Моими первыми пациентами были в основном русские иммигранты, только что приехавшие в Америку. Их страховка для неимущих полностью окупала расходы госпиталя, но хирургу за операцию доставалось всего 350–500 долларов, тогда как другие страховые компании за такие же операции платили от двух до семи тысяч. Многие американские доктора называют больных с такой страховкой «service patients», что можно перевести как «пациенты в нагрузку», отдавая их на попечение малоопытных резидентов. Медицина — профессия внеклассовоя, но подход медиков к пациентам может оставаться классовым. С этим ничего не поделаешь. И теперь, когда меня сделали директором русской клиники, всех приехавших из СССР просто спихивали на меня. И я лечил их — так, как нужно было для их выздоровления, а не так, как мне за них заплатят. В этом сказывались моя закваска русского доктора добрых старых традиций и бывшее советское неприятие классовых традиций.
Тем не менее и мне надо было делать то, что американские доктора называют «to build the practice» — создавать практику, то есть набирать себе контингент частных пациентов. Этот процесс отнимает много энергии и дорого стоит. Сами пациенты к доктору не пойдут, хотя бы потому, что не знают о его существовании. Доктор, начинающий частную практику, выбирает себе район, в котором хочет обосновать практику, снимает помещение для офиса, рассылает извещение о начале работы другим докторам всех специальностей, чтобы они знали о нем и могли, если что, присылать к нему пациентов. Офис надо оснастить мебелью, оборудованием, телефоном, факсом (а теперь и компьютером), шкафами для хранения историй болезней, рабочим местом для секретаря, которого надо еще найти, что совсем непросто. И с самого начала следует выбрать страховую компанию и платить за «Malpractice Insurance», «страховку от ошибок», без которой нельзя работать ни дня.
Расходы на все это такие, что доктора вынуждены брать в банке ссуду под большие проценты. Многие начинающие, чтобы избежать всего этого, нанимаются младшими партнерами к докторам в уже существующие офисы. Но для этого надо, чтобы хозяин захотел тебя взять, а потом долго и дорого платить ему за пользование офисом и быть у него мальчиком на побегушках.
К счастью, я был избавлен от подобных, головных болей: мое новое положение заведующего автоматически включало меня в группу «ортопедическая ассоциация» при нашем госпитале. У группы было в госпитале свое помещение и оснащение для приема частных пациентов. За это мы обязаны были платить госпиталю 27,5 % общей суммы дохода. Может быть, это и немало, зато можно начинать прием частных пациентов сразу.
Всем частным докторам, а хирургам в особенности, необходимо иметь «Priveleges» — привилегии или, точнее, допуск от госпиталя на производство определенных операций. Привилегии утверждаются советом управления госпиталя. Мой прежний хирургический диапазон был довольно широким, но в Америке требуется заново подтвердить свою специализацию. Этот вопрос тоже решился проще, чем я ожидал: Виктор сам принес мне форму с длинным списком операций:
— Владимир, отметь сам, что хочешь делать.
Совет утвердил мой список без возражений.
«Страховка от ошибок» у нашей группы тоже была коллективная, за всех заведующих платил госпиталь. Если бы я начинал практику в одиночку, мне это стоило бы 80 000 долларов в год! Фантастическая сумма, связанная с тем, что в хирургии есть риск операций. Терапевты имели дело с гораздо меньшей страховкой — около 15 000 долларов. Самая высокая — у нейрохирургов, ортопедических хирургов и акушеров-гинекологов. Не то чтобы они делали больше ошибок, но их ошибки могут иметь худшие последствия, и их судят чаще других, при этом требуя от них больших сумм компенсаций. Поэтому в случае суда наша страховка покрывала каждого из нас на сумму до пяти миллионов.
Если сложить все затраты начинающего частнопрактикующего американского доктора, получится, что в дорогом городе Нью-Йорке в год он должен заплатить за организацию своей работы 150 000–200 000. Чтобы ему остался годовой заработок в этих пределах (из которого с него еще вычтут налоги), ему необходимо заработать не менее 400 000 долларов в первый год. Это практически невозможно, и доктора влезают в долги.
Я счастливо избежал суеты и расходов на устройство частной практики. Это развязало мне руки, и теперь я все больше оперировал русских иммигрантов и американцев вместе с Виктором.
После моей поездки в Бразилию к нам стали все чаще приезжать пациенты из стран Южной Америки. Наш госпиталь становился неофициальным всеамериканским центром по илизаровским операциям. Резиденты шутили:
— Владимир проложил к нам дорогу из России и Южной Америки.
Ни русские, ни латиноамериканцы не говорили по-английски, мы наняли переводчиков. Правда, многие наши врачи с юга страны знали испанский. Пришлось и мне запомнить несколько фраз для первого общения с пациентами: я мог с ними поздороваться, спросить, что у них болит, объяснить, что надо сделать рентгеновский снимок. На большее я не был способен.
У нас работал доктор из Чили, Энрике Эргас. К нему тоже приезжали на лечение пациенты из его страны, богатые и влиятельные люди. Энрике был то, что называется «южноамериканский князь»: держался высокомерно, говорил с большим гонором, любил во всем шик. Однажды, после долгого операционного дня он предложил подкинуть меня домой на своем «Роллс-Ройсе». На такой машине мне ездить еще не приходилось. Пока она бесшумно катила по ночному Манхэттену, я любовался ее внутренней отделкой, а Энрике переговаривался с кем-то по-испански по телефону, микрофон которого был вмонтирован в рулевое колесо. В этом разговоре я с удивлением услышал несколько раз свое имя.
— С кем ты говоришь?
— Я говорю с доктором в Сантьяго, в Чили.
— В Сантьяго?
— Владимир, этот доктор — хозяин большого частного госпиталя в Сантьяго. Я рассказал ему, что вы с Илизаровым недавно проводили конгресс в Бразилии. Он загорелся идеей пригласить Илизарова и тебя в Чили, чтобы вы провели конгресс в Сантьяго с чилийскими хирургами. Можешь поговорить об этом с Илизаровым?
Чили? Что я о ней знал? Только то, что в 1973 году генерал Пиночет устроил в Чили военный переворот, преследовал всех левых, сторонников бывшего президента Альенде, с которым заигрывало советское правительство, и посадил в тюрьму секретаря компартии Корвалана. Потом по инициативе Сахарова был произведен обмен: Корвалана доставили из тюрьмы в Москву, а диссидента Владимира Буковского, которого советская власть звала хулиганом — в Лондон. В народе ходила частушка:
Обменяли хулигана На Луиса Корвалана. Где найти такую б…дь, Чтобы Брежнева сменять?