Читать интересную книгу Дивизия цвета хаки - Алескендер Рамазанов

Слуги дьявола

Банька наша приобретала у друзей все большее уважение. Сухая, жаркая, если русский пар нужен, то и он будет. И просить не надо какую-то «коломбину» разогревать часов пять. За час – готова. А главное – своя. Ни просить, ни навязываться. А друзьям – от чистого сердца. Вот после этих «реализаций» с Багдасаровым и Турбановым мы парились вволю. Хорошая тройка подобралась. Замполит и начштаба, правда, спорили частенько. Но по делу, по сути. А точнее, пытались мужики определить, что же это вокруг происходит.

– Вот что твоя партийно-политическая работа дает? – подначивал Турбанов. – Бдительность, настороженность?

– А ваша забота что дает? Роту положили у Шаесты? Были бы бдительней, так, глядишь, не так бы все вышло.

Разведрота у кишлака Шаеста была выбита моджахедами в августе 1980-го. Так мне было известно. Но разведчикам этот день, как траурный, командование дивизии запрещало отмечать. Понятные соображения! Багдасаров же от проведения этого запрета в жизнь рассорился со всем батальоном.

Выводы из наших бесед были вроде и не крамольные, но неутешительные. Эти отряды моджахедов были только лишь видимой частью айсберга. Суть была в ином. На севере мы опирались на таджиков и узбеков. Их ненавидели афганцы. Так мы еще в советники пуштунам их навязывали. Никогда в Афгане я не слышал, чтобы узбек или таджик гордо говорили о том, что они по роду таковы. А вот пуштун вскидывал голову и чеканил: «Я – афганец!» А остальные кто?

Таджиков в армии я видел немного. В афганской. В нашей, здесь, их хватало. Узбеки служили в пехоте под Мазари-Шарифом. Там даже генерал узбек был – Дустум. Личность впоследствии историческая. Упитанный, гладкий, властный. Царек! Наши на него ставили. Вообще наши на то ставили, что им советские таджики да узбеки советовали. А послушать бы тех, кто сразу и однозначно говорил: «Афганистан – страна пуштунов».

Не было такого вида оружия (ну, химия и «ядреная» бомба не в счет), какое бы мы ни использовали против афганских партизан. Новейшие системы минирования, мощнейшие бомбы (задолго до американской «матери всех бомб», использованной в Ираке), тактические ракеты. И чего было жаловаться! А вот надо же!

У меня было несколько образцов тех жалоб. Вот как они выглядели: «Необходимость ведения боевых действий не с регулярной армией, а с бандформированиями противника... отсутствие четкой линии фронта... невозможность или ограниченность использования многих видов оружия и боевой техники... трудности маскировки... отсутствие развитой системы дорог, резкие колебания температуры... частые ветры с перемещением больших масс песка и пыли... сложности внутриполитической и экономической обстановки... исключительно сильное влияние ислама... наличие феодально-племенных пережитков в сознании и поведении значительной части населения...»

«Все теперь против нас...»?

Хорошему танцору яйца не мешают...

Дьявол – отец лжи – приплясывал в аду от радости за гигантскую ложь на крови.

У меня долго хранился журнал моджахедов «Кровавая река». В нем были перечислены погибшие за «моджахедское дело» в борьбе с нами и режимом Бабрака. Фотографии, биографии. Некрологи. Они не стеснялись этой войны.

А перед нами даже не стояло задачи – победить.

Так проникновенно говорили генералы этой армии после вывода советских войск из ДРА.

Совершенно в дырочку, товарищи командующие!

Перед нами стоял туман, наползавший из Союза, в котором мы просто теряли убитыми и ранеными до десяти человек в день.

В среднем.

Все в среднем...

«Особенно большая забота проявляется о полной экипировке личного состава боевых подразделений. Эта экипировка довольно объемная. Для солдата-мотострелка, участвующего в боевой операции, она состоит из 8 снаряженных магазинов и еще 1000 патронов, 4 гранат, 4 сигнальных ракет, двух суточных пайков сухого питания, двух фляг с водой, индивидуальной аптечки, шинели (куртки), каски и малой лопатки. Часто применяются и пуленепробиваемые жилеты...»

Хоть плачь, хоть смейся. И вот такой советский «кемел» в горах соревновался с жителями этих гор. Узбек, таджик и русский в Сулеймановых горах против баракзая, гильзая, прочих «заев» и «хейлей».

Восплачьте, востоковеды!

Вон оно как получалось: «бабай», «чурка», «обезьяна», «урюк» (о великий и могучий русский язык!), оказывается, не только любил свои бесплодные горы и пустыни, но еще и защищал их не хуже, чем те березки, которые при жизни нельзя отдать.

Тут где-то была слабина большая. Но ведь же те афганцы, которые в Союз ездили, учились, отдыхали, – они хвалили нашу жизнь. С пачкой червонцев им хорошо жилось в Союзе. Почет был иностранцу. Даже если он афганец. Это уже потом попривыкли.

