Читать интересную книгу Вампир - Брем Стокер

Я молча кивнул и держал дверь открытой, пока они входили, затем снова запер ее. Когда Квинси увидел положение и состояние пациента и заметил страшную лужу на полу, он спросил:

- Боже мой! Что с ним? Бедняга, бедняга!

Я вкратце рассказал ему, что произошло, и объяснил, почему мы надеемся, что к пациенту вернется сознание после операции... на короткое время, во всяком случае. Квинси сел на край постели, рядом с Годалмингом, и мы стали терпеливо ждать.

Минуты нашего ожидания протекали с ужасной медленностью. У меня замирало сердце, и я видел по лицу Ван Хелзинка, что он также немало волнуется за результат. Я боялся тех слов, которые мог произнести Рэнфилд. Я положительно боялся думать; меня угнетало предчувствие того неотвратимого бедствия, которое надвигалось на нас, как море в часы прилива. Бедняга Рэнфилд дышал отрывисто, спазматически. Каждую минуту казалось, что он откроет глаза и заговорит; но снова раздавалось хриплое дыхание, и снова он впадал в еще большую бесчувственность. Как я ни привык к виду болезней и смерти, это ожидание все больше и больше действовало мне на нервы. Я почти слышал биение своего собственного сердца; а кровь, приливавшая к вискам, стучала в мозгу, как удары молота. Молчание становилось мучительным. Я поглядел на своих товарищей и по их пылающим лицам и влажным лбам увидел, что они испытывают такую же муку. Все мы находились в таком нервном ожидании, словно сверху должен был раздаться страшный звук колокола и застать нас врасплох.

Наконец настал момент, когда стало ясно, что пациент быстро слабеет; он мог умереть с минуты на минуту.

Я взглянул на профессора и поймал его пристальный взор. Он сказал:

- Нельзя терять времени. От его слов зависит жизнь многих людей; я думал об этом, пока стоял здесь. Быть может, ставкой тут служат души. Мы сделаем операцию как раз над ухом.

Не произнося больше ни слова, он принялся за операцию. Несколько минут дыхание оставалось хриплым. Затем последовал такой продолжительный вздох, что казалось, грудь должна была разорваться. Глаза Рэнфилда вдруг открылись и уставились на нас диким, бессмысленным взором. Это продолжалось несколько минут; потом взгляд его смягчился, в нем появилось выражение приятного удивления, и с губ сорвался вздох облегчения. Он сделал судорожное движение и сказал:

- Я буду спокоен, доктор. Велите им снять смирительную рубашку. Я видел страшный сон, и он так обессилил меня, что я не могу сдвинуться с места. Что с моим лицом? Оно как будто распухло и ужасно саднит.

Он хотел повернуть голову, но при этом усилии глаза Рэнфилда снова стали стеклянными, и я тихонько опустил его голову. Тогда Ван Хелзинк сказал серьезным, спокойным тоном:

- Расскажите нам ваш сон, мистер Рэнфилд!

При звуках этого голоса на разбитом лице Рэнфилда появилась радостная улыбка, и он спросил:

- Доктор Ван Хелзинк? Как вы добры, что пришли сюда; дайте воды, у меня пересохли губы; и я постараюсь рассказать вам... Мне снилось...- он замолк, точно потерял сознание.

Я быстро сказал Квинси:

- Водка у меня в кабинете, живо!

Он убежал и быстро вернулся со стаканом, графином водки и водой. Мы смочили растрескавшиеся губы пациента, и он ожил. Но было очевидно, что его бедный поврежденный мозг работал в этот промежуток, потому что когда он совершенно пришел в себя, то поглядел на меня с мучительным смущением, которого мне никогда не забыть, и сказал:

- Я не должен обманывать самого себя; это был не сон, а жестокая действительность.

Его глаза блуждали по комнате; когда они остановились на двух фигурах, терпеливо сидевших на краю постели, он продолжал:

- Если бы я не был уверен в этом, то понял бы это по их присутствию.

На секунду его глаза закрылись - не от боли или сонливости, но по доброй воле, как будто он хотел собраться с мыслями; когда он открыл глаза, то заговорил торопливо и с большей энергией, чем до сих пор:

- Скорее, доктор, скорее! Я умираю. Чувствую, что мне осталось жить всего несколько минут; и затем я снова вернусь к смерти... или к тому, что еще хуже смерти. Смочите опять мои губы водкой. Я должен сказать кое-что раньше, чем умру; или прежде чем умрет мой бедный мозг... Благодарю вас... Это произошло в ту ночь, когда я умолял вас выпустить меня, и после того, как вы ушли. Я не мог говорить тогда, потому что чувствовал, что мой язык связан; но за исключением этого, я был тогда так же здоров, как теперь. Я долго оставался в мучительном отчаянии после того, как вы оставили меня; мне казалось, что прошли целые годы. И вдруг неожиданный мир снизошел на меня. Мой мозг снова пришел в спокойствие, и я понял, где я нахожусь. Я слышал, как собаки лаяли позади нашего дома, но не там, где был Он.

