М. С. Горбачев в своих выступлениях частенько выливал компромат разного рода на бюрократию и требовал, чтобы именно она и «перестроилась» [3.66. С. 265; 3.67. С. 3; 3.68. С. 345]. Б. Н. Ельцин не отставал и также пользовался каждой возможностью, выступая на больших форумах с речами, направленными против партийного и советского аппарата. Помимо основной цели, он одновременно зарабатывал и на дешевом популизме. Небольшой контент-анализ публичных выступлений и писем Б. Н. Ельцина легко позволяет увидеть тему номер один [3.69. С. 3; 05. С. 8; 3.70. С. 240; 3.71. С. 9; 3.72. С. 6]. Разумеется, это только неполная выборка.
Эти тенденции были быстро и легко подмечены за рубежом. Но и советологи, не знающие замысла, могли только оставаться в непонимании от всех импровизаций М. С. Горбачева: [3.73. С. 22, 3.74. С. 75–76, 81–84, 3.75. С. 93].
Вот так — партией по государству, государством по партии — и покатилась перестройка под уклон, по ходу действия рассыпаясь, застревая в зыбком песке словоговорений, получаясь не в том виде, как это хотелось бы некоторым инициаторам, а так и только так, как это реально бывает в политике: «Начиная с 1988 года (…) в сфере политики начались зигзаги, импровизации и расшатывания партии, государства, социальное и политическое перерождение начатого пять лет назад дела.
Страну все сильнее лихорадило, пока она не попала в разрушительный флаттер. Считаю, что этот специальный термин — флаттер очень хорошо характеризует случившееся со страной в последнее время. Он означает сильнейшую, вплоть до полного разрушения, вибрацию самолета при неверно выбранном режиме полета» [19. С. 111]. (Егор Кузьмич, напомним, окончил в войну МАИ, ему ли этого не знать!)
Приведем наблюдение человека, который оказался в самом центре битв этой войны — начальника личного секретариата М. С. Горбачева тов. В. И. Болдина, человека, который с тщанием выполнял все указания своего патрона, а уж затем — после отсидки за ГКЧП — с глубоким сожалением он напишет, что «из некогда целостной системы партийного влияния были выбиты фундаментальные звенья. И вся многоэтажная постройка перекосилась и начала рушиться. Партия с прежней силой уже не могла влиять на дела в народном хозяйстве, гласность вывела из-под ее контроля средства массовой информации. Альтернативные выборы по существу привели к невозможности влиять на кадровую политику» [3.76. С. 209]. Итак, запомним: из некогда целостной системы были выбиты фундаментальные звенья. Вот главное, что составляет сущность этой войны.
В. С. Павлов, говоря о том, что разрушение СССР шло через подрыв единой финансовой системы (то есть в рамках «гражданской» финансовой войны), далее говорит о структурных изменениях, пришедшихся где-то на 1990–1991 гг.: «…Неспроста «демократическая» печать пустила в то время в оборот формулу «9 + 0», обозначая нулем Центр.
Наиболее рьяные демократы, в том числе такие, как Г. Попов, развернули яростную кампанию против Центра, окрестив его «черной дырой», в которую пропадают российские деньги. Но никто не мог ответить на вопрос: что такое Центр? А я, к слову сказать, многократно задавал его тогдашнему председателю Совета Министров РСФСР Силаеву и его заму Фильшину, которые были главными исполнителями замысла по обособлению российской финансово-кредитной системы. Не думаю, впрочем, что именно они изобрели этот очень острый, бивший в самую точку по сути своей политический ход, поскольку их высказывания порой не свидетельствовали о глубине понимания этого замысла. Мне все время казалось, что они поют с чужого голоса. Некоторые тонкие вопросы на этот счет часто ставили их в тупик. Кто конкретно был истинным идеологом хорошо продуманной, дальновидной, стратегической идеи разрушения СССР посредством финансового тарана, мне неизвестно.
