написал, что на этот шаг он пошел из-за финансовых трудностей и непонимания со стороны родителей, а точнее, нежелания их помогать ему материально. После того, как написал записку, Роналд залез на подоконник и бросился вниз с девятого этажа. Но вряд ли он сделал бы это, если бы знал, что работавшие в тот день в доме мойщики окон натянули на уровне седьмого этажа страховочную сетку. Так что, пролетев два этажа, Роналд просто рухнул бы на пружинящую сетку, оставшись живым. Но тут вмешался фантастический случай. Когда Роналд пролетал мимо восьмого этажа, в его голову из окна попал заряд дроби.
– Это был не я, – хохотнул Дмитрий. Никто не улыбнулся, и Павлов возобновил рассказ:
– В момент, пока полиция устанавливала личность покойного, детективы решили, что стрелявшему нужно предъявлять обвинение в неосторожном убийстве. Ведь если бы не выстрел, Роналд остался бы жив, упав на сетку. Выяснилось, что старик на восьмом этаже стрелял в свою жену, но не попал, и заряд угодил в окно. «Значит, – подумали детективы, – нужно корректировать обвинение: к непреднамеренному убийству добавить покушение на убийство жены». Во время ссор с женой старик всегда хватал со стены незаряженный дробовик и пугал жену щелчком курка. Это было уже как бы семейным ритуалом. По утверждению обоих супругов, дробовик всегда висел на стене и никогда никем не заряжался. Значит, в соответствии с американскими законами, обвинение в непреднамеренном убийстве теперь лежало на том, кто тайно зарядил дробовик. Выяснив, что свободно войти в комнату ссорящихся супругов мог только их сын, полицейские связались с его другом и кое-что выяснили. Зная, что отец часто угрожает матери висящим на стене оружием, сын незаметно зарядил его, надеясь, что при первом скандале тот застрелит мать, а сам попадет за решетку. Однако последние несколько недель супруги жили на удивление мирно, чем весьма огорчали неудавшегося мстителя. «И где же этот сын?» – спросили детективы. «Как где? – удивился старик. – Сын живет этажом выше…» Этим сыном и оказался Роналд. Это он зарядил дробовик, а когда месть не удалась, в отчаянии выбросился из окна. И был застрелен своим же зарядом. Своим же отцом. Понимаешь, Дмитрий? По сути, Роналда убило отчаянное желание отомстить собственным родителям.
Свободин издал нервный смешок, который больше смахивал на кашель.
– Это ты только что придумал, адвокат?
– Отпусти школьников, Дмитрий, – вместо ответа сказал Павлов. – Хотя бы девушек и детей. Подумай, что многие, узнав об этом, скажут друг другу: «А ведь в этом парне все-таки осталась капля сострадания и благородства! Он отпустил их не потому, что ему что-то дали, предоставили какие-то блага, а просто испытав к ним жалость и проявив милосердие! Человечность!»
Свободин спрыгнул со стола, при этом задев груду телефонов, пара из них со стуком упала на пол.
– Сострадание, говоришь? Милосердие?
– Даже в грязной луже отражается солнце, – вымолвил Артем. – Я уверен, что в тебе есть много хорошего. Так докажи это. Прояви свои лучшие качества. Отпусти девушек, прошу тебя. Ты слышал, как однажды сказал римский философ Сенека? «Самый обидный род мести – признать обидчика недостойным нашей мести». Будь выше всяких обид!
Внимательный взгляд Павлова заставлял Дмитрия чувствовать себя микробом под микроскопом. Он встряхнулся, качнув головой.
– Ну, стало быть, так… Учись, Юра, – бросил он Колышеву и шагнул к двери.
Все, кроме Павлова, с недоумением таращились на Свободина.
– Чего уставились?! – гаркнул Дмитрий, отпирая замок. – Все особи женского пола на выход! И ты, пацан, тоже! – Он указал пальцем на школьника, чей приятель час назад вышел из класса с телефоном.
Девушки робко зашевелились. Они все еще изумленно переглядывались, словно пытаясь убедиться, не шутка ли это.
– Давайте быстрее, девчонки, – поторопил их Юрий Александрович, едва сдерживая в голосе радость. Рыжеволосая Лариса вела Настю. Проходя мимо Павлова, она бросила на него короткий благодарный взгляд, и ее губы беззвучно прошептали «спасибо».
Виталий Ковальчук
Курсант университета МВД Виталий Ковальчук только вернулся с учебы, когда ему позвонили. Он уже слышал, что школа, которую он закончил три года назад, сегодня была захвачена каким-то безумным террористом-одиночкой. Информация, поступающая в новостные ленты, была довольно противоречивой, но вроде, по последним сведениям, стало известно, что этот отморозок – бывший выпускник этой же школы!
Мама встретила Виталия в прихожей теплой улыбкой. Из кухни доносился аромат тушеной картошки с мясом, и у Виталия чуть не потекли слюнки. Он едва успел скинуть китель, как раздался звонок. Поначалу молодой человек решил, что это какой-то розыгрыш – настолько невероятно звучала просьба полковника Котляра.
А услышав фамилию «Шлангин», он почувствовал небывалую слабость в ногах.
– Да, я сейчас приеду, – произнес он, инстинктивно выпрямляясь по стойке «смирно».
– Что случилось? – удивленно спросила мама. Она вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Ты куда собрался? Сейчас папа придет, уже все на столе…
– Мне надо, – выдавил из себя Виталий. Усилием воли он изобразил на лице улыбку, но она вышла настолько неестественной, что на лице мамы отразилась тревога. – Да ничего страшного! Я сейчас быстро сгоняю в академию, зачетку забыл…
Он быстро обулся и, набросив на плечи куртку, выскочил наружу. Машина, которую выслал за ним полковник, уже дожидалась под окном.
– Зачетку забыл! И где его голова была? – вздохнула женщина, закрывая за сыном дверь. – Все нормальные люди ужинают давно…
На город медленно спускались сумерки, воздух наполнился вечерней прохладой. Уже стало известно, что к террористу отправился адвокат Павлов, и теперь камеры репортеров были устремлены на окна кабинета химии – единственные окна, в которых горел свет. Другая часть корреспондентов рыскала в толпе, пытаясь отыскать бывших учителей Свободина. У директрисы Карины Романовны, смертельно уставшей от бесконечных расспросов, поднялось давление, и ее отвели в карету «Скорой».
Немногословный сержант, который привез Ковальчука к школе, высадил его возле пожарной машины.
– Побудьте пока здесь, – сказал он. – За вами придут.
Он ушел, а Виталий достал из внутреннего кармана сигаретную пачку. Он все пытался завязать с пагубной привычкой, но сейчас желание затянуться было сильным, как никогда.
– Виталька? Привет, брателло! – внезапно услышал он за спиной и резко обернулся.
Навстречу, кисло улыбаясь, шел Арсен. Молодой человек заметно располнел после школы, его мясистый живот буквально нависал над ремнем, лицо округлилось. Лишь маслянистые глаза оставались такими же, как и прежде, они воровато бегали из стороны в сторону, словно испуганные зверьки.
Школьные друзья пожали друг другу руки.
– Ты скоро в дверной проем не будешь проходить, – отметил Ковальчук, сунув сигарету в рот. Лаликян тут же протянул зажигалку.
– Хорошего человека должно быть