class="p1">– Почему?
– Марта, потому что.
– Почему?
– Из-за того, что случилось на реке.
Я не смогла смотреть на него и снова взялась за ножницы. Он сказал:
– Марта. Можешь, пожалуйста, перестать отстригать волосы? Скажи мне, почему ты думаешь, что нам нужен психолог?
– Потому что у тебя синдром школы-интерната.
* * *
Он вышел из дома, а я отправилась в ванную, чтобы найти транквилизаторы от дежурного врача, к которому Патрик привел меня после того, что случилось на реке. Я хотела вспомнить дату, когда я встала посреди ночи и вышла на улицу, сперва шагом, потом побежала изо всех сил по тропинке вдоль канала, пока Патрик не догнал меня у первого моста. Я взбиралась на парапет. Он обхватил меня за талию и попытался снять. Я стала бороться с ним и случайно поцарапала ему лицо. Мои силы иссякли раньше его, и он отвел меня обратно и отвез к врачу, а я извинялась снова, и снова, и снова.
Я взяла пузырек с таблетками и прочитала дату на этикетке. Она показалась мне неправильной. Я легла спать, хотя до заката оставалось еще несколько часов, потому что мне было так стыдно, что я не могла бодрствовать.
Это был сон о ребенке – это он разбудил меня и велел мне бежать вдоль реки: вдруг она была там. Это было две ночи назад.
* * *
У нас состоялся один сеанс с психологом. Она была белой, но одевалась так, будто пришла прямо с афроамериканского фестиваля Кванзаа, и сказала: «Не переживать!», когда ни один из нас не смог сформулировать, зачем мы пришли.
Патрик не мог сказать: «Потому что недавно моя жена вела себя как психованная и намного более взрослая версия Энн из Зеленых Крыш в эпизоде „Леди из Шалотт“[11]. А я не могла сказать: „Потому что я недавно обнаружила, что главные черты личности моего мужа, качества, за которые окружающие повсеместно им восхищаются: исключительный стоицизм, эмоциональная уравновешенность и отсутствие жалоб, – на самом деле просто являются симптомами недавно классифицированного расстройства“.
– Главное, что вы пришли.
Терапевт сказала, что это отличный знак, и попросила нас встать, указав на два стула в середине комнаты, повернутых друг к другу и стоящих достаточно близко, чтобы, когда мы сели, наши колени соприкоснулись.
Она рассказала, что, поскольку партнеры, которые проводят вместе какое-то время, часто перестают смотреть друг другу в глаза, она всегда начинает с того, что заставляет пары делать именно это – смотреть друг на друга с полной концентрацией и молчать в течение трех минут. А она просто понаблюдает.
Через несколько секунд после начала упражнения из сумочки у ее ног раздалась быстрая трель электронных оповещений. Мы с Патриком одновременно повернулись и увидели, как она полезла в сумку и нащупала телефон со словами:
– Я должна ответить, вдруг это моя дочь хочет, чтобы я ее подвезла. – Когда она нашла телефон, то разблокировала его и сказала, не сводя с него глаз: – Не обращайте на меня внимания. Продолжайте. Мне просто нужно быстренько ответить на это.
Патрик не испытывает ненависти ни к чему, кроме рыбы-меч в блюдах и в дикой природе, подарков из магазина приколов и, в случае айфонов, звука клавиатуры. Пока терапевт составляла свой ответ, каждая буква щелкала, как азбука Морзе. Он недоверчиво посмотрел на меня, одними губами произнес: „О нет“, после того как она наклонилась, чтобы убрать свой телефон, но снова приподнялась, когда тот издал еще два звуковых сигнала в ее руке.
– Правда, извините меня. Ей шестнадцать. Они в этом возрасте думают, что мир вращается вокруг них.
Патрик встал, извинился за то, что вдруг осознал, что забыл кое-что сделать и ему нужно заняться этим немедленно. Терапевт выглядела сбитой с толку, когда он выводил меня из кабинета.
Мы внезапно оказались снаружи, побежали к бару через дорогу, взявшись за руки. Мы пили шампанское, потом текилу.
Я сказала Патрику, что мы похожи на двух людей, которые решили сдаться, но в момент капитуляции поняли, что, как бы ни было утомительно продолжать бежать, выживать и не сдаваться, альтернатива еще хуже. Я сказала:
– Потому что альтернатива – это другие люди.
Патрик сказал:
– Для меня это одиночество.
На улице, на обочине, он снова взял меня за руку. Мы искали такси, но потом он указал на магазин чуть дальше и сказал, что хочет купить кое-что. Мы оба были пьянее, чем когда-либо бывали вместе. Это оказалась маленькая аптека, в ней работала женщина с худым лицом, которая не находила нас смешными. Патрик положил на прилавок мармеладки и зубную щетку. Он спросил:
– Хочешь что-нибудь, дорогая?
Я взяла шапочку для душа и сказала, что хотела бы пойти в ней домой, если женщина будет так любезна, что отсканирует ее и отдаст мне. Он выложил все на прилавок и сказал:
– Все это и пачку домашних презервативов, пожалуйста.
В такси мы целовались и пошли в постель сразу же, как только вернулись домой. Это случилось впервые после выкидыша. И я была слишком пьяна в тот момент, чтобы понять: впервые после зачатия. Когда мы уже почти закончили, Патрик остановился и сказал:
– Извини, продолжай. Мне просто нужно проверить телефон – вдруг кто-то хочет, чтобы я его подвез.
– Марта, – сказал он потом, лежа рядом со мной. – Все надломленно, и запутанно, и совершенно прекрасно. Вот что такое жизнь. Меняются только соотношения. Обычно сами по себе. Как только ты думаешь, что все, что так будет всегда, они снова меняются.
Вот какой была жизнь и вот как она шла еще три года после этого. Соотношения менялись сами по себе: надлом, все совершенно прекрасно, праздник, протекшая труба, новые простыни, с днем рождения, ремонтник между девятью и тремя, птичка залетела в окно, я хочу умереть, пожалуйста, я не могу дышать, а что на обед, я люблю тебя, не могу так больше – и мы оба считали, что так будет всегда.
В прошлом году в мае в больницу Патрика пришла новый администратор. Она переехала в Оксфорд из-за его ритма жизни, но ее муж-психиатр ездил работать в Лондон, потому что как раз заполучил кабинет на Харли-стрит[12], а, по ее словам, все знают, что это редкость – как зубы у курицы.
Я познакомилась с ней на благотворительном обеде, посвященном не помню чему, хотя цель мероприятия заключалась как раз в том, чтобы повысить нашу осведомленность. Она спросила, чем я занимаюсь, и я ответила, что создаю контент, чтобы люди могли его