Читать интересную книгу Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

Мисс Кэвендиш с видом откровенного презрения изучила сквозь лорнет судорожно краснеющую молодую женщину, но предпочла сдержаться. Вилл Дайке громко пробормотал:

– Некоторым кажется, что Бетти – забулдыга, стоит только послушать, что о ней говорят.

– Ну что вы, Дайке, – возмутился мистер Ресторик, старательно разглаживая свои усы. – Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь распространял…

– Ах, ну что вы… Разве мы что-то распространяем? Мы просто уселись кружком, как и подобает воспитанным леди и джентльменам, делая вид, что не замечаем, как в этой комнате гадко пахнет.

– Неограненный бриллиант, – шепнула Шарлотта Ресторик на ухо Джорджии. – Но какой талант, какая природная честность, бедняга. Его родили в канаве, правда, в канаве, дорогая! Это же замечательно, как ты считаешь?

Дворецкий пригласил всех к столу, и Джоржия была спасена от необходимости высказаться на счет невероятного появления на свет мистера Дайкса. Найджелу досталось место рядом с хозяйкой и напротив Дайкса. Романист, которого он теперь мог изучать с большим удобством, в этой компании напоминал рыбу, вытащенную из воды, – ему нечем было прикрыть свой враждебный настрой. Широкий лоб обрамляла намасленная челка, но отталкивающее впечатление от грубой кожи и выпирающей нижней губы скрашивалось живыми пытливыми глазами и необычайным тембром его голоса. Найджел чувствовал, что здесь у Дайкса никак не получалось ни блеснуть своим пролетарским происхождением, ни в полной мере насладиться обществом знатных особ. В том, как он ратовал за Элизабет Ресторик, было что-то нарочитое. Может, он влюблен в нее? А чем еще можно объяснить его присутствие в таком чуждом для него окружении? Но больше всего Найджелу не давало покоя другое – почему замечание об отсутствии Элизабет породило в этих людях такие острые и странные эмоции? Все ясно, на балаганных подмостках – комики всех сортов и расцветок, и у Найджела возникло чувство, что случай с Царапкой отодвинулся на задний план.

Найджел обладал даром, свойственным скорее женщинам, – активно участвовать в беседе и при этом позволять своему вниманию сосредоточиваться на совсем иных вещах. Хотя сейчас он был настороже и следил за остальными обедающими, у него все равно получалось поддерживать с миссис Ресторик связную беседу. Как только Найджел сумел освободить ее образ от начального сходства с миссис Ристалик, он обнаружил в ней самой много интересного. Тут царствовал позитивный американский снобизм, намного более сговорчивый, чем его негативная противоположность – снобизм английский, потому что первый всегда шел от неутомимого желания познать что-то новое.

– После обеда нам лучше всего подняться в комнату Епископа, – говорила она, – вам же наверняка понадобится воссоздать картину преступления, мистер Стрэнджвейс.

Остальные поддержали эту мысль легким одобрительным смехом, но выражение ее сапфирно-голубых глаз вмиг заставило Найджела насторожиться. «Хоть бы узнать, что она сейчас имела в виду, – раздумывал Найджел. – Разве так говорят о взбесившемся коте? Вслух же он ответил:

– Боюсь, что я всего лишь любитель, миссис Ресторик. Не стоит слишком уж на меня надеяться. Не огорчайтесь, если я не выведу вашего призрака на чистую воду.

– Ах да! Этот призрак. Ни в одной старинной английской семье не обходится… – она чуть замялась, – без какой-нибудь чертовщины.

– Что ж, по-моему, призрак Епископа – достойная чертовщина. А самой вам, миссис Ресторик, доводилось что-нибудь видеть или слышать в этой комнате?

– Нет. Боюсь, что мне в этой жизни так и не спятить. – Она повернула голову, приглашая Вилла Дайкса к разговору: – А вы верите в привидения, мистер Дайке?

Найджел одним ухом прислушивался к задиристой демагогии романиста, стараясь ничего не упустить из разговора на другом конце стола, где сидели Хивард Ресторик, Эндрю, Джорджия и Кларисса. Высказыванию миссис Ресторик о «картине преступления» полагалось всколыхнуть ответную дискуссию. Хивард и Джорджия обсуждали детективный роман, который они оба читали. Внезапно Эндрю ворвался в разговор:

– Проблема детективных писателей в том, что они старательно уклоняются от сути дела.

– Сути дела? – спросила Джорджия.

