— Он раньше всех поднялся, — рассказывал боцман, — начал приборку палубы. Взял ведро и вылез на бизань-руслень. Я как раз швабры доставал из рундука. Вдруг слышу крик. Смотрю, падает Усов вниз головой, ударился о воду. Видимо, черпая воду, поскользнулся и замертво зашибся о воду, — боцман снял фуражку, перекрестился, — царство ему небесное.
В кубрике перед иконой Николая Чудотворца зажгли свечи, а на вечерней молитве Гедеон помянул усопшего матроса.
Во время стоянки в Копенгагене «Надежда» приняла двух пассажиров из Германии — ботаника Тилезиуса фон Тиленау и доктора медицины Лангсдорфа, а между тем в плавание просились двое русских юношей-студентов Петербургского университета, и компания хотела их направить, но Крузенштерн предпочел иностранцев.
После стоянки в Копенгагене шлюпы благополучно миновали проливы и вышли в Северное море. Первый день прошел спокойно. Поужинав, Коробицын, как всегда, записал в тетрадь события за день и, следуя примеру Гедеона, пораньше лег отдохнуть…
Сон его и прервал разыгравшийся шторм. В кромешной тьме приказчик нащупал спички и зажег свечу. С верхней полки свешивалась рука безмятежно храпевшего иеромонаха. Колебался в такт качке массивный серебряный крест с цепочкой, висевшей на переборке. На полу валялась одежда, туда-сюда двигались сапоги. Вверху на палубе раздался топот матросских сапог.
«Никак что-то стряслось», — подумал Коробицын.
Он кое-как оделся, потушил свечу, вышел в полутемный коридор и столкнулся с доктором Морицем Либандом.
— Вы не знаете, что там творится? — спросил заспанным голосом доктор, показывая на выход. — Третий час ночи, но мне кажется, весь экипаж на ногах.
Коробицын пожал плечами. В это время очередной шквал накренил судно, и Коробицын, отталкиваясь от переборки, двинулся к выходу. Едва он вышел на палубу, как сверху обрушились потоки ливня. Не успел присмотреться в кромешной тьме, как мимо, сметая все на пути, прокатился по палубе огромный водяной вал. Кругом чернела пропасть — небо, сплошь затянутое тучами, сомкнулось воедино с водной стихией, бушующей за бортом. Потому казались странными светлячки фонарей, подвешенных на концах рей, описывавших в темноте дуги в такт качке. Оказалось, это командир приказал зажечь их для показания своего места «Надежде».
— Спаси и помилуй, господи! — Рядом с Коробицыным выросла фигура Гедеона с взлохмаченной бородой. Мимо них пробежали двое матросов, и только теперь Коробицын едва разглядел на нижней рее бизань-мачты матросов. Стоя на пертах, перевесившись через реи, они подвязывали к ним сезнями паруса, предварительно подтянутые горденями и гитовыми.
— Господа, советую вам спуститься в каюту, — раздался в темноте голос Повалишина, — неровен час смоет за борт или зашибет.
— Нет уж, родимый, — ответил Гедеон, — помирать, так вместе и на воле, а не в спертом духу.
— Дозвольте нам полюбоваться искусными матросами, — в тон Гедеону произнес Коробицын, и они вместе с доктором Либандом простояли до рассвета на шканцах, изредка спускаясь обсохнуть в каюту.
На рассвете паруса наконец подобрали, качка, несмотря на продолжающийся шторм, заметно уменьшилась. Неподалеку лежал в дрейфе купеческий бриг с изодранными парусами.
Осмотрев горизонт, Лисянский, убедившись, что «Надежда» исчезла из вида, вызвал Калинина:
— Определитесь и дайте курс к Фальмуту. Там назначено место встречи на случай разлучения с «Надеждой».
Навстречу то и дело попадались купеческие суда с поломанными мачтами и порванными парусами. Спустя два дня у берегов Англии от встречного фрегата узнали, что во время шторма в Ла-Манше погибло несколько судов.
В полдень 26 сентября «Нева» стала на якорь в Фальмутской гавани, а на третий день неподалеку бросила якорь и «Надежда».
Шлюпу Крузенштерна не повезло — штормовые волны ослабили крепления обшивки, появилась течь почти по всей ватерлинии. Пришлось поневоле заняться ремонтом.
* * *
Переход до Канарских островов прошел без особых приключений. На рассвете 19 октября показался остров Тенериф. Лисянский раньше, десять лет назад, проходил мимо Тенерифе, но густые туманы скрывали остров и его четырехкилометровую гору. И теперь вершина этой высоченной горы Пик скрывалась в тумане. Спустя час-другой мгла рассеялась, и, разглядывая в подзорную трубу медленно поднимающиеся из воды очертания Пика, Лисянский попросил стоявшего рядом штурмана:
— Данила Васильевич, распорядитесь принести английский атлас, купленный в Лондоне.
Развернув альбом, он несколько раз вскидывал подзорную трубу и сличал с видом Тенерифе в альбоме.
— Взгляните, господа, — обратился он наконец к вахтенному, мичману Коведяеву и Калинину, — сколь отлично то, что мы видим, от рисунка в атласе.
Присмотревшись, оба офицера удивились наблюдательности командира.
Неожиданно с «Невой» сблизился французский корсар «Эжипсьен». Он приготовился к сражению, приняв «Неву» за английский фрегат, но, увидев русский флаг, отошел в сторону. В полдень 20 октября оба шлюпа прибыли на рейд главного города острова — Санта-Крус. Резанов, оба командира шлюпов съехали на берег и нанесли визит губернатору маркизу Кагигалу.
— Мы рады видеть впервые русский флаг в нашей гавани, — радушно приветствовал губернатор капитанов.
Его приветливость отчасти объяснялась полученным только что королевским повелением — принять как можно лучше русских моряков.
Пользуясь расположением губернатора, капитаны заказали местным купцам съестные припасы, вино для команды на предстоящее длительное плавание. Один из коммерсантов, Армстронг, взялся снабдить россиян всем необходимым. Офицеры скоро стали желанными гостями в его доме, а Резанов поселился у него. Армстронг пригласил желающих осмотреть город и окрестности. Мичман Берх, Коробицын, Лангсдорф уехали в соседнее селение Лагону. Сравнительно небольшой город Санта-Крус выглядел с моря привлекательно.
Опрятные двух- и трехэтажные каменные дома, чистые улицы, три небольшие крепости живописно расположились у подножия гор, окаймлявших бухту. Правда, Лисянский сразу заметил, что «нижнее сословие живет весьма бедно». С выходом из Кронштадта он, как и задумал, в свободные часы записывал основные и примечательные, по его мнению, события и происшествия. Осматривать город он пошел вместе с Повалишиным, Коведяевым и Калининым. В провожатые губернатор дал коменданта крепости Сан-Христобаль. К ним присоединились офицеры с «Надежды» — лейтенант Головачев и мичман Беллинсгаузен. Комендант повел их сначала в небольшие крепости Сан-Педро и Сан-Рафаэль, прикрывавшие город с флангов. В третьей крепости Сан-Христобаль они задержались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});