Читать интересную книгу Слово авторитета - Евгений Сухов

— Непременно, Владимир Андреевич, — и, слегка поигрывая широкими бедрами, устремилась по аллее.

— Вы из конторы? — стараясь оставаться равнодушным, спросил Круглов.

— С чего вы взяли?

— Держитесь как-то по-особенному.

— Боюсь, что я вас разочарую. Я вовсе не из конторы. — От майора не ускользнуло промелькнувшее в темно-серых глазах облегчение. — Я из Отдела по борьбе с организованной преступностью.

— Вот как… — Голос Круглова сделался добрее. Было заметно, что он хотел расположить к себе своего нежданного собеседника. — Чем я могу вам помочь… так сказать, родным органам?

Беспокойство в глазах Владимира Андреевича не исчезло, просто спряталось за радушную оболочку.

— Может, присядем? — показал Виктор на скамеечку в двух шагах.

Усольцев сел раскрепощенно, закинув ногу на ногу, вольно скрестив руки на груди. Круглов расположился поаккуратнее, подобрав ноги под лавку, как и подобало при общении со следователем.

— Спрашивайте. Я вас слушаю.

— В каких отношениях вы были с Иваном Степановичем Федосеевым?

Круглов непроизвольно выдохнул:

— Бог ты мой! Кто бы мог подумать! Ведь не далее как позавчера созванивались. Как же все это нелепо!

— О чем это вы? — не понял Усольцев.

— Как о чем? — непонимающе пожал плечами Круглов. — Вы ведь сами только что сказали, что был… Майор оставался серьезен:

— Вы меня не так поняли. С ним все в порядке. Меня интересует, в каких вы с ним отношениях. Кажется, вы были друзьями?

— Ах, вот оно что, — облегченно вздохнул Круглов. — Почему были?.. Мы с ним и сейчас друзья. Представляю, что вам могли о нем наговорить. — Академическая бородка гневно дрогнула. — Такие люди, как Иван Степанович, умеют дружить! Ради друга способны отдать последнюю рубаху. Вижу, что не верите, — посмотрел он на Усольцева. — А напрасно! Конечно, вам говорили о том, что он гуляка, пьяница. А кто нынче без греха! Вот вы, скажите мне откровенно, сами-то выпиваете?

— Ну, бывает… когда случай какой-нибудь.

— Вот видите! Служить в таком месте и не расслабиться — так это же уже через год инсульт получишь. А смелости он отчаянной и не раз это доказывал.

Такие люди, как он, в генералах должны ходить, а Ваня всего лишь майор. И знаете почему?

— Просветите.

— Потому что прогибаться не умел! — с жаром отозвался Круглов. — Рассказать вам случай, который покажет, что за человек Иван Степанович?

— Расскажите. Может, закурите? — вытащил Виктор Евгеньевич пачку сигарет.

В глазах Владимира Андреевича промелькнуло нечто похожее на сомнение, после чего он не без сожаления произнес:

— Уже год не курю… Держусь!

Подержав секунду пачку, Усольцев засунул ее обратно в карман.

— Это было в Тобольске. Лет пятнадцать назад. Там зэки зону разморозили, охрану разоружили, взяли несколько заложников, требования свои выдвинули…

— А что за требования? Круглов скривился:

— А какие у них еще могут быть требования? Хозяина убрать. Жранина чтоб была до пупа, посылки каждую неделю, в общем, сплошное послабление режима, — махнул рукой Круглов, — а зэки, как только почувствуют слабину, так сразу на шею начинают садиться. Им кулак нужен. Начальник караула с ними на переговоры вышел, так они его заточками закололи. Хотели уже спецотряд посылать, чтобы он по-своему с ними поговорил. В этом случае жертв было бы не избежать. Сами понимаете, колония почти вся в их власти, автоматами завладели, я уж не говорю про ножи и заточки, которые у любого зэка в каждом кармане. Так вот, Ваня вышел один и договорился с блатными. О чем он там с ними говорил, не знаю, а только заложников они выпустили и оружие сдали. За такое дело к ордену представляют, а его в знак благодарности сунули в какую-то дыру, где он и дослуживал. А знаете почему?

Разговор получался интересный. Усольцев поймал себя на том, что поигрывает зажигалкой, и, отправив ее в карман, спросил, пряча интерес:

— Почему?

— А потому что хозяин колонии Ивана Степановича по-настоящему испугался! У самого-то у него кишка оказалась тонка, чтобы вот так к озверевшим заключенным выйти. Хотя должен был. Сам кашу заварил, сам, будь добр, и хлебай ее, пока щеки от усердия не треснут. А вместо того, чтобы попытаться хоть как-то конфликт загасить, он все это время пропьянствовал. И вы будете возражать, что Иван Степанович герой? Поверьте мне, настоящий герой, я-то уж его лучше знаю, чем вы.

