Читать интересную книгу Чёрным по чёрному - Тим Пауэрс

Даффи поднял бровь.

– И много такого ты еще способен сделать?

– О, только маленькие фокусы, скажем, заставить жуков танцевать или завернуть юбки девчонок над их головами. Что-то в этом духе. Но абсолютно ничего впрямую направленного против турок, даже чесотку в голове или вонь от ног. Мы, разумеется, точно так же "защищены от Ибрагима… Все могущественные области магии оказались в мертвой зоне, о чем я предупреждал тебя еще пять месяцев назад.

Даффи вновь наполнил свой бокал.

– Да. Тогда ты хотел закончить с дождевой магией, пока у тебя оставались силы для заклятий – так, чтобы магия успела бы подействовать.

Старый волшебник был задет.

– Успела бы? Болван, она подействовала Ты видел у турок хоть одну большую пушку, вроде тех, что обрушили стены Родоса? Нет, не видел. Вызванные мной дожди вынудили Сулеймана бросить их по пути.

– Спору нет, дождь пошел в самое время, – согласился Даффи. – Но точно ли это был вызванный дождь, а не просто явление природы, которое все равно случилось бы?

– Ты там был и сам все знаешь. Просто тебе хочется мне возразить.

– Ну ладно, признаю, тогда в мае тебе это удалось. Но что нам проку сейчас от волшебника, чары которого бездействуют?

Аврелиан выдохнул длинную струйку дыма.

– Представь, что схватился с фехтовальщиком, равным тебе по силе. Твой кинжал парирует его кинжал, а меч – его меч. Ты не можешь ударить кинжалом – но разве при этом он бесполезен?

– Нет… только я не стал бы просто стоять и пыжиться. Пнул бы гада ногой или плюнул бы ему в морду. Послушай, когда ты раньше упоминал об этой мертвой зоне, то говорил, что она непреодолима реально.

Аврелиан нахмурился.

– Да. Так и есть.

– Реально не то же самое, что абсолютно.

– Слушай, завтра утром реально взойдет солнце, а море реально…

– Так, значит, ее можно нарушить? Пусть это бесконечно трудно или почти невероятно, но все-таки возможно?

– Может ли человек отрезать и пожарить собственные ноги, чтобы не умереть от голода? Да.

– Но как? То есть не этот голодающий…

– Понятно. Итак, есть два возможных пути для высвобождения всего могущества боевой магии. Один до крайности сомнителен, второй до крайности очевиден. Про какой из них ты хочешь услышать?

– Про оба. Что за сомнительный путь?

– Видишь ли, основой существующего равновесия служим Ибрагим и я – и оно склонится в нашу сторону, если Король-Рыбак сам выедет на поле боя и присоединит свою волю к моей. Ты понимаешь? Он должен присутствовать физически и принимать участие. Это немыслимый риск, как, скажем, в шахматной игре выдвигать короля вперед из-под защиты пешек, когда на кону твоя жизнь и жизни всех, кого ты знаешь. – Он развел руками. – Вена, в конце концов, не самый последний оплот в борьбе против Востока. Есть другие средоточия силы, где мы могли бы вновь собраться и быть не в сильно худшем положении, чем теперь. Но другого Короля-Рыбака уже не будет. Если его поразит случайная пуля или зарубит какой-нибудь на диво ретивый янычар либо если от избытка напряжения у него просто откажет сердце… тогда конец всему. Если сейчас, пока он только хворает, Запад на грани хаоса, представь, что будет, если король умрет.

– Да уж, понятно, ничего хорошего. Э… но у турок не будет шанса уравнять возросшие ставки?

– Не при таком положении дел. Единственный путь для них – если бы Владыка Востока тоже присоединился к битве, чтобы сохранить равновесие, тогда напряжение только возросло бы, ибо с каждой стороны затрачивались бы большие силы. Но, без сомнения, их Владыка надежно укрыт в Турции или еще где-то.

Даффи поскреб подбородок.

– А так ли уж безрассудно вовлечь Короля-Рыбака в битву? Мне думается…

– Ты и понятия не имеешь, что ставится на карту, – оборвал Аврелиан. – Случись что не так, потеряно будет все. Королевства Запада исчезнут, оставив лишь пустоши для разрозненных племен, живущих в руинах выжженных городов в ожидании дня, когда Сулейман приберет их к рукам.

– О, перестань, – возразил Даффи, – не стоит преувеличивать. Согласен, что все обернется плохо, но ведь не настолько.

– Заявил знаток метафизической истории! Тебе, Брайан, не доводилось видеть культуру, потерявшую свою опору, свою душу. Я не преувеличивал.

Ирландец отпил добрый глоток бренди.

– Пусть так. Расскажи о другом пути… «до крайности очевидном».

Брови Аврелиана сошлись еще больше.

