прижимаюсь к нему бедрами, ища его тепло.
Нежный укус за ухо посылает ударную волну к моему клитору, и стон срывается с моих губ.
— Ты не хочешь играть со мной в эту игру, Блу, — отстраняясь, он тычет ложкой мне в нос. — Я всегда буду побеждать.
Он снова берет йогурт и направляется в свою спальню.
Посмотрев вниз, я обнаруживаю выдвинутый ящик для столовых приборов между моих ног. Этот ублюдок отвлек меня и открыл чертов ящик между моими раздвинутыми бедрами.
Мне жарко, я взволнована и немного зла. Этот мужчина имеет наглость оставить меня на столешнице, задыхающуюся от желания получить большее.
— Почему ты так уверен, что победишь?
Он приподнимает брови, посылая мне пылающий взгляд, который кричит, что примерно через тридцать секунд я окажусь у кухонного стола, и как думаешь, кто победит?
Выдерживая его пристальный взгляд, я не принимаю молчаливый ответ.
Отвернувшись от меня, он направляется в свою комнату, но прежде чем закрыть за собой дверь, я слышу, как он говорит:
— Я дал обет безбрачия, вот почему.
18. Райан
— Шей, ты ведь платишь, верно? — кричит Дом с другого конца стола.
Я должен посмеяться про себя, потому что этот парень вполне мог бы позволить себе поужинать сам, если бы платил он.
— Да, чувак.
Он поворачивается к официанту.
— Тогда я возьму ваше самое дорогое красное вино.
Ублюдок.
Итан, сидящий справа от меня, наклоняется ко мне.
— Это милое местечко, — его внимание блуждает по приватной комнате одного из самых дорогих ресторанов Чикаго. — Необычное.
Черт возьми, да, это модное место, но, что более важно, приватное. Вход через черный ход, папарацци запрещены, и, по-видимому, весь обслуживающий персонал подписал соглашение о неразглашении. Если бы каждый публичный выход был таким, возможно, я бы покидал свою квартиру не только для тренировок и игр.
Итан снова окидывает комнату критическим взглядом.
— Ладно, что не так с этим местом? Ты сказал, что я должен был организовать командный ужин. И я устроил этот самый командный ужин.
— Я также сказал тебе использовать это как возможность для парней познакомиться с тобой поближе. Довольно сложно это сделать, когда половина команды находится на расстоянии крика.
В комнате черные стены, слабое освещение и стол такой длины, что за ним удобно разместятся четырнадцать человек — если вы не пытаетесь поговорить с половиной своих гостей.
Честно говоря, я знал, что это дерьмовый предлог для командного ужина, когда заказывал ресторан две недели назад. В доме Итана всегда тепло и уютно. Его жена и мать на протяжении многих лет обучали некоторых ребят их знаменитым корейским блюдам, а его дочери обычно бегают вокруг или сидят на коленях у одного из игроков, обучая профессиональных спортсменов тому, как правильно раскрашивать.
Но я не Итан. В моей квартире пусто и несколько холодно. У меня нет полноценной семьи, которая ждала бы дома, чтобы поприветствовать команду, и даже если бы у меня была семья, я не могу смириться с мыслью впустить в свое пространство столько людей, независимо от того, что они мои товарищи по команде.
Лишь немногие проникли в круг моего доверия — Итан, Зандерс, а теперь и Инди, но я не доверяю слепо большинству людей, включая моих товарищей по команде. Конечно, я знаю большинство из них уже четыре с лишним года, но они строго мои коллеги.
Доверие зарабатывается, а не дается, и если бы я сказал что-нибудь из этого вслух, Итан надрал бы мне задницу и напомнил, что мое недоверие к своей команде, вероятно, является причиной того, что у нас серия поражений из четырех игр.
В середине ужина ребятам кажется, что они достаточно хорошо проводят время. На другом конце стола гораздо громче, чем на моем, парни болтают и пьют за мой счет.
Один из новичков сидит слева от меня.
— Леон, налить тебе еще? — я поднимаю бутылку, предлагая ему вино.
Он продолжает смотреть в свою тарелку.
— Нет, спасибо.
— Ты уверен?
Нерешительно его глаза находят мои, пытаясь прочесть меня.
Итан смеется.
— Это не проверка, Леон. Тебя не будут ругать за то, что ты выпил второй бокал вина. Завтра у нас свободный день.
Губы Леона слегка приподнимаются, хотя он смотрит на Итана, улыбаясь, но его глаза снова устремлены в тарелку, когда он говорит:
— Конечно. Ладно, я выпью еще один. Спасибо.
Я наливаю Леону еще один бокал. Это было чертовски странно.
К тому времени, как подают десерт, я уже ничего не могу с собой поделать. Я достаю свой телефон, чтобы написать Инди.
Сегодня днем она прилетела, но я не видел ее пять дней. А до этого меня не было целых шесть дней. А это значит, что последние одиннадцать дней единственное, о чем я был способен думать, — это тот поцелуй.
Он был идеальным, всепоглощающим, нежным. Черт, он был опьяняющим, и я хочу поцеловать ее снова. И мне, возможно, придется поцеловать ее еще раз, прежде чем я натру себе мозоли. Существует ли какое-либо исследование, которое проверяет, сколько раз вы можете дрочить, прежде чем сможете навредить себе? Потому что каждое томное движение моего члена сопровождалось образом ее длинных ног, обнимающих мои бедра, и ее нежных рук, прикасающихся к каждой складочке моего тела, и, конечно, губ. Я представлял, как эти чертовы губы исследуют каждый сантиметр моей кожи.
Был ли тот поцелуй фальшивым, как я утверждал? Ни в малейшей степени.
Как я уже сказал ей, я не могу разыгрывать близость. Я закипел, когда увидел, что она стоит с ним за пределами арены. Я понял, кто он, в ту же секунду, как мой взгляд упал на него, и мои подозрения подтвердились, когда я заметил панику в глазах своей соседки. Ее добрые карие глаза блестели от непролитых слез, и да, это разозлило меня, потому что он не заслуживает их, он не заслуживает ее.
Я не собирался позволять ему увидеть, как она плачет из-за него, поэтому поцеловал ее. Хотя правда в том, что, когда я вышел из зала для игроков, мне безумно хотелось увидеть свою Блу. Мою идеальную Блу, одетую в высокие каблуки и кожаные брюки. Наши отношения состоят из странной смеси радушия и резкости.
Но когда я заметил его, ярость застелила мои глаза.
Называйте это собственничеством, желанием защитить или наклонностями пещерного человека, мне все равно. Я не собирался позволять этому жалкому подобию мужчины думать, что он «победил». Так что, да, я поцеловал ее, чтобы доказать свою точку зрения.