Федосеев и в самом деле представлялся сложной личностью — с одной стороны, пьяница и бабник, а с другой — готов рисковать собственной жизнью, чтобы вытащить заложников. Вот только что он такого сказал блатным, что они враз людей отпустили? Как известно, блатные — народ очень несговорчивый.

— А правду говорят, что он водил дружбу с ворами? Владимир Андреевич подозрительно посмотрел на Усольцева:

— А вы часом меня не пишете?

— Хотите убедиться? — Майор охотно распахнул полы куртки. — Можете пощупать, если не верите.

— На документик ваш не помешало бы взглянуть.

— Пожалуйста, — отстегнул клапан на куртке Усольцев.

— Ладно, оставьте, — отмахнулся Круглов, — по физиономии видно, что из наших… А вот то, что вы с нашей системой мало знакомы, заметно сразу. В какой-то степени мы даже заинтересованы в сотрудничестве с блатными. Вы это можете называть дружбой. Но главная сила в колониях — это именно они. И с ними надо договариваться, чтобы не возникло чего-то непредвиденного. Так вот, Иван Степанович умел быть дипломатом, честь ему за это и хвала. Он столько бунтов предотвратил, столько жизней спас, что и не сосчитать. А что он им сказал, это не столь уж важно, главное — человеческие жизни спас. А потом его вышвырнули на пенсию, и он вынужден и сейчас еще работать где-то, чтобы с голодухи не сдохнуть. Ваня очень сильный человек, таких поискать! Вы ждете от меня, чтобы я о нем какую-то гадость сказал? Ничего этого не будет! — сказал Круглов почти с вызовом.

— А с чего вы взяли, что я собираю о нем что-то плохое? Просто возникли кое-какие детали, которые не мешало бы уточнить. Вот и все. Ну, спасибо вам за откровенность, — протянул Усольцев ладонь. И, чуть задержав в своей руке ладонь Круглова, добавил почти просительно:

— И пожалуйста, о нашем разговоре никому ни слова. Мне бы очень не хотелось, чтобы вокруг Федосеева образовалась какая-то нездоровая обстановка.

— Договорились, — не сразу отвечал Владимир Андреевич, вытягивая свою кисть.

***

Третий человек, с которым хотел встретиться майор Усольцев, был хозяин Курской колонии полковник запаса Киселев Виталий Николаевич, по-другому Барин.

Под его началом Федосеев прослужил почти четыре года.

Отставной полковник жил в Кунцеве. Место не центровое, зато рядом река.

Имел собственный особняк, которому мог бы позавидовать иной генерал. Что еще раз подтверждает общеизвестную истину — хозяева колоний едва ли не самые состоятельные люди в России.

Встретил он гостя настороженно, недоверчиво разглядывал удостоверение Усольцева из-под лохматых бровей и, убедившись в его подлинности, нешироко распахнул дверь, приглашая внутрь.

— Так какое у вас ко мне дело? — спросил он прямо посредине широкого холла, тем самым давая понять, что в глубину особняка Усольцев может проникнуть только с ордером на руках.

— Собственно, у меня дело даже и не к вам, — сдержанно заметил Усольцев, стараясь легкой улыбкой сгладить возникшую неловкость. — Я по поводу вашего бывшего сослуживца Федосеева Ивана Степановича.

С глазах отставного полковника мелькнуло облегчение.

— Что именно вас интересует? — Голос стал добрее, но не без покровительственных ноток.

Издержки профессии. Начальники колоний бывшими не бывают. Даже оставаясь на пенсии, они смотрят на каждого собеседника как на потенциального арестанта.

— Я знаю, что он служил под вашим началом почти четыре года. Вы бы не могли охарактеризовать его по службе? Мне бы хотелось, чтобы наш разговор имел конфиденциальный характер.

Лоб Киселева собрался в мелкие складочки, лицо напряженно вытянулось и стало напоминать недозрелую дыню.

— Вы могли бы даже не напоминать. Что я, не понимаю, что ли. Сам ведь тридцать лет погоны носил, — не без гордости заметил полковник запаса.

— Каким офицером был Федосеев?

— Что же это мы стоим-то? Как-то неловко даже гостя в дверях томить. Да вы проходите, не стесняйтесь. Обувь можете не снимать, у нас не прибрано. — И когда майор уселся в кресло, продолжил со значением:

— Сразу скажу, вопрос непростой. Но чего у него нельзя было отнять, так это того, что в своем деле он разбирался. Одним словом, профессионал. Ну что еще? — Киселев задумался. — Умел, стервец, нравиться, этого у него тоже не отнимешь. Все бабы от него были без ума. А мужики всегда считали за своего парня. Мелкие нарушения у него, конечно, были, но как же без этого?