Эрминия оценила мудрость, прозвучавшую в словах Флории, но не смогла подавить беспокойства.
— Я люблю их обоих, — сказала Флория, — и боюсь за них обоих. А Конн беспокоится об Аластере даже больше, чем вы. Как вы думаете, почему он ускакал с такой поспешностью?
Эрминия даже не пыталась гадать, поэтому Флория ответила сама:
— До тех пор, пока не закончится история с Аластером, он не хочет оставаться со мной в одной комнате. Он любит своего брата и не хочет его предавать.
Вот так наконец все открылось, и Эрминия была этому рада. Было похоже, что они с Флорией все ходили осторожно, вокруг да около вопроса их отношений с Конном с того самого момента, когда Конн впервые прибыл в Тендару. И с вечера прерванной помолвки это, казалось, стояло за каждым словом, которым она обменивалась с Флорией.
— А ты хочешь предать Аластера?
— Нет, конечно, нет. Я выросла вместе с ним, и он мне всегда нравился. Поэтому я была вполне счастлива назвать его своим женихом. Еще я знаю, что тоже нравлюсь ему, и он был со мной ласков. Но когда в Тендару приехал Конн, все изменилось.
Эрминия не знала, что сказать. Как всегда ей, не знавшей любви и полноты чувств, оставалось лишь молчать, ощущая беспомощность перед молодой женщиной, воспринимавшей все происходящее как само собой разумеющееся.
— Я хотела бы выйти замуж за них обоих, — чуть не плача, призналась Флория. — Мне не хватит духу обидеть Аластера, но и без Конна моя жизнь будет пустой и бессмысленной.
Криво усмехнувшись, Гейвин произнес:
— Лет сто назад в этих горах, насколько я слыхал, такое было возможно.
Флория вспыхнула.
— Это варварство. Даже здесь, в горах, этот обычай забыт.
Но как же сделать выбор между другом детства и его братом-близнецом, так на него похожим внешне и в то же время совершенно другим? Дело не в том, что Конн, обладая лараном, мог проникать в ее сердце так, как Аластеру и не снилось, Флория чувствовала — за этим кроется нечто большее. Она не знала, что такое страсть, пока в ее жизнь неожиданно не ворвался Конн. Стыдно было признаться, но сейчас ей казалось, что Конн жизненно ей необходим, а Аластер — лишь слабое и тусклое его отражение.
— В любом случае, — продолжила девушка, пытаясь снять напряжение, — я буду вашей дочерью, поэтому такая ли уж большая для вас разница, за которого из них я выйду замуж?
— Но хочешь ли ты стать герцогиней Хамерфел? — мягко спросила Эрминия.
И тогда Флория наконец произнесла вслух то, что давно звучало в душе:
— Конн мне дороже любого герцогства.
А Конн уехал в дождь и тьму; ей бы очень хотелось сейчас скакать рядом с ним, но женщины должны оставаться дома и ждать своих мужчин…
«Что мучительнее — ожидание или сам поход?» — подумала она.
Флория понимала, что от волнений за Конна ей лучше не будет. Это его долг идти туда, где в нем нуждались. Она улыбнулась Гейвину и сказала:
— Спой нам, друг мой, прежде чем мы отправимся спать. Здесь нам ничто не угрожает, а я вижу, что ваи домна Эрминия очень устала.
В конце концов именно ее заботам Конн поручил мать, зная его, Флория не сомневалась, что это весьма почетное поручение.
Дождь кончился. Небо прояснилось, и в нем заблистали звезды. Моментально стало очень холодно. Конн скакал, окруженный своими людьми, зная, что он спешит предотвратить чудовищную несправедливость, едва укладывавшуюся в сознании. Король Айдан принимал как само собой разумеющееся право господина вершить судьбы крестьян. Наверное, лорду Сторну нельзя было иметь подданных, возможно — во всем виновата традиция. Может быть, даже следовало раздать всю эту землю мелким фермерам, которые на ней и работают, и они сами смогли бы решить, как использовать ее наилучшим образом. Но пока традиция имела силу закона, то кто он такой, чтобы взывать к совести лорда Сторна и указывать, как ему распоряжаться своей собственностью?
Раньше Конн никогда не задавался такими вопросами. Он всегда принимал все то, что Маркое называл неправдой, как подлинную несправедливость. Теперь же его одолели сомнения. Он не знал, прав ли, но еще сильнее уверился, что землю необходимо отдать фермерам.
Конн знал, откуда пришло это понимание, — от мистической связи с сознанием его брата. Хотя Аластер не разделяет его убеждений, а принимает как должное, как раз и навсегда установленный богами порядок, согласно которому все эти люди родились его подданными, а он — их господином. Он чувствовал, что здесь они с Аластером никогда не придут к согласию, но до этой ночи он тоже принимал как само собой разумеющееся, что должен подчиняться брату из-за глупой случайности, что тот родился на двадцать минут раньше.
А на самом деле — какая разница? Ведь он гораздо лучше Аластера знает, как править людьми…
Тут Конн усилием воли отогнал эти мысли, испугавшись предательского направления, которое они начали принимать. С тех пор, как он стал преступно заглядываться на невесту Аластера, все вокруг вызывало сомнение: закон, приличия, сам вселенский порядок, на который он до сих пор полагался.
Сейчас юноша заставил себя сосредоточиться на стуке копыт по промерзшим камням дороги. Возглас Маркоса вернул его к действительности.
— Мы опоздали! Они уже подожгли… сторновские собаки. Деревня горит.
— Стойте, — крикнул Конн. — Там еще могут оставаться жители. А если их выгнали из дому в эту ночь, то сейчас им, как никогда, потребуется наша помощь.
Тут со стороны дороги послышались крики. Солдаты в сторновской форме подгоняли разношерстную толпу полуодетых мужчин, женщин и детей. Среди них была молодая женщина в ночной рубашке с двумя младенцами на руках, а несколько малолетних босоногих детишек цеплялись за ее подол. Кроме того, в толпе метался что-то яростно выкрикивавший и кипевший гневом старик.
— Клянусь, что после сорока лет службы моему господину я не заслужил такого обращения!
Пожилая женщина с седыми волосами, очевидно его жена, пыталась его успокоить.
— Тише, тише, придет день, и все станет на свои места. Вот тогда ты можешь говорить…
— Но его светлость обещал мне…
И тут внимание Конна привлек другой человек в заплатанной ночной рубашке и ботинках на босу ногу, потрясающий кулаками и что-то резко выкрикивавший. Конн прислушался. Кто-то из его людей попытался выяснить у этого старика, что же все-таки произошло.
— Они пришли, когда мы спали, и выкинули нас под дождь, а дом подожгли. Я говорил им… я требовал, чтобы они прекратили… я приказывал им остановиться, говорил им, кто я такой, но они не слушали…
Лицо низкорослого старика было красным как помидор, так что Конн даже подумал, не хватил ли его удар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});