Николай беспрепятственно добрался до кольцевой и отвез пассажиров на другой конец города, где они и вышли – втроем. Раз уж эта бледная паучиха из Миссии ради «прописки» Волкова у партизан угробила полсотни человек, выбора не было. Кажется, собственный план пришельца вел туда же, в отряд. И пусть этот отряд превратился в то, о чем говорили новостные каналы, – в горстку загнанных и растерянных людей, – Волкову они по-прежнему были нужны, он собирался их как-то использовать. Канунников не знал, что за сценарий разыгрывает пришелец, но в существовании плана не сомневался. Он попробовал соотнести масштаб операции с ее последствиями для миров Колыбели и Сферы, и ему стало зябко. По логике, проработка планов с обеих сторон была так глубока, что землянам оставалось махнуть рукой и забиться в угол.
Канунников припарковался у торгового центра и достал электробритву. Симбионты продолжали перестройку организма – независимо от его собственной воли, – однако до управления волосяными луковицами эти гаденыши пока не добрались. Водя по щеке машинкой, Николай с иронией подумал, что когда-нибудь начнет просыпаться уже выбритым и причесанным, с мятным привкусом во рту, а возможно, вообще не будет засыпать, потому что утратит потребность в отдыхе. На этой мысли он замер и тяжело посмотрел в зеркало. Возможно, да… А если симбионты решат, что чешуя практичней кожи, что либидо отвлекает от работы и что хвост не помеха, а средство балансировки?
– Значит, быть тебе хвостатым чешуйчатым импотентом, – сказал майор зеркалу и закинул бритву в «бардачок».
Пока он доехал до Лубянки, следы бессонной ночи изгладились и лицо приобрело человеческий вид – настолько, что в родной четвертый корпус Канунников попал, не предъявляя документов. В лифте он нажал на кнопку со стрелкой вниз, прошел по первому подземному уровню до конца коридора и приготовил удостоверение: здесь, перед зоной «0-А», тоже стоял лейтенант, но прежде, чем бросить ему «привет, Санек», нужно было миновать сканер. Такая же процедура ожидала Канунникова и у входа в зону «00-А», разве что здороваться «на дне» было не принято. До самого нижнего этажа оставалось еще порядочно, этажей пять или шесть – сколько точно, Канунников не знал и узнать не стремился. С его уровнем допуска здание заканчивалось здесь, и майора это устраивало.
Генерал Смертин, тонко позвякивая ложечкой, гонял в стакане дольку лимона.
– Заждался уже, – обронил он, когда Канунников вошел в кабинет. – Садись. Чай?
Не интересуясь ответом, генерал кивнул на поднос. Николай взял оттуда серебряный подстаканник со звездами и переставил его к себе. Лимон на блюдце он не тронул, а вот сахара насыпал много.
– Это они требуют? – Смертин снова кивнул, имея в виду то ли живот Канунникова, то ли все тело целиком.
– Не знаю. Я надеялся от вас это услышать.
Хозяин кабинета опустил руку и выложил на стол красный скоросшиватель. Повертев папку, он раскрыл ее, но сразу же закрыл и убрал в ящик.
– Ничего у тебя не нашли. Практически здоров.
– Я сейчас могу ацетона выпить, и все равно буду здоров. Практически.
– Пей лучше чай, майор. – Генерал и сам прихлебнул, словно Канунников стеснялся. – Ничего не нашли, – хмуро повторил он. – Атомы чуть ли не поштучно считали… Все как у людей. Нормальная кровь.
– Гады предупреждали, что мы в этом не разберемся. И не обманули. А я и не рассчитывал. У них все серьезно. Вот. – Николай извлек из кармана диск диаметром с обручальное кольцо. – Кое-что проясняется.
– Н-да? – Смертин повертел «пуговицу» в пальцах. – Что ж, посмотрим. А ты, майор, наверно, голоден.
– Никак нет.
– Не свисти. – Генерал склонился к тумбе и положил перед Канунниковым пакет с бутербродами. – Супруга, – пояснил он снисходительно. – Старой школы человек. Теперь таких жен не делают.
Смертин включил терминал. Запись он просматривал в ускоренном темпе, Николай даже свои реплики скорее угадывал, чем понимал. Он отстраненно пережевывал хлеб с колбасой и поглядывал на обратную сторону монитора.
– Ну и как тебе пироги? – осведомился генерал, выщелкивая из блока минидиск.
– Бутерброды, – Канунников отряхнул руки и допил чай. – Спасибо, хорошие.
– Бутерброды у нас, майор. А у Волкова – пироги.
– Ах, да. Пироги, правильно. Он так сказал.
– Ну и что ты об этом думаешь?
– Мало информации, чтобы думать. Пока мы можем только верить или не верить.
– Захвата планеты не предвидится? – с сомнением произнес генерал.
– А сейчас у нас что, если не захват?
– Я имею в виду полномасштабную оккупацию.
– До старта колонистов мы застрахованы от всего. А что будет после…
– Зависит от того, кто из них врет. – Смертин поджал губы и повозил по столу диск. – А врать могут и те и другие. Майор! Ну-ка, ответь: если бы ты сам был резидентом…
– Говорил бы аборигенам все что угодно, но действовал бы в интересах своего государства. Ясно, господин генерал. Вы хотите сказать, что Колыбель и Сфера представляют для нас одинаковую опасность. По-моему, это не так. Волков прав: Миссия уже на Земле. Эта сторона зашла дальше. И если Сфера пока угрожает нам лишь фактом своего существования, то Колыбель уже вторглась.
– Ну а сам Волков? Он что, по культурному обмену к нам прибыл?
– Учитывая ситуацию, я бы назвал действия резидента корректными.
– Ты бы назвал?! – Смертин удивленно воззрился на Канунникова. – Сегодня у нас прибавилось тридцать две вдовы и двадцать сирот!
– Учитывая ситуацию, – мрачно повторил майор, – перестрелка с доберманами была неизбежной, и она произошла не по инициативе Волкова. Это тоже исходило от Миссии.
– И «Данциг»?
Николай умолк и осторожно отодвинул стакан.
– Вероятно, взрыв парома был элементом внедрения, – буркнул он. – Хотя это не может быть оправданием.
– На твоем Волкове трупов больше, чем на ком бы то ни было.
– Почему на «моем»? – неуверенно отозвался Канунников.
– Потому, что рекомендовал его ты. И, похоже, он действительно потопил пассажирское судно с одной лишь целью: обратить на себя внимание. Тебе эта логика не кажется чудовищной?
– Я способен понять Волкова, несмотря на то, что он предпочитает не называть себя человеком. Его родина находится в состоянии войны, и если судить его за гибель мирного населения… Как нам воспринимать бывших офицеров ракетных войск? Или пилотов бомбардировочной авиации? А как мы должны относиться к разработчикам ядерного оружия?
– Кончай демагогию! У нас вопрос конкретный.
– Самый конкретный из всех вопросов – «кто виноват?». Но до него еще дожить надо.
– Ну-ка поясни.
– У меня есть ощущение, что в это дело решено не лезть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});