Читать интересную книгу Моя жизнь после смерти - Роберт Уилсон

Фил и сам рассматривал такую возможность (среди многих других), но все это приобрело новый, более творческий аспект после его гностического опыта в феврале — марте 1974 года. Поскольку Фил всегда называл этот февральско-мартовский опыт "переоценкой ценностей", я воспользуюсь в этой главе данным термином.

Сам опыт начался с удаления зуба. Во время удаления Филу сделали укол пентатола натрия. Позднее, в более мирские моменты Фил написал довольно много прозы спекулятивного характера, где размышлял о том, был ли гностицизм результатом приема пентатола натрия, результатом употребления ЛСД, которой он баловался в шестидесятые годы, результатом приема мегавитаминов, которые он принимал в семидесятые годы, или же результатом комбинации всех этих факторов. Он так и не пришел ни к какому выводу, но я подозреваю, что каждый из этих препаратов сыграл свою особую роль.

После удаления зуба у Фила открылось необыкновенное восприятие. Все обычные маски исчезли, и он увидел сотни, тысячи альтернативных