Всё исчезло. Я исчезла...
Глава 4
Оглушающий звук ворвался в заторможенное сознание. Грудная клетка горела от боли. Перед глазами плыли очертания чего-то чёрного, кажется, выпуклого. Голова раскалывалась, пульсируя чудовищной болью по всему лбу.
— Всё хорошо. Не двигайтесь! — не знаю, чей это был голос, но интонации были решительными и безапелляционными. — Несите носилки. Можете назвать своё имя?
Имя? Что происходит? Это приёмная божественной комиссии какой-то? Я не умерла?
— Бедро сломано. Возможно, повреждён позвоночник. Вызывайте спасателей, не стоит её трогать сейчас. — всё тот же голос отдавал кому-то какие-то указания, а я, испуганная до ужаса смыслом слов этого человека, тут же попыталась прислушаться к своему телу и пошевелить ногами.
Кажется, у меня получилось.
— Мои ноги...они шевелятся…
— Не говорите. Вам не стоит сейчас разговаривать.
Поздно. Я уже ощутила металлический привкус во рту, прежде чем кровь хлынула из носа и рта.
— Блядь…
Возмутиться его культуре общения я не смогла. Хоть что-то оставалось неизменным - я слишком часто отрубаюсь в любой странной ситуации. То же, я сделала и сейчас.
Кажется, я ещё жива. Или пока ещё жива…
Обрывки чужих разговоров оседали в моём сознании. Авария. Столкновение легкового автомобиля с внедорожником какого-то мажора. Стабильно тяжёлое состояние. Рыдания матери. Ободряющие слова отца. Ещё чей-то мужской голос, требующий у меня встать, открыть глаза, бороться и не сдаваться.
Однажды агония кончилась. Я в самом деле очнулась. Открыла глаза и задохнулась от инородного предмета в своём рту. Ко мне бросились с десяток людей в синих и белых халатах, суетясь и что-то обговаривая. Словно я деталь интерьера, не более.
Врачи, медсёстры и наконец-то родители. Я так много хотела им сказать. Так много спросить. Но голоса не было. Хрип, сип и невнятные протяжные гласные, отзывающиеся булькающими звуками в шейной трубке.
Я слушала. Я очень много слушала. Неделя, вторая, проведённая в больничных стенах, оставляли лишь множество вопросов и сомнений в моей голове.
Когда я смогла вновь заговорить, моим первым вопросом было:
— Какой сейчас год?
Мама зарыдала пуще прежнего, а отец обеспокоенно заглянул в мои глаза.
— Две тысячи двадцатый. Ты провела Новый год в реанимации…
— Я попала...в аварию… тридцать первого декабря?
— Ты помнишь? — лицо папы озарилось надеждой.
— Да. А демоны? Мой Хран?
— Что?
— Демоны?!
Я закрыла глаза, не в силах видеть ужас и потрясение родителей. Они молчали, а я не придумала ничего лучше, чем притвориться спящей, надеясь, что они уйдут.
Их уход не принёс мне ни облегчения, ни уединения. Вошедший мужчина, заставил меня в ужасе распахнуть глаза и наблюдать за его каждым движением. Вот он подошёл к моей кровати. Вот он ласково, кажется, провёл ладонью, по моей щеке, спрятав спутавшиеся и слипшиеся волосы, которые я всё время не позволяла отстричь. Вот он спросил о моём самочувствии…
— Какого хрена, Макс, ты здесь делаешь?!
— Ксюш, ты чего?
— Ксюша я для подруг и друзей! Ты в этот список не выходишь! Убирайся немедленно!
— Но… Но что я сделал?
— Убирайся! Убирайся! Убирайся!
Ощутив всю прелесть ударной дозы успокоительного, введённого мне "добрейшей" медсестрой, я обмякла и отключилась.
Я быстро шла на поправку, по мнению моих лечащих врачей. Я смогла сесть. Смогла встать. Я даже смогла, пусть и с помощью костылей и надзора медсестры, дойти до туалета! Кому-то это покажется глупостью и ерундой, но сам унитаз и справление нужды самостоятельно, а не в больничные утки и с чужой помощью , сделало этот день самым лучшим в этих стенах. Я вновь ощутила себя живой. Пусть за дверью меня и ждала обеспокоенная медсестра, я на несколько часов стала счастлива. По-настоящему счастлива.
