влез в разговор уже обычно тихий Чередников.
– И это тоже, – невозмутимо подтвердил Вадим Юрьевич, – тысячи остроумных и оригинальных догадок, прямо сейчас не подтвержденных фактами, пусть остаются в сторонке. Сейчас куда важнее завершить расследование тройного убийства с сокрытием особо опасным способом, с похищением предметов, имеющих большую культурную и материальную ценность. А гражданин Перышкин получит и так выше кепки, не переживайте.
Помолчали. И все-таки Шурик снова подал голос:
– Простите, Вадим Юрьевич, а как фамилия адвоката, которого назначили Перышкину?
– Беленький.
– Понятно.
– Так получилось, он дежурил. Он же, надо полагать, склонил товарища Перышкина к мысли раскрыть тайник, в котором они с подельником хранили оставшиеся сокровища: под паркетной доской, под шкафом. Вскрыли, составили опись, выдачу скрупулезно зафиксировали, зачтется Перышкину на суде.
– И что же, все там? – уточнил Гоманов.
Дементьев, сделав эффектную паузу, не без удовольствия сообщил:
– Все. Исключая то, что мы изъяли на югах. Сопоставляют сейчас с той красочной описью, которую ювелир нарисовал, но, товарищи, и сейчас ясно, что все мы молодцы.
Чередников покосился на Генку. У него физиономия была перекошена, как у театральной маски: одна половина довольно ухмылялась, вторая – скалилась.
* * *
И снова, как тогда, у пепелища каяшевского дома, Шурик не мог понять, как оказался тут, на лавочке у Котельнической, и по каким причинам вот уж битый час таращится на Устьинский мост.
Надо же, как все сложно. Какие-то семьдесят два часа назад он был непозволительно счастлив, и даже осознание того, что теперь как-то придется заново знакомить маму и папу, этого счастья не омрачало. Скорее, было предвкушение праздника.
Шурик в самом деле был счастлив. Обрести отца, да еще легендарного фотографа, криминалиста, героя, можно сказать… к тому же по итогам краткой, но очень насыщенной беседы с отцом стало ясно, что все поправимо. Много лет назад случилось глупое недопонимание, проявился гонор с обеих сторон. И все-таки все эти годы отец без малейшего принуждения откладывал со своего заработка неведомому ребенку, на что-то надеясь. Да и тот факт, что Шурик все-таки Александрович, кое о чем свидетельствовал: значит, не окончательно прокляла. Значит, любила. Значит, все еще можно встретиться, поговорить.
Вот был Чередников счастлив до такой степени, что даже не поинтересовался у отца, что же его связывало с Каяшевой и Шаркози кроме этого фото. Впрочем, какая разница…
Однако ощущение счастья по прибытию в Москву развеялось, потому что вдруг выяснилось, что более личного счастья его, Чередникова, заботит смерть совершенно постороннего человека.
Хотя, казалось бы, с чего это вдруг? Если встать по ту сторону добра и зла, то справедливость-то восторжествовала. И убийца женщин, терзаясь муками совести, канул в Лету. Ворюга же пойман, понесет заслуженное наказание. И опять, снова все по сути верно – но опять не то.
Таращась то на высотку, острой рыбьей костью втыкающуюся в небеса, то на огромный, хладнокровный серый мост, то на мутноватые воды Москвы-реки, равнодушно перемещавшиеся куда-то в сторону Оки, Саша маялся. И, сам того не ведая, пытался ответить на тот же вопрос, что и заслуженный, опытный опер и полковник Филатов: что толкнуло небезнадежного человека, который вполне мог вернуться в общество нормальных, порядочных то есть людей, в масляную пучину московских вод? Да еще имея при себе билет в теплые края, где – и это всем известно – за деньги можно выправить что угодно, хоть новую жизнь. Так ведь нет, оставляет сокровища и кидается в реку.
Что это? Стыд? Перед кем?! Ни семьи, ни жены, ни детей, ни, строго говоря, какого-то особого положения в социуме. Страх наказания? Ну не убивал Козырев, это же очевидно! И с учетом того, что парень явно шел не организатором, а исполнителем, «прицепом», к тому ж чистое происхождение и – скорее всего, за этим бы дело не стало – раскаяние, ходатайства коллектива, – ну сколько бы он получил? Смех.
Так зачем же… в воду? Мысли путались, какие-то глупые, а то и фантастические версии гуляли в утомленном мозгу, но ни одна не могла затмить того, что пришло в голову с самого начала.
– Вы совершенно правы, Шурик. Разумеется, имитация.
Чередников вздрогнул, очнулся, поднял глаза. Перед ним в непринужденной позе, опираясь на тяжелую трость, предстал Леонид Моисеевич Беленький собственной персоной, в летнем элегантном костюме, панаме, тень от которой, падая на его лицо, волшебным образом омолаживала старого адвоката лет на десять.
– Позволите? – он приподнял свою замечательную панаму и снова стал самим собой, престарелым Мефистофелем.
– Прошу, – проскрипел Чередников.
Приглашение прозвучало не особо радушно. Да и с чего бы, после перышкинских выкрутасов, с оговором того, кто уже не сможет оправдаться. Однако Беленький был не из тех, кого трогают тонкости и обертоны чужих голосов.
– Я вижу, Саша, что дела ваши идут хорошо.
– Где уж нам. Против вашего-то опыта.
– Ну-ну, не прибедняйтесь. И не думайте, пожалуйста, что вашего душителя я принял, любя его. Не более чем случайность. Решил тряхнуть стариной, отпустил молодого коллегу, дежурил – а тут телефонограмма.
– Так, а может, тогда, во избежание конфликта интересов, завершить разговор?
– Насчет этого не беспокойтесь. Я откажусь от защиты. Вот, к слову, вы мне подсказали отличный повод.
– Вы что же, меня за этим искали? – съязвил Саша.
– А я вас не искал, это вы мне встретились. А я прогуливался, отправляясь домой.
– Ах да, вы ж отсюда, – Чередников позволил себе съязвить, вспомнив, что товарищ адвокат проживает как раз тут, на Котельнической, один – дробь пятнадцать.
– Вот гуляю я и смотрю: сидит один из самых моих любимых, загадочных и перспективных сотрудников, сверлит воспаленным глазом то мою высотку… нравится домик?
– Да, красивый, – сдержанно подтвердил Саша.
– Уж такой удобный, что поискать, – подтвердил адвокат. – Все, что нужно, под боком: почта, банк, ателье… ах да, вы же знаете.
«Я?» – удивился Саша, но мудро промолчал.
– И знаете, микроклимат тут удивительный. С одной стороны – Яуза, с другой – река Москва, летом не жарко, зимой не холодно, астма моя чувствует себя великолепно, да и окна всегда чистые. Компания