– Расскажу, хоть это и нарушит весьма важный обет молчания. Существует… способ, некое принесение нечестивой жертвы, который мог бы расколоть мертвую зону и устранить все препятствия для разрушительных магических атак на наших врагов. Это будет равнозначно…

– И что за способ? – прервал Даффи.

– Физическое действие, которое вкупе с необходимыми заклинаниями обернется вызыванием всесильного духа, столь древнего и злого, что это превосходит человеческие представления. Стоит ему вступить в дело, и существующее равновесие сил опрокинется, как если бы на чашу ювелирных весов поставить бочку с булыжниками.

– Что это за способ? – повторил Даффи.

– Горстке посвященных он известен как Ужасный Неодолимый Гамбит Дидиуса, открытый около тысячи лет назад колдуном-римлянином, после чего столетия хранимый и воспроизводимый немногими людьми величайшей учености и беспринципности. Он так никогда и не был использован. Сейчас, насколько я знаю, в мире остались лишь две копии его описания: одна в самом недоступном хранилище библиотеки Ватикана, другая, – указал он на свой книжный шкаф, – очень древний манускрипт вон там.

Ирландец открыл рот, но Аврелиан поднял руку, требуя не перебивать его.

– Действие, что открывает врата для этой ужасающей помощи, есть не что иное, как кровавое жертвоприношение тысячи христианских душ.

Даффи моргнул.

– Ого! Ясно.

– Это, разумеется, возможно. Используя свое влияние и хитрость, я мог бы организовать самоубийственную вылазку тысячи солдат, а затем смотреть с крепостных стен, как они гибнут, и произносить тайные заклинания. И это, бесспорно, спасло бы Вену… от турок. Думаю, однако, что лучше умереть, не прибегая к такой помощи. Подобное черное жертвоприношение разрушает душу исполнившего его волшебника – кроме прочих последствий, я остался бы после этого не более чем слюнявым идиотом – и, что еще важнее, оно поразило бы весь Запад. Даже вкус пива заметно изменился бы.

Даффи вновь допил свой бокал.

– Однако же, – произнес он после паузы, – ты, как я вижу, не уничтожил свою копию.

Аврелиан ответил не сразу, холодно оглядев Даффи:

– Разве я учу тебя, как держать меч?

– Не в последнее время. Извини.

В последовавшей затем неловкой паузе Даффи снова наполнил бокал и сделал хороший глоток.

«Знатная штука это испанское бренди, – подумал он. Уселся поудобнее и отпил еще. – Просто великолепно…»

Несколько минут Аврелиан попыхивал коротким окурком тлеющей змеи и разочарованно поглядывал на похрапывающего ирландца. Наконец окурок стал слишком коротким, чтобы было удобно его держать, и волшебник положил его в пасть каменной головы горгульи на столе. Он уже собирался разбудить Даффи и отослать его назад в казармы, когда ирландец открыл глаза и взглянул на него настороженно и совершенно трезво. Потом внимательно оглядел комнату и столь же внимательно обследовал собственные руки. Обратившись к Аврелиану, Даффи заговорил на древнем кельтском диалекте.

– Я задавался вопросом, когда мы встретимся, – сказал он. – Уже долгое время я находился на пути к пробуждению. – Он облизнул губы. – Что за мерзость я пил?

– Специально очищенное вино, – ответил Аврелиан. – Ты больше не Брайан Даффи?

– Не теперь. Мне… мне снился разговор с тобой, Мерлин, когда ты предложил мне меч Калаг Болг, а я отверг его?

– Нет. Все случилось наяву – в этой самой комнате, чуть более пяти месяцев назад.

– О-о… Мне казалось, это произошло совсем недавно. Надо думать, я был еще в полусне. Мог вспоминать и узнавать вещи, но не владел своей речью.

– Верно. Еще во многом то был Брайан Даффи, но твоя сущность присутствовала в достаточной мере, чтобы наделить его необъяснимыми воспоминаниями… и напрочь лишить покоя.

– Знаю. Перед тем мне вновь и вновь снилось завершение прежнего пути – последняя холодная ночь на берегу озера. А потом было сражение в лесу – там я полностью пробудился, но совсем ненадолго. Я видел тебя, но мы не успели поговорить до того, как мне снова сгинуть.

– Несколько последних месяцев он был вне моей видимости. С того дня случалось ли тебе полностью пробуждаться?

– Я вроде бы припоминаю, как три или четыре раза: просыпался ночью, видел часовых и факелы вокруг и снова засыпал. Не могу сказать, когда это было, – возможно, это лишь воспоминания из моей… жизни. Но прошлой ночью я очнулся в солдатской таверне, где, играя на арфе, вел хор в одной старой веселящей сердце песне. Все подхватили слова, каждый на родном языке, – мало что меняется за века. – Даффи улыбнулся. – А теперь, похоже, настало время разговоров. Итак, что поставлено на карту?