Однако нельзя не вспомнить о таких фактах. Особенно активную политическую карту борьбы с Центром разыгрывали Прибалтийские республики, Украина и Россия. При этом было хорошо видно, что они атакуют Центр скоординированно. Поскольку основная деятельность в этом направлении идет через новое радикальное политическое движение, назвавшее себя в Российской Федерации «Демократической Россией», а в других республиках принявшее обличье народных фронтов. Между тем печать не делала секрета из того, что на «ДемРоссию» очень активно работает солидная группа ученых, а конкретно — почти все отделение экономики Академии наук СССР, включая Аганбегяна, Шаталина, Петракова, Заславскую, Арбатова, других известных ученых и, конечно, самого активного из них — Богомолова. (…)
За каждым из этих ученых стояли крупные академические центры. И советники «ДемРоссии», вполне понятно, разрабатывали те задачи, которые перед ними ставили. Думаю, при выработке стратегии борьбы за российский суверенитет их компетентное мнение было учтено не в последнюю очередь. Острием этой стратегии и стало создание обособленной российской кредитно-финансовой системы. Множество фактов указывает на то, что в тот период политики наши не смогли бы самостоятельно нащупать это самое уязвимое место федерального государства, его главный нервный узел. Доморощенные политики всех рангов, как отмечалось выше, мыслили исключительно категориями власти, а не финансов. Безусловно, им умело подсказали, что надо делать в первую очередь.
Таковы факты, и от них не уйти.
Помнится, несколько раз я говорил Силаеву, Фильшину:
— Давайте разберемся, что такое Центр? Вот есть Совмин и в его составе 113 министров, у каждого по пять замов. Прибавим к ним членов коллегий, и наберется всего-то две-три тысячи чиновников самого высокого ранга. В каждом министерстве в среднем по тысяче человек, значит, в общей сложности отраслевых чиновников наберется 150 тысяч. Ну, пусть полмиллиона — с большим запасом! Уж никак не больше. Вот это и есть «очеловеченный» Центр со всеми его потрохами. Теперь достаньте союзный бюджет и посмотрите в графу расходов. Там сказано, что на содержание Совмина, всех его министерств и ведомств отпускается сумма в пределах трех миллиардов рублей в год. А весь бюджет — 350 миллиардов. Речь, выходит, идет о сумме, составляющей менее одного процента. И этот Центр пожирает все российские деньги?
Вдобавок надо учесть, что советские правительственные чиновники в значительной мере выполняли те функции, которые на Западе входят в компетенцию персонала частных компаний. Поэтому, если сопоставить численность аппаратов управления в СССР и в США, то в действительности наш аппарат в силу своей централизации был гораздо меньше и обходился обществу гораздо дешевле. Однако для демпрессы, управляемой Агитпропом, истина никогда не была преградой для пропагандистского шоу. Данные об Америке либо скрывали, либо сравнивали несопоставимые цифры и величины. Зато бесконечно трубили о восемнадцати миллионах чиновников, пожирающих львиную долю национального дохода страны. В их число включили даже заводскую итээровскую прослойку, без которой вообще немыслимо управление любым производством. И все это зачислялось на счет монстра «командно-административной системы», ассоциируемой с Центром. После такой артподготовки Центр, конечно же, подлежал не просто реконструкции, а исключительно ликвидации, изничтожению. (…)
Лозунговые, митинговые демороссовские аргументы тех лет общеизвестны: «Россия сама проживет!», «Мы больше не должны кормить других!» Такое игнорирование очень тесных народно-хозяйственных связей между союзными республиками, которые сегодня судорожно пытаются восстановить страны СНГ, было очень характерно для радикалов. Но поразительно, что эти же доводы высказывал и Силаев. Он утверждал, что экономика РСФСР построена по принципу единого народно-хозяйственного комплекса, в силу чего может прекрасно развиваться, выделившись из общесоюзного контура.
Обратите внимание, это говорил бывший министр авиационной промышленности СССР. Заводы этого министерства размещались во многих республиках» [25. С. 102–105]..
Уже первые нововведения в этой области дали огромный разрушительный эффект: подорвали некоторые звенья в структуре и ликвидировали потоки информации: «В рамках перехода к «экономическим методам управления» и полному хозрасчету предприятий было проведено радикальное изменение всей структуры управления. За один год в отраслях было полностью ликвидировано среднее звено управления с переходом к двухзвенной системе «министерство — завод». В центральных органах управления СССР и республик было сокращено 593 тыс. работников, из них только в Москве 81 тыс. (они были трудоустроены в других учреждениях отраслей). На 40 % было сокращено число структурных подразделений центрального аппарата. Прямым результатом этой акции было разрушение информационной системы народного хозяйства.
Поскольку компьютерной сети накопления, хранения и распространения информации в СССР еще не было создано, опытные кадры с их документацией были главными элементами системы. Когда эти люди были уволены, а их тетради и картотеки свалены в кладовки, потоки информации оказались блокированы. Это стало одной из важных причин разрухи.