Но в мыслях еще чувствовалось ее присутствие — бьющееся, пульсирующее нечто, упрямо повторяющее позывные Кэрри Уайт. Ее суть, гештальт. Теперь уже приглушенно, без напора; не торжествующие звуки фанфар, а лишь ровный пульсирующий ритм.
Кэрри была без сознания.
Сью перелезла через ограждение стоянки, ощущая лицом идущий от горящего здания жар. «Кавальер» был собран из щитов, и огонь очень быстро распространился почти по всему строению. Справа от запасного выхода темнели в панели очертания обгоревшей машины. И все это сделала Кэрри. Сью даже не подошла посмотреть, остался ли кто внутри — сейчас это уже не имело значения.
Не слыша за ревом голодного пламени своих собственных шагов, она приблизилась к Кэрри и остановилась, глядя на скрюченную фигуру с удивлением, горечью и жалостью одновременно. Кэрри лежала на боку, над лопаткой торчала рукоять ножа, а на асфальте под ней растеклась небольшая лужица крови — из раны и изо рта. Казалось, когда сознание оставило ее, она хотела перевернуться на спину. Способная разжигать пожары, срывать электрические провода, убивать буквально усилием мысли, она даже не смогла сама перевернуться.
Сью опустилась на колени, взяла Кэрри за руку и под здоровое плечо, затем осторожно перевернула на спину.
Кэрри тихо простонала, веки ее затрепетали. Чужое присутствие в мыслях Сью стало яснее — будто кто-то отрегулировал четкость изображения.
(кто там)
И Сью, не задумываясь, ответила таким же образом:
(это я сью снелл)
Только на самом деле ей даже не нужно было произносить мысленно свое имя. Представление о себе состояло не из слов или изображений. И понимание этого вдруг прояснило, приблизило происходящее, подчеркнуло его реальность и позводило состраданию пробиться сквозь заслон шокового отупления.
Кэрри — с укором и словно издалека:
(ты меня обманула вы все меня разыграли)
(кэрри я даже не знаю что произошло как томми)
(вы меня обманули вот что произошло шутка грязная грязная шутка)
Смешение образов и эмоций поразило и не поддавалось никакому описанию. Кровь. Печаль. Страх. Последняя грязная шутка в длинной цепи других грязных шуток: они пронеслись перед мысленным взором Сью, словно мелькающие карты в руках шулера — стремительный калейдоскоп сцен, отбирающих надежду и силы. Теперь они обе знали все, и в мельчайших подробностях.
(кэрри пожалуйста пожалуйста не убивай меня)
Вот они бросают в Кэрри тампоны и гигиенические пакеты, хохочут, кричат. Вот лицо самой Сью в зеркале восприятия Кэрри: перекошенное, безжалостно-красивое, сплошной карикатурно-большой рот.
(смотри вот они все эти грязные шутки вся моя жизнь одна большая грязная шутка)
(но посмотри кэрри загляни в меня)
И Кэрри заглянула.
Ужасное ощущение. Мысли и вся нервная система Сью стали огромной библиотекой, и кто-то чужой, отчаянно спеша, бежал по ее проходам, водил пальцами по корешкам, доставал книги, проглядывал, ставил на место, ронял на пол, оставляя их шелестеть страницами
(мелькание образов да это я еще маленькая я его ненавижу папа о мамочка полные губы улыбка бобби меня толкнул о моя коленка машина хочу прокатиться в машине мы поедем к тете сесилии мамочка иди скорее я описалась)
на ветру памяти, и дальше, дальше, пока не показалась полка «ТОММИ» с маленькой табличкой «ВЫПУСКНОЙ БАЛ». Жадно, резко открываются книги, мелькают вспышки ощущений, заметки на полях иероглифами эмоций, не уступающих по сложности письменам на Розеттском камне.
Острый взгляд находит больше, чем знала о себе сама Сью: любовь к Томми, ревность, эгоизм, стремление подчинить его своей воле, заставить пригласить Кэрри, презрение к Кэрри,
(какого черта она не следит за собой она и вправду выглядит иногда как ЖАБА)
ненависть к мисс Дежардин, ненависть к себе.
Но никаких злых намерений по отношению к Кэрри, никаких планов выставить ее перед всеми на посмешище и добить.
Лихорадочное ощущение, что ее насилуют где-то в самых сокровенных уголках души, постепенно исчезало. Сью чувствовала, как Кэрри слабеет и уходит, отпускает ее.
(почему ты просто не оставила меня в покое)
(кэрри я)
(мама была бы жива я убила свою маму я хочу к ней о боже как больно грудь плечо о я хочу к маме)
(кэрри я)
Но закончить мысль было нечем. Неожиданно Сью охватил ужас, нет, хуже, потому что она даже не знала, как назвать это ощущение: истекающее кровью несуразное существо со всей его болью и предсмертными муками на пропитавшемся машинным маслом асфальте вдруг показалось ей жутким и никчемным.
(мама мне страшно мама МАМОЧКА)
Сью попыталась освободиться, оторвать свои мысли от чужих, чтобы позволить Кэрри хотя бы умереть наедине с собой, но не получалось. Ей казалось, будто она сама умирает, и Сью изо всех сил упиралась, чтобы не присутствовать при этом предварительном просмотре ее собственного неизбежного конца.
(кэрри отпусти меня ОТПУСТИ)
(Мамочка Мамочка Мамочка ооооооооо ООООООООО)
Мысленный крик поднялся до невероятного, ослепительного крещендо, затем вдруг угас. Сью на мгновение привиделся образ свечи, уносящейся с огромной скоростью вглубь длинного черного тоннеля.
(она умирает о боже я чувствую как она умирает)
А затем свет угас и последней мыслью Кэрри было:
(мамочка прости где)
Мысль оборвалась, и Сью поняла, что теперь воспринимает только пустую несущую частоту нервных окончаний, которые умрут лишь спустя несколько часов.
Шатаясь, она двинулась прочь с автостоянки, выставив перед собой руки, как слепая. Ударилась коленями о низкое ограждение, скатилась по насыпи, затем поднялась на ноги и пошла через поле с плавающими у земли таинственными островами белого тумана. Бездумно трещали цикады, и где-то недалеко запела, нарушая предрассветное безмолвие, птица-козодой.
(козодой поет значит кто-то умирает)
Вдыхая воздух полной грудью, Сью бросилась бежать, — прочь от Томми, от пожаров и взрывов, от Кэрри, но самое главное, прочь от этого ужаса, от той последней пламенеющей мысли, стремительно скрывшейся в черном, бездонном тоннеле вечности, после которой осталось лишь тупое банальное гудение биоэлектричества.
Ощущение чужого присутствия медленно, нехотя отступало, уступая место благословенной прохладной черноте незнания. Сью замедлила бег, потом остановилась, поняв, что происходит что-то еще. Она стояла посреди огромного залитого туманом поля и ждала, когда снизойдет понимание.
Частое дыхание успокаивалось, успокаивалось и вдруг замерло, словно наткнувшись на острый шип.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});