помощь осажденному городу. А виной тому было, скорее всего, поражение фатимидского флота в Джебайле. Саббах так и сказал об этом Бузург-Умиду, когда тот вздумал упрекать его в бездействии. Правитель города Триполи не отрицал заслуг ассасинов, но и не собирался забывать об их ошибках. Именно самоуверенность Бузург-Умида, решившего прибрать к рукам порт Джебайл, оборачивалась сейчас для мусульман новым тягчайшим поражением. Крестоносцы стянули к Триполи едва ли не все имеющиеся в их распоряжении силы и явно готовились к решительному штурму. Ни Саббах, ни Бузург-Умид не строили иллюзий по поводу горожан, уже третий год подвергающихся лишениям. В сущности город некому было защищать, и он готов был пасть при первом же натиске крестоносцев. Эмир Ибн Аммар, на помощь которого надеялись трипольцы, так и застрял в Кападокии вместе с армией султана Мухаммада. Почтенный Саббах дошел в своем неистовом богохульстве до того, что обругал обоих халифов разом, и багдадского, и каирского. Бузург-Умида словесные упражнения старого друга позабавили, но хорошего настроения не вернули.

– Не знаю, что будешь делать ты, Саббах, а я сегодня же ночью покину город, – вздохнул ассасин. – Триполи нам в любом случае не удержать.

Саббах еще окончательно не определился, куда ему бежать. Его отношения с ассасинами в последнее время разладились. Возвращение в Каир сулило опростоволосившемуся беку неисчислимые беды. Саббах терял уже второй город, сначала – Иерусалим, теперь – Триполи. И хотя вины бека в этих горчайших поражениях не было, вряд ли халиф и визирь станут слушать его оправдания.

– На твоем месте я бы отправился в Халеб, почтенный Саббах, – посоветовал Бузург-Умид. – Эмир Ридван славится своим свободомыслием и готов приветить даже шиита, если тот отличается образованностью и утонченностью мыслей. Заодно ты присмотришь за Андроником.

– Ты что, не доверяешь даису Сирии? – удивился Саббах. – Но ведь его заслуги перед шейхом Гассаном и исламом бесспорны.

– Андроник слишком сребролюбив для истинного миссионера. Меня настораживают его тесные связи с византийцами.

– Я никогда не был доносчиком, почтенный Бузург-Умид, – надменно вскинул голову Саббах.

– Все когда-нибудь начинают, – пожал плечами кади ассасинов. – Ты не мне будешь служить, бек, а Повелителю Времени. Тебе назвать его имя?

– Имя шейха Гассана всегда в моем сердце, – горестно вздохнул Саббах.

Галлера Бузург-Умида была взята на абордаж сразу же, как только высунула нос из гавани. Кади приказал гребцам, нанятым в порту за хорошую плату, не сопротивляться, тем самым избавив себя и Саббаха от неприятностей. Исмаилиты надеялись откупиться, выдав себя за богатых торговцев, бежавших из обреченного города. Бузург-Умид уже открыл рот, чтобы предложить отступные победителю, но взглянув в насмешливые карие глаза удивленно ахнул:

– Уруслан!

– Ролан де Бове, – поправил его даис Палестины. – Рад приветствовать вас на своем корабле, почтенные торговцы.

Саббах вздохнул с облегчением. Во второй раз он избежал плена, а возможно и смерти. Бек хоть и лишился по воле Аллаха богатого города, но сохранил жизнь, а это в его непростом положении можно было считать большой удачей. Шум, долетевший до ушей Саббаха, заставил его вздрогнуть и обернуться.

– Крестоносцы пошли на приступ, – пояснил Уруслан. – На рассвете Триполи будет взят.

Бузург-Умид и Саббах, очень хорошо знавшие ситуацию в городе, мысленно с ним согласились. Жемчужина Востока переходила в руки крестоносцев практически бескровно. Жителям покорность давала надежду на милость победителей, но мусульманский мир терпел очередное и очень обидное поражение. А ведь и у Каира, и у Багдада была возможность спасти город от поругания. Но, увы, ни султан Мухаммад, ни визирь аль-Афдаль так ничего и не сумели противопоставить воинам Христа. Безумные франки мертвой хваткой вцепились в побережье, обращая себе на пользу не только победы, но и поражения. Не потому ли дрогнули сердца эмиров, до сей поры с трепетом внимавшим халифам, если не багдадскому, так хотя бы каирскому? Теперь, похоже, у них появятся другие пророки. И не исключено, что самым уважаемым из них станет Старец Горы, готовый указать правоверным новый путь.