Читать интересную книгу "Вторая мировая война - Уинстон Черчилль"

3. В частности, отказ удовлетворить просьбу английского правительства в отношении смены и небольшого увеличения английского военного персонала на Севере СССР, насчитывающего несколько сот человек, и в особенности связистов, от чего до некоторой степени зависит безопасность этих конвоев, создает непреодолимое препятствие. Правительство Его Величества было бы очень радо эвакуировать из Северной России горстку находящегося там военного персонала и сделает это, как только оно получит заверение, что советское правительство не имеет желания получать грузы, доставляемые этими конвоями на тех скромных и разумных условиях, которые английское правительство считает обязательными.

Я телеграфировал президенту:

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

16 октября 1943 года

1. О конвоях в Россию. Я получил от Дяди Джо телеграмму, которая – я полагаю, Вы согласитесь с этим – представляет собой не совсем то, что можно было надеяться получить от джентльмена, ради которого мы идем на неудобную и дорогостоящую операцию, требующую крайнего напряжения сил. Я послал проект ответа Антони, уполномочив его поступать, как он найдет наилучшим.

2. Я думаю или по крайней мере надеюсь, что это послание исходит скорее от аппарата, чем от Сталина, поскольку для его составления потребовалось 12 дней. Советский аппарат убежден, что запугиванием можно добиться всего. И я уверен, что довольно важно показать, что это не всегда и не обязательно так.

Иден наконец прибыл в Москву.

Премьер-министр – министру иностранных дел

18 октября 1943 года

Очень хорошо, что вы можете на месте заняться вопросом о конвоях. Я увижу советского посла сегодня в 3 часа дня и собираюсь вернуть ему оскорбительную телеграмму Сталина, сказав, что я не желаю ее получать, поскольку этот вопрос будет урегулирован Вами в Москве. Вам не следует вручать предложенный мной ответ или принимать его за нечто большее, чем руководящее указание.

Далее, первый конвой собирается и выйдет 12 ноября. Суда принимают грузы, и я не счел нужным мешать этой погрузке, особенно ввиду того, что это затрагивает Соединенные Штаты, пославшие свои суда по нашему предложению. Однако я надеюсь, что во время личной встречи со Сталиным Вам представится возможность подчеркнуть, во-первых, большое значение этих четырех конвоев в составе 140 грузовых судов, а также те усилия, которые я должен был приложить, чтобы обеспечить необходимые эскортные корабли; во-вторых, незначительность мелких уступок, о которых мы просим и которые касаются обращения с нашими людьми в Северной России; в-третьих, наше естественное желание освободиться от бремени этих конвоев и вернуть наших людей домой из Северной России; в-четвертых, Вы также могли бы рассеять его представление, будто в моем отказе заключить нерушимый контракт или сделку содержится какая-то угроза; единственное, чего я хотел, это резервировать право окончательно решить, осуществима ли эта операция с военной точки зрения и можно ли ее предпринять с учетом общей ситуации в Атлантике, так как не желаю подвергаться обычным обвинениям в нарушении обещания и должен настаивать на этой оговорке.

Я очень сочувствую Вам, поскольку Вы вынуждены участвовать в этой унылой конференции, и хотел бы быть с вами. Вы можете быть вполне уверены в твердости английской позиции во всех этих вопросах, и я надеюсь, что Вы дадите им почувствовать как наше желание быть в дружбе с ними, так и нашу твердую волю в важных вопросах. Всего наилучшего.

В тот же день я пригласил к себе советского посла. Так как это была моя первая встреча с Гусевым, заменившим Майского, он передал мне приветствие от маршала Сталина и от Молотова, а я сказал ему, что он в бытность свою в Канаде оставил у нас о себе хорошую память. После этих комплиментов мы коротко поговорили о Московской конференции и втором фронте. Я объяснил ему, что такого рода операция не может быть предпринята под влиянием импульса и что я всегда готов организовать совещание между английскими и русскими военными экспертами, чтобы они рассмотрели факты и цифры, от которых все зависит и без знания которых обсуждение бесполезно. Я говорил ему о нашем искреннем большом желании сотрудничать и дружить с Россией, о том, что мы понимаем, что после войны Россия должна занять видное место в мире, что мы это приветствуем и сделаем все от нас зависящее, чтобы добиться хороших отношений между ней и Соединенными Штатами. Я далее сказал, что очень хотел бы встретиться с маршалом Сталиным, если это можно организовать, и отметил, что эта встреча глав английского, американского и советского правительств имела бы большое значение для будущего всего мира.

Затем я перешел к телеграмме Сталина о конвоях. Я сказал очень коротко, что не думаю, чтобы эта телеграмма помогла делу; что она очень огорчила меня и я опасаюсь, что любой ответ, который я могу послать, только ухудшит положение; что (наш) министр иностранных дел находится в Москве и я предоставил ему урегулировать этот вопрос на месте и поэтому не хочу принимать телеграмму. Затем я вручил послу конверт. Гусев вскрыл конверт, чтобы ознакомиться с его содержанием, и, увидев телеграмму, сказал, что ему поручено вручить ее мне. Тогда я заявил: «Я не намерен принимать ее» – и встал, чтобы вежливым образом дать понять, что наш разговор окончен. Я прошел к двери и открыл ее. В дверях мы обменялись несколькими словами – я пригласил его прийти в ближайшее время на завтрак и обсудить с г-жой Черчилль некоторые вопросы, касающиеся ее фонда помощи России, который, как я сказал ему, достиг четырех миллионов фунтов стерлингов. Не давая Гусеву возможности вернуться к вопросу о конвоях или сделать попытку вручить мне обратно конверт, я вежливо выпроводил его.

Военный кабинет одобрил мой отказ принять телеграмму Сталина. Это был, безусловно, необычный дипломатический инцидент, и, как я узнал позже, он произвел впечатление на советское правительство. Действительно, Молотов несколько раз упоминал о нем в разговоре. Еще до того как об этом могло быть сообщено в Москву, в советских кругах возникли определенные опасения. 19 октября Иден телеграфировал, что Молотов нанес ему визит в посольстве и сказал, что его правительство придает большое значение этим конвоям и остро ощущает их отсутствие. Северный путь – самый короткий и самый быстрый путь для доставки снабжения на фронт, где русские переживают сейчас трудное время. Нужно сломать зимнюю линию обороны немцев. Молотов обещал поговорить обо всем этом со Сталиным и договориться о встрече.

Важная беседа состоялась 21-го. Тем временем, чтобы подкрепить позицию Идена, я по его предложению задержал выход английских эсминцев, который должен был положить начало возобновлению движения конвоев.