Местная инфекция

Случился какой-то перелом. То ли друзей не осталось. То ли привык ко всему. На выездах, на митингах, раздачах «гуманитарки» и прочих контактах с местными накатывала тоска...

Вот в один такой день приехали из Кундуза, выпили с ребятами водки. Немного вроде. А к утру я был готов уже предстать и покаяться во всех грехах перед Аллахом. Это было что-то невообразимое. Желудок, диафрагма и все внутренности вели себя совершенно безобразно. Они медленно и основательно сжимались. Это было видно без очков. Пресс брюшной волнами ходил. На несколько секунд мышцы расслаблялись. Я успевал делать два-три вздоха. И все начиналось снова. Через час таких мучений я поверил, что внутри, в животе, у меня поселился кто-то мощный и мускулистый. И пробует силу своего кулака. Вот уже за сердце прихватывает «мозолистой рукой».

Пришла Татьяна. Посидела на краю койки, потом взяла зеркало с соседней тумбочки и показала мне меня.

Маска!

Пьеро!

Гоголь на смертном одре! Что-то она пробормотала, вышла. А через минут десять к модулю подкатила «Скорая помощь» из медсанбата. Ну, конечно, кто приедет спасать редактора. Венеролог и анестезиолог.

Через полчаса я возлежал, все в тех же корчах, на широкой кровати в палате интенсивной терапии. Вокруг – консилиум.

– Что ел? Что пил?

– Водку. Немного. Сок апельсиновый.

Сквозь лиловый туман до меня доносились голоса:

– Ничего не могу понять. Спазмы... Тахикардия... Возьмите кровь. Местная инфекция? Ботулизм?.. Баралгин...

Мне сделали два укола, кажется, внутривенно. Руку перетягивали. Потом все поплыло.

...Я лежал на широкой кровати с какими-то кронштейнами. Палата. Что я здесь делаю? А, вспомнил. Но ведь ничего не болит. Здоров. Черт возьми, что же это было? Вот и вещички мои на стуле. Я быстро оделся... Поймал на себе изумленный взгляд. Это смотрел солдат, опутанный сложной системой трубок. Ну да, это же интенсивная терапия.

– Выздоравливай, брат, – я выскользнул за дверь.

Приступы такие у меня были потом еще два или три раза, и все на восточном направлении. Но я уже знал волшебное средство – баралгин.

Рахат-лукум

Странно, что на моих пленках, в записях, в памяти – ничего не осталось от таких желанных отпусков. Очередных, как говорят в армии. Все остальные они либо с наградами за труды, либо с бедой связаны. Одно вот, пожалуй, хорошо: на вопрос: «Ну, как там, в Афгане?» я научился отвечать «Нормально, старик! Обычно». И (о чудо!) все остальные вопросы умирали сами собой.

В октябре 1982-го, возвращаясь из отпуска, я зашел в редакцию окружной газеты «Фрунзевец». Встретил меня редактор – полковник Стуловский Владислав Васильевич – приветливо, угостил чаем и коньяком в своем кабинете. Сказал: «Ну, навоевался? Жди приказа. Твои материалы я читаю. Ты нам подходишь».

Думалось, что все к лучшему.

Тридцать два года.

Капитан. И даже «досрочно», но без лизания начальственной задницы.

Представлен к Красной Звезде, но кадровики мудро решили, что такой крысе кабинетной, как редактор дивизионки, больше пойдет «За службу Родине в ВС СССР 3-й степени».

Холуек один из партучета мне сказал ехидно: «Ишь ты, что захотел. У начальника политотдела нет еще ордена. А тебя на Красную Звезду?»

Новый ответственный секретарь и новый корреспондент – люди опытные. Один вообще из кабинета не вылезает и по пьяни все пристает, зачем это я на боевые езжу? А второй наклепал кипу заметок и тут же, обходным маневром через политотдел, укатил в Союз с большим фанерным чемоданом – «Волгу» выбивать. Тогда пошла такая струя: если 25% чеками заплатишь, то остальное рублями. И бери себе «Волгу» вне очереди.

Но это же что нужно было делать, чтобы в Афгане накопить эти 25%? По-честному? Конечно, если вести праведный образ жизни. Но толку от такого офицера было немного. Смешно, но в тот же Афганистан потоком шли новые «Волги». Правда, 21-е. Но афганцы их очень любили. Они вообще любили подарки, щедрость.

Как и весь Восток.

Щедрость и власть.

И вновь мне вспомнилось заключение Игнатова: «Мы здесь впервые столкнулись с капитализмом...»

Приказ

Приближалась осень. В редакцию как-то заскочил худощавый, очень интеллигентного вида майор из спецпропаганды. Он мне понравился. Умный, ироничный, с тонким юмором. Майора звали Владимир Щур, и он сказал, что лично видел выписку из приказа по округу, где сказано о моем переводе в редакцию газеты «Фрунзевец» на должность корреспондента отдела боевой и физической подготовки.