Он подошел к окну в тумане, как я это часто видел прежде; но на сей раз Он не был духом, но человеком, и глаза его сверкали, точно Он сердился. Я видел, как его красный рот злобно ухмылялся; его острые белые зубы блестели при свете луны, когда Он оглянулся на группу деревьев, за которыми лаяли собаки. Сперва я не хотел звать его, хотя знал, что ему хочется войти ко мне так же, как всегда. Тогда Он соблазнил меня, наобещав кучу вещей - не только на словах он их создавал. Его прервал профессор:

- Как так?

- Заставляя их показываться, точно так же, как Он создавал мух при свете солнца. Громадные, жирные мухи с крыльями, блестящими сапфиром и сталью; а ночью - громадные бабочки, с черепами и скрещенными костями на спинках.

Он начал шептать: "крысы, крысы, крысы". Появились сотни, тысячи, миллионы крыс, и все живые; и собаки, уничтожавшие их, и кошки тоже. Все живые, с красной кровью, многолетней красной кровью; не простые обыкновенные мухи... Я рассмеялся, потому что мне захотелось посмотреть, что Он в состоянии сделать. Тогда завыли собаки за темными деревьями в его доме.

Он подозвал меня к окну. Я встал и подошел, а Он поднял руки и, казалось, сзывал кого-то, не произнося ни единого звука. Темная масса насела на траву, появившись словно огненное пламя; и когда Он движением руки раздвинул туман вправо и влево, я увидел, что тут кишмя кишели тысячи крыс с такими же огненными глазами, как и у него, и все они вдруг остановились; и мне казалось, что Он говорит: "Все эти жизни я подарю тебе и еще больше на множество веков, если ты на коленях поклонишься мне". И красное облако цвета крови спустилось мне на глаза, и прежде чем я сообразил, что делаю, я открыл окно и сказал ему: "Войди, Господин и Учитель". Все крысы исчезли, а Он проскользнул в комнату сквозь окно, хотя я приоткрыл его всего лишь на дюйм - подобно тому, как лунный свет проскальзывает сквозь малейшую трещину, - и явился предо мной во всей красоте и величии.

Голос Рэнфилда становился все слабее, так что я снова смочил ему губы водкой, и он продолжал; но его память как будто утомилась за это время, так как при возобновлении рассказа он забежал далеко вперед. Я хотел остановить его, но Ван Хелзинк шепнул:

- Не мешайте ему, не прерывайте, он не сможет вернуться назад и, пожалуй, не в состоянии будет продолжать, если потеряет нить своих мыслей.

Рэнфилд продолжал:

- Весь день я ждал вестей, но Он ничего не прислал мне, так что когда взошла луна, я был порядочно зол на него. Когда Он снова проскользнул в окно, хотя оно было и закрыто, и даже не постучавшись предварительно, я был вне себя. Он издевался надо мной, и его бледное лицо с красными сверкающими глазами выступало среди тумана, и у него был такой вид, точно все вокруг принадлежало ему, а я был ничто. И даже прежнего запаха не было от него, когда Он прошел мимо меня. Я не мог удержать его. Мне только показалось, будто в комнату вошла миссис Харкер, а не Он.

Двое мужчин, сидевших на постели, встали сзади Рэнфилда, так что он не мог их видеть, но зато они могли лучше слышать. Они оба молчали, но профессор задрожал; его лицо стало еще суровее. Рэнфилд продолжал, ничего не замечая:

- Когда миссис Харкер пришла ко мне сегодня днем, она была не такая как прежде; все равно как чай, сильно разбавленный водой.

Тут мы все зашевелились, но никто не сказал ни слова. Он продолжал:

- Я не знал, что она здесь, пока она не заговорила; она не выглядела так как прежде. Мне не нравятся бледные люди; я люблю людей, у которых много крови, а ее кровь, казалось, вытекла. Я не думал об этом в то время; но когда она ушла, я стал об этом думать, и меня свела с ума мысль, что Он отнимает у нее жизнь!

Я почувствовал, что все содрогнулись так же, как и я; но мы молчали.

- Итак, когда Он явился сегодня ночью, я был готов принять его. Я видел, как скользил туман, и я крепко схватил его. Я слышал, что сумасшедшие обладают сверхъестественной силой; а так как я знал, что временами я сумасшедший, то и решился использовать свою силу. Он тоже почувствовал это, потому что вынужден был выступить из тумана, чтобы бороться со мной.

Я держался стойко; и я думал, что начинаю одолевать, так как я не хотел, чтобы Он отнимал у нее жизнь, но когда я увидел его глаза, они прожгли меня, и моя сила стала подобна воде. Он схватил меня, пока я цеплялся за него, поднял и бросил наземь. Красное облако застлало мне глаза, я услышал шум, подобный грому, и заметил, что туман уплывает под дверь.