Мне стыдно, но прихода Светы я ждала с большей радостью и волнением, чем родителей. С ними я не могла поговорить...о...демонах. О Страторе… Видеть их растерянность и страх невыносимо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Выглядишь ужасно. — авторитетного заявила она, едва переступив порог моей палаты.
— Ну, это лучше, чем слёзы и жалость. — констатировала я.
— Я серьёзно. Брови Брежнева, цвет лица, как у этой стенки, губы… Так… — придвинув стул к моей кровати, подруга выгрузила объёмный пакет и прокомментировала:- Здесь фрукты, соки, пористый молочный шоколад и пара покупных салатов. Извини, но двое детей не располагают к бульонам и прочей домашней еде. Итак свекровь лютует, на работе завал, бывший вернуться удумал.
— Не стоило и этого. У меня всё есть. Но за шоколад спасибо.
Управившись с выгрузкой провизии, Света закопалась в своей сумочке, что-то бормоча себе под нос. Я не знала, с чего начать и как правильно подвести её к этому разговору. Не может быть, что всё это мне приводилось…
— Нашла! — продемонстрировав мне щипчики для бровей, Светка хохотнула. — Буду из тебя делать человека!
— Эй! Густые брови сейчас в моде! Разве нет? — запротестовала я, увидев хищную усмешку на её губах.
— Да, но это не всем идёт.
— Ты не заметила, что я в больнице, а? Для кого здесь быть красивой? Мне до бровей сейчас совсем нет дела.
— А врачи? А Макс? — всё-таки добравшись до моих бровей, возмущённо засопела подруга.
— Не хочу видеть Макса. — поморщилась от неприятных ощущений.
— С чего бы это? Вы же сладкая парочка.
— Можешь не стараться, я знаю, что он тебе никогда не нравился.
— Что? С чего ты это взяла?
— Ты говорила. — а вот и тот самый повод и подходящий момент перейти к делам насущным.
— Я никогда такого не говорила. — фыркнула Света.
— Вообще-то, говорила… — понизив голос до шёпота, произнесла я. — Ты не помнишь?
— Я… — Света ненадолго замолчала, словно вспоминая и перебирая воспоминания, — Я не говорила этого. Но да, он мне не нравится.
— А то, что он кидала, ты помнишь? Демоны, новости… Хоть что-нибудь…
— Ксюх, ты о чём? — замерев, подруга нахмурила лоб и поджала губы.
— Твою мать… — пробормотала я. — Забей. Я так… Ерунду несу.
Это какая-то параллельная реальность. Правда. Не может быть, чтобы всего случившегося со мной не было! Не может! Всё было по-настоящему! Реально! Все события. Чувства были реальными!
К выписке из больницы я уже уверенно стояла на ногах, правда, всё ещё с костылями. До снятия гипса была неделя, которую мне разрешили провести дома. Я была почти счастлива.
Возвращение в съёмную квартиру вибрировало ностальгией в сознании, не давая сосредоточиться ни на чём другом. Там я впервые столкнулась лицом к лицу с демоном, демоницей… С моей рогатой. Там мои отношения с Сэмом перешли в горизонтальную плоскость впервые… Там появилась впервые Лилит… Так много впервые…
Они не могут быть плодом моего воображения…
Но дома меня ждал неприятный сюрприз — Макс! Выставив его за дверь под причитания моей мамы, я попыталась улыбнуться:
— Простите. Я, правда, не хочу его видеть. Я не готова пока к выяснению отношений и драмам.
Едва выдохнув, я прошла в кухню, печальным взглядом осмотрев чистый пол без признаков каких-либо линий и пентаграмм, накрытый стол, бутылку моего любимого вина и...Буса…
— Мау-ау… — отозвался белоснежный комок, оторвавшись от миски с кормом и нарезая круги вокруг моих ног.
— Детка, ты в порядке? — голос матери звенел беспокойством.
Я? Я не в порядке! Мой мир рухнул в одночасье…
— Это из-за кота?
— Уйдите! Просто уйдите! — воскликнула я, отбросив костыли и дохромав до стула. Опустилась на него с тяжёлым вздохом, попутно стаскивая обувь и куртку. Нужно будет в прихожую стул поставить… стоя я даже разуться не могу пока.
Несколько дней я большую часть времени рассматривала своего кота. Искала различия, страстно желая, чтобы это был другой белый кот. Не мой Бус, подобранный блохастым котёночком, а после эволюционировавший в Храна, а какой-то другой. Чужой. Просто похожий.