– От сути зла. Это – единственная по-настоящему интересная вещь в детективах. Все ваши детективчики «по четыре пенни», где преступники считают, что воровство – самый легкий способ заработать себе на жизнь, и убивают ради наживы или для того, чтобы выплеснуть какое-то надуманное раздражение, совсем не интересны. Среднестатистический преступник из заурядного романа делается все скучнее: это всего-навсего заклепка, чтобы хоть как-то соединить интригу и притянутый за уши сюжет, это только отправная точка для завязки истории, из которой никакая история и не завязывается. Но а как же… – тут приглушенный голос Эндрю Ресторика усилился, привлекая к себе внимание всего стола, – а как же тогда человек, упоенный злом? Тот мужчина или та женщина, что не мыслит своего существования без нанесения зла всем остальным?

Собрание было потрясено и молчало. Эта фраза – «человек, упоенный злом» – повергла всех в состояние столбняка, словно Эндрю соорудил из своей салфетки голову Горгоны. И снова Найджел почувствовал всеобщую растерянность. Возможно даже, что это была не столько растерянность, сколько всколыхнувшийся откуда-то изнутри ужас, когда наружу вылезло именно то, чего все со страхом и ожидали. «Нелепо, – подумал Найджел, – вы все тут сходите с ума, как Царапка». Раздался голос Хиварда:

– Ох, старина Эндрю, ну что ты! Таких людей все-таки не бывает. Во всяком случае, в реальной жизни точно. Даже в худшем из нас столько добра, разве нет?

– А как же Гитлер? – ляпнула глупость мисс Эйнсли.

Вилл Дайке вмешался:

– Ресторик прав. Это слишком книжный подход. В реальной жизни так не бывает.

Но Эндрю Ресторик закрутил гайку:

– А все же вы ошибаетесь. Я немного поездил по свету и, уверяю вас, встречал подобных людей. Точнее, троих. Один был американцем из Константинополя – шантажист. Другой – садист-каратель в Бреслау [18], однажды ночью он напился и доверительно сообщил мне, что жить не может без пыток над заключенными. – Эндрю Ресторик сделал паузу.

– А третий? – холодно подбодрила его мисс Кэвендиш. – На закуску полагается приберечь что-нибудь особенно ужасное!

– Третий, – не спеша начал Эндрю, и Найджелу почудилось, будто того вытащили из пучины боли и глубочайшего оцепенения, – если уж вы задали мне этот вопрос, находится здесь, в этом доме и в этот вечер.

– Хватит, Эндрю! – вскричала мисс Кэвендиш. – Ты просто отвратителен! Не смей делать из меня праздничного гуся!..

– Эндрю, ты такой несносный! – вмешалась миссис Ресторик со снисходительностью титана, примиряющего враждебные армии.

– Эндрю ужасно нравится тянуть из всех жилы. Теперь он решил довести нас до паники, чтобы к началу нашего ночного сеанса мы были готовы. Я так не играю, Эндрю. Мистер Стрэнджвейс хочет, чтобы все проходило в спокойной и научной обстановке.

– Прости, Шарлотта. У меня от моего воображения голова идет кругом, – сказал Эндрю Ресторик, слегка копируя ее тон. – Но я все равно утверждаю, что такие люди есть. Что скажете, доктор Боган? У вас должен быть большой опыт в таких делах.

Доктор, внимавший этим аргументам с брезгливо-настороженным видом, задумчиво потянул себя за бороду. Его взор стал рассеянным, будто он просматривал в уме различные истории болезней.

– Склонен согласиться с вами, Ресторик. Конечно же в нашей работе нам не попадается таких интересных случаев. Но для врачей не бывает добра и зла. Есть только болезнь или здоровье. Мы никого не осуждаем. Хотя я убежден, что существуют особые неизлечимые мании, когда больной, как вы описали, живет ради зла. Пожалуй что так…

Но в этот момент хозяйка решительно привлекла к себе внимание женской половины общества, прервав этот тяжелый разговор. Мужчин бросили, и у Найджела появился случай как следует оглядеться по сторонам. Столовая была так велика, что скорее походила на бальный зал; в дальнем конце находилась оркестровая ниша. Стол освещали электрические свечи в тяжелых железных подсвечниках, в огромном камине горело не менее нескольких деревьев сразу.

– Должно быть, это – прекрасный старый дом, – соблюдая приличия, сказал он Хиварду.

– С удовольствием бы поводил вас по нему. Всего-навсего здоровый муравейник, если честно. Займемся этим утром. И еще захватим вашу славную жену. Вам надо посмотреть на ребят.

Найджел как-то и не подумал, что одиозная Шарлотта Ресторик может иметь детей. Он ответил, что был бы рад.

– Да, слушайте, Стрэнджвейс, – продолжал хозяин, на которого вдруг напала меланхолия спаниеля, пойманного с поличным, – этот ваш ночной спектакль… Жена в восторге от этой затеи, где-то и я сам… Я что хочу сказать, все посходили с ума – да уж, что ни говори, это все война, а я лично так мыслю: зачем нам пугать женский пол? Как вы думаете?