Один из крупных танковых командиров Красной Армии генерал-лейтенант Катуков говорил мне, что он никогда дотоле не видал столь крупных танковых боев. Немцы в июне не помышляли о «линии Днепра». Они скопили сильнейший кулак, надеясь опять прорваться в самую глубь России и решить войну на востоке летней кампанией. 12 июля в бою за поселок Прохоровка с двух сторон участвовало свыше полутора тысяч танков. Причем это были мощные машины новых типов. Немцы тогда кинули в бой на одном только участке 13 танковых дивизий. Из них девять после битвы им пришлось отвести в резерв. Немцы рассчитывали, что и Красная Армия обессилена, но несколько дней спустя началось контрнаступление мощных танковых корпусов Красной Армии. Немцы долго цеплялись за каждое село, за каждый бугорок. Потом их оборона оказалась разорванной, обойденной. Тогда они начали отступать. Место Гудериана занял доктор Геббельс, который каждый день придумывает новые объяснения бегству немцев.
Что позволило Гитлеру в 1941 году столь стремительно двигаться на восток? Танки. Моторы играли и играют первостепенную роль в этой войне. У немцев тогда было огромное преимущество в танках. Генерал Катуков вспоминает, — как ему пришлось драться в октябре 1941 года против Гудериана. У немцев было тогда под Орлом около тысячи танков, у Катукова — шестьдесят.
Два года не прошли даром. Роль танков по-прежнему первостепенна. Но теперь преимущество на нашей стороне, причем мы сильнее не только числом, но и качеством. Самоотверженным трудом наши инженеры и рабочие создали сильные танковые резервы. Все понимали, что от танков зависит судьба и Киева, и Москвы, и Урала. Приведу любопытную справку о том, как понимает народ значение танков. Весной, по почину одного крестьянина, начался всенародный сбор денег на нужды обороны. Жертвовавшие — крестьяне, рабочие, интеллигенция — большей частью указывали желательное назначение их взносов, и вот из семи миллиардов рублей пять предназначались танковым силам. Народ не ошибался: в изгнании врага из России, которое началось этим летом, танки играют ведущую роль.
Никто не отрицает достоинств немецких танков. Их последние модели — «тигры» и «пантеры» — обладают солидной броней и сильным огнем. Но они медлительны, а поэтому уязвимы. Обладая большой маневренностью, наши танки бьют «тигров» и «пантер» в их уязвимые места. Без бахвальства можно сказать, что наш средний танк «Т-34» остается до настоящего времени непревзойденной универсальной машиной.
За два года войны выросли крупные танковые командиры. Мне пришлось встретиться со многими из них, с генералами Катуковым, Ротмистровым, Богдановым, Бадановым, Бутковым. У танкистов не было и не могло быть традиции: танки новое оружие. Танкисты создают теорию на поле боя. Это новаторы, нет у них рутины. Они страстно любят свое дело, любят запах бензина, нестерпимый грохот, жару или лютую стужу в металлической коробке. Они научились прорываться в тыл врага, перечеркивать своими гусеницами его планы. Если еще недавно пленные немецкие офицеры говорили мне об оборонительной линии на Десне, то теперь советские танкисты внесли в эти расчеты свои поправки. Не думаю, чтобы немцы могли положиться и на Днепр.
Гитлеровцы пытаются ослабить танковые удары Красной Армии сильной артиллерией. Этим летом у немцев уже не мелкокалиберные противотанковые орудия, но мощные 87 мм. Секунда промедления, и танк гибнет. Но выросли не только командиры наших танковых частей, выросли и танкисты. Они научились маневрировать. Им не страшны пикирующие бомбардировщики врага: уж не идут танки по прямой, как ходили раньше.
Я не стану говорить о моральной силе советских танкистов. Во всех армиях мира танкисты — эссенция. Танкисты Гитлера — это эссенция разбоя. Если немецкий пехотинец грабит по мелочи, немецкий танкист оптовик грабежа. На нем шесть украденных пуловеров — из всех стран Европы. В его танке еще недавно был маленький универмаг: «трофеи», отнятые у жителей. Он говорит о своем расовом превосходстве громче и нахальнее, чем пехотинец. Когда война для Германии перестала казаться выгодной и заманчивой, немецкие танкисты сразу поблекли. Советский танкист с первого дня войны понял, что он сражается за свободу России. Это поддерживало его в самые трудные дни. Это ведет его теперь через степи, леса и реки на запад. Можно было бы рассказать о тысячах и тысячах подвигов, о смертельно раненном танкисте, который вывел из боя машину, о радисте, охваченном огнем, который продолжал передавать донесение, о таранах, когда обреченные советские танкисты пробивали тяжелые машины врага. Сознание морального превосходства никогда не покидает наших танкистов, а гусеницы или огонь для них — акт справедливости, кара палачам.
Два года тому назад танки Гудериана и Клейста неслись на восток. Теперь несутся на запад советские танки. Книга Гудериана называлась «Внимание, танки!». Сейчас эти слова в страхе повторяют гитлеровские офицеры на Днепре: идут русские танки. На востоке немцы отступают под грозными ударами России. Эти удары требуют других: с запада.
24 сентября 1943 года
Я не завидую немецким генералам, которые составляют сводки. Может быть, они передоверили это Геббельсу? 22 сентября ставка Гитлера сообщала: «Произошли исключительно ожесточенные бои, в ходе которых, после отражения советских атак, был эвакуирован Велиж». Еще два дня тому назад немцы уверяли, что они «добровольно передвигаются» и «оторвались от противника». Почему же у Велижа ожесточенные бои? Если они отбили атаки, почему они эвакуировали Велиж? 23 сентября Берлин сообщает: «К западу от Полтавы яростные атаки советских войск также потерпели неудачу. После разрушения военных объектов город был оставлен германскими войсками». Опять встает вопрос: почему же немцы оставили город? Может быть, им надоело жить в Полтаве? Но три недели назад «Фелькишер беобахтер» называл Полтаву «жемчужиной Остланда».
Отступление германской армии — это не паническое бегство, но это и не планомерный отход. Немцы отчаянно сопротивляются. Почему они отходят, гадают военные обозреватели пяти частей света. Ответ прост: они отходят потому, что не могут удержаться.
Было бы ошибкой думать, что наступление Красной Армии прогулка. Пришлось пробивать превосходную немецкую оборону у Духовщины, возле Велижа, на Миусе. Пришлось прорвать новые линии обороны, заранее приготовленные противником на Десне, у Ярцева, у Рославля. Пришлось преодолевать водные рубежи, как, например, очень широкую, особенно в ее низовьях, Десну.
Немцы считали Десну новой линией обороны. Они укрепились на высоком западном берегу. Укрепились хорошо: через каждые сто метров линия траншей, на берегу огневые точки, траншеи в два-три яруса, берег заминировали. В засадах были «фердинанды». Переправились наши ночью. Саперы приготовили плоты, на каждом — десяток бойцов с оружием, на двойных — полковое орудие. Чтобы обмануть врага, слева и справа от основных переправ были сделаны ложные. Бойцы поставили дымовые завесы, подняли сильный шум. Так форсировали Десну.
Огромную роль в наступлении играют саперы. Немцы возлагают все надежды на мины — ими кишит земля. Но саперы научились быстро очищать дороги.
Последнее время немцы не бросают в контратаки крупных танковых соединений: не хотят, видимо, рисковать. Задержать и остановить наше наступление должна немецкая пехота, и немецкие пехотинцы, попавшие в плен, говорят, что никогда они не испытывали столь страшных боев. У немцев большие потери. Они не только не снимают войск с нашего фронта, они вынуждены посылать пополнение. Из Германии идут составы с маршевыми батальонами.
В феврале генерал Черняховский показал мне на карте путь Рыльск — Конотоп — Киев. Это было в Курске. Тогда немцам удалось остановить наше наступление. Теперь генерал Черняховский прошел по этому пути до мест, которые знакомы каждому киевлянину. Вчера занята станция Бобрик. Когда в мирное время поезд проезжал мимо этой станции, едущие в Киев начинали стаскивать чемоданы с полок… Маститые генералы германской армии, увидев противника, который наносит им удары, наверно, изумились бы: генерал-лейтенанту Черняховскому тридцать шесть лет. Он танкист, украинец, сын железнодорожника. Человек большой культуры. В лучших из наших генералов меня прельщает их всесторонность: это не люди касты, но всесторонне развитые люди. Наши победы доказывают, что общая культура вовсе не мешает военной. Вот генерал армии Рокоссовский. Это самый спокойный, самый мягкий из всех военных, которых я встречал. За спокойствием — страсть, за мягкостью — воля. Он думал много не только о войне — о жизни, это не мешает ему прекрасно разрешать проблемы вклинения во вражеский фронт. В тяжелые для нас дни генерал Рокоссовский как-то сказал мне, что он презирает гитлеровских солдат, как людей, лишенных морального костяка. Его слова тогда казались для военного почти парадоксом. Теперь они могут сойти за трюизм.