— Но, Ваше Святейшество, — сказал Ринальдо, который хорошо знал о слабости своего дяди. — Вы бы огорчились, если бы пришлось пропустить какой-нибудь пир, организованный вашим братом герцогом. Он сам мне рассказывал о пышности и великолепии своих банкетов. Может быть, вы съедите легкий второй завтрак после мессы в воскресенье и тогда будете хорошо себя чувствовать в дороге! Я уверен, что герцог устроит вам роскошный прием, когда вы доберетесь до Джилии.
Папа успокоился.
— Расскажи мне о банкетах, — попросил он.
Джорджия была просто в истерике.
— Я знаю, почему ты пришел! — зашипела она на Лучано.— Они думают, что ты сможешь убедить меня поменять талисман. Держу пари, у тебя с собой этот барашек. Я знаю, что он красивый, но тем не менее не собираюсь его брать. Несправедливо, что меня об этом просят!
Но все это время она думала: «Пришел Лучано, мы так долго не виделись, а я вся красная и заплаканная, Мне надо выглядеть лучше».
— Я не собираюсь тебя ни о чем просить, — спокойно про-говорил Лучано. — Я пришел рассказать тебе, что придумал другой способ. У меня нет никакого барашка.
Он говорил сиплым голосом, как будто у него болело горло, и Джорджия внезапно почувствовала угрызения совести, вспомнив, как ему было трудно стравагировать в этом направлении. Ей стало любопытно, пришлось ли ему сначала идти в свой старый дом, и видели ли его родители.
— Дай ему немного своего сладкого чая, — сказала она Скаю. — Судя по его виду, ему это не помешает.
Лучано принял чай и с восхищением посмотрел на Николаса, а Джорджия в это время побежала в ванную, чтобы возместить ущерб, нанесенный ее лицу слезами.
— Ты потрясающе выглядишь, Фалко. Я бы тебя не узнал.
— Спасибо, — ответил Николас. — Как ты думаешь, меня узнают в Джилии? Я хочу сказать, что здесь я старше на целый год, чем если бы я был в Джилии, к тому же я жив, а там меня считают мертвым.
— Думаю, все было бы прекрасно, если бы не члены твоей семьи, — успокоил его Лучано. — Они тебя узнают.
— Я сказал Скаю, что отращу бороду, — улыбнулся Николас, — но я не могу долго ждать. Я хочу отправиться в Джилию сегодня же ночью.
— Без Джорджии? — спросил Скай.
Николас мерил шагами маленькую кухню.
— Конечно, я не хочу стравагировать без нее! Но ведь вы будете там, не так ли? А она, похоже, никогда туда не отправится.
— Поэтому я и пришел, — сказал Лучано.
Джорджия вернулась в кухню; она успокоилась и была готова послушать, что он придумал.
— Это действительно просто, — начал объяснять Лучано.— Мы думали, что тебе не хватит времени, чтобы попасть из Реморы в Джилию и обратно за одну ночь стравагирования, но есть нечто, о чем мы все забыли.
Они все казались озадаченными.
— Мы думали о том, что Джорджия будет передвигаться между двумя городами в карете или верхом на лошади,— продолжил Лучано. — Это заняло бы несколько часов: дорога шестнадцатого века — это тебе не автострада. Но расстояние между Реморой и Джилией не такое уж и большое — по крайней мере, для летающей лошади.
Джорджия в одно мгновение представила себе эту картину, хотя другие поняли чуть позже, что Лучано имеет в виду. Она обвила шею Лучано руками, перестав смущаться, а он улыбнулся, глядя в ее сияющее лицо.
— Чудесно! — воскликнула она. — Вот именно! Я смогу пойти к Паоло, увидеться с Чезаре и семьей, а потом полететь в Джилию на Мерле. Затем сделаю то же самое, только в обратном направлении, пока в Талии не стемнеет. Я могу сохранить свой талисман и все же попасть в Джилию!
Она бросилась к Николасу и закружила его в танце по кухне. Все улыбались. Все вокруг стало выглядеть так, как будто они собирались на яркий увлекательный праздник.
— Когда мы сможем отправляться? — спросил Николас.
— Подождите, — остановил их Скай. — Мы должны спланировать все, как следует. Если я правильно понимаю, вам обоим нужно иметь одежду, подходящую для тех мест, куда вы попадете, а Нику придется хоть как-то замаскироваться. И как Джорджия собирается приземляться на летающей лошади посреди города? В Джилии точно нет аэродромов, а она там раньше не была — как же она узнает, где можно встретиться с нами?
Это немного умерило пыл друзей Ская.
— Мы можем связаться с Паоло и рассказать ему, что Джорджия собирается в Ремору, — предложил Лучано. — Родольфо сделает это с помощью своих зеркал. И я уверен, что мы сумеем кое о чем договориться в Джилии насчет вашего прибытия, но Скай прав: ты не должен отправляться туда сегодня ночью, Фал-ко, Нам нужно подумать также о том, во что тебе переодеться, и сочинить для тебя историю.
— Что, если сделать его новым послушником, как меня?— спросил Скай. — У моей черной рясы есть капюшон, который он сможет надвинуть на лицо, если поблизости окажется кто-то знакомый. А Сульен сумеет организовать это.
— Куда я прибуду? — поинтересовался Николас. — Раньше я это делал только один раз и тогда оказался в конюшнях Паоло, потому что мой талисман был пером Мерлы, но я не знаю, откуда это гусиное перо.
— Думаю, Сульен принес его из своей кельи, — предположил Лучано — Но я это выясню. А еще спрошу, согласен ли он с тем, чтобы ты выдавал себя за послушника. Когда Скай стравагирует сегодня ночью, я все расскажу ему.
— О, это уже слишком! — запротестовал Николас. — У меня есть талисман, а я все еще не могу попасть туда! Как долго это будет продолжаться?
— Не больше чем день или два, — ответил Лучано. — Я должен все сказать Гаэтано, а нам, Стравагантам, нужно поговорить о том, куда тебе следует пойти и где нужно быть во время свадебных торжеств. Паоло пока подыщет одежду для Джорджии. Николас не единственный, кто изменился с тех пор, как покинул Талию.
Джорджия почувствовала, что начала краснеть. Лучано был в Реморе, когда она и Николас совершили свое захватывающее стравагирование туда шесть месяцев назад и обнаружили, что их миры разделял целый год. Джорджия знала, что она уже не та неуклюжая девочка с плоской грудью, которая таила в своей душе пылкую любовь к Люсьену Мулхолланду. Неизменное восхищение Николаса и приключения в Реморе, которые добавили ей уверенности в себе, превратили Джорджию в совершенно другого человека. Во всех отношениях, кроме одного. Едва она увидела Лучано, сидящего в кухне у Ская, в простой белой рубашке и черных бархатных штанах, которые никак не могли сойти за одежду юноши из двадцать первого века, на нее нахлынула волна прежнего отчаяния. Единственного парня, которого она когда-либо любила по-настоящему, отделяли от нее сотни лет и пространственный барьер, который она никак не могла преодолеть. И в то же время он вернулся, чтобы рассказать ей о своей идее лично, хотя мог просто объяснить все Скаю в Талии.