— В моей жене есть что-то цыганское. Всегда трудно угадать, что она может сделать.
Мистер Норрис присвистнул:
— Хорошо, сэр. Я буду начеку.
— Спасибо.
Роберт перешел на другую сторону улицы, а спустя несколько минут уже был во дворе дома Энистона. В доме как раз начали просыпаться слуги, а дверь кухни открылась.
Воспользовавшись тем, что двое полусонных слуг стали набирать из поленницы дрова для очага, Роберт проскользнул внутрь, быстро пересек кухню, но, услышав шаги, спрятался в кладовке.
Когда он нашел дверь на черную лестницу, то услышал, как мистер Норрис орал пьяным голосом, что его обманули, и требовал, чтобы ему вернули деньги за уголь, который он уже поставил, иначе он позовет констебля. Судя по топоту, слуги побежали вниз, чтобы утихомирить разъяренного угольщика, опасаясь, что его пьяные крики разбудят хозяина дома.
Роберт быстро поднялся на два этажа. Ему снова пришлось спрятаться — на сей раз в бельевой, потому что сейчас кто-то бежал вниз с чердака. Когда шаги стихли, Роберт выглянул и увидел двух здоровых парней, исчезнувших внизу. Бандиты Энистона, видимо, считают, что они очень нужны там. У Норриса могут быть большие неприятности. Но почему-то Роберту показалось, что мистер Норрис справится.
Роберт взбежал вверх по лестнице и оказался перед тремя дверями. Он прислушался и выбрал третью, но та оказалась заперта. Роберт отступил на несколько шагов, а потом плечом высадил дверь. Спотыкаясь, Роберт вошел в комнату и оказался лицом к лицу с третьим бандитом.
Рыча как зверь, бандит размахнулся огромным кулаком, пытаясь ударить Роберта, но тот пригнулся и, воспользовавшись промашкой бандита, с силой толкнул его, и тот ударился головой о стену.
В обычной жизни этот маневр окончился бы тем, что человек оказался бы на полу без сознания. Но в данной ситуации противник встал, потряс головой, словно вылезший из воды пес, и двинулся на Роберта для новой атаки.
Но Роберт уже выхватил пистолет.
— Не вздумай нападать. Я вполне способен прострелить тебе башку.
— Что тебе надо? — прорычал бандит.
— Мне нужна моя дочь.
Роберт вынул из кармана небольшой мешочек и швырнул его бандиту.
Тот, не думая, поймал мешочек на лету и взглянул на Роберта с подозрением.
— Там двадцать гиней. Я уверен, что это больше, чем ты зарабатываешь у Энистона за год.
Бандит высыпал монеты на ладонь.
— Ты здесь, потому что тебе за это заплатили. Теперь я заплатил тебе за то, чтобы тебя здесь не было. Можешь либо остаться и получить пулю, либо уйти с двадцатью гинеями в кармане и забыть, что ты когда-то здесь был. Мне все равно, что ты выберешь, но советую поторопиться. У меня еще много дел.
Головорез посмотрел сначала на монеты, потом на Роберта.
— А девчонка — твоя дочь?
— Моя единственная дочь.
Головорез ссыпал монеты обратно в кошелек и, засунув его в карман, направился к двери.
— Мне этот Энистон никогда не нравился.
— Где она?
Головорез кивнул на дверь возле небольшой угольной печки:
— Она там со своей няней. Эта нянька — подлая женщина и очень плохо обращается с девочкой.
— Спасибо.
Головорез кивнул и вышел.
Роберт открыл дверь, на которую указал бандит. Перед камином стояла женщина с суровым лицом. Она выпалила:
— Я слышала, о чем вы говорили в той комнате. Вы приехали забрать девочку.
— Где она?
— Я тоже хочу получить монеты, прежде чем скажу это.
У Роберта было в карманах несколько кошельков, но он сказал:
— Убирайся.
Она поджала губы:
— Я закричу. Я подниму на ноги весь дом.
— Всех уже и так подняли. Так что кричи сколько хочешь.
В глазах няньки промелькнуло отчаяние.
— Если вы отец, то должны знать, что ее мать обещала мне заплатить за то, чтобы девочка была здорова и я ее не била — хотя иногда она этого заслуживает.
Роберт так крепко стиснул пистолет, что побелели костяшки пальцев. Он опустил пистолет и рявкнул:
— Я тебя предупредил. Пошла вон!
— Я хочу получить деньги, которые она мне обещала, или я не уйду и не скажу, где ребенок.
Роберт схватил женщину за руку и потащил из комнаты на лестничную площадку.
— Я хочу получить свои деньги!
— А я хочу, чтобы ты ответила за каждую минуту страха, в котором ты держала этого ребенка, но ни один из нас не получит того, что хочет.
Он указал ей на лестницу, и она, опустив плечи, начала спускаться.
Роберт поспешил обратно в комнату. В одном углу стояла кроватка. Простыни были смяты, будто на них кто-то только что лежал. Вдоль одной стены стояли несколько чемоданов.
Он тихо позвал:
— Ровена?
Ответа не было. Шум снаружи утих, и Роберт понял, что его время вышло.
— Ровена, я пришел от твоей мамы. Она ждет тебя. Мы должны спеш…
Один из чемоданов открылся, и из него выглянула растрепанная головка. Роберт увидел маленькое личико, обрамленное ореолом темных кудряшек. Секунду он не мог ни думать, ни чувствовать, ни дышать — только смотреть. «Господи, как же она похожа на меня!»
Взгляд девочки был печальным. На ней было рваное платье того же синего цвета, что и ее глаза. Без сомнения — это его дочь.
Она сглотнула, и он увидел в ее глазах испуг.
— Где моя мама?
Роберт наконец обрел голос.
— Она скоро будет здесь, но нам надо торопиться.
Ровена кивнула:
— Ты, должно быть, мой отец?
У Роберта перехватило дыхание.
— Как… почему ты так говоришь?
— Мама сказала, что если ты когда-нибудь нам понадобишься, ты обязательно придешь. — Синие глаза смотрели на него с такой печалью и надеждой, что сердце Роберта сжалось. — Почему ты так долго не приходил?
У Роберта перехватило дыхание, и он ответил сдавленным голосом:
— У меня было много работы. Но я пришел и спасу тебя, чего бы это ни стоило.
В это мгновение Роберта со страшной силой вдруг осенила правда: она — его дочь и он больше не хочет с ней расставаться.
Он вытащил ее из чемодана и поставил на ноги. Она вложила свою маленькую ручку в его ладонь.
— Мы теперь поедем домой?
«“Мы”. Она приняла меня без всяких вопросов». В глазах защипали слезы, и ему пришлось откашляться.
— Да, сегодня мы уедем домой.
— С мамой?
— Да. — После того, как он втопчет Энистона в грязь за то, что он сделал с его дочерью.
Он наклонился к Ровене:
— Нам придется бежать, и у нас будут трудности, может быть, даже драка.
— Я умею драться. Мы будем драться с нехорошим человеком, который плохо относится к маме?
— Может быть.
Она бросила на него такой сердитый взгляд, что ему захотелось схватить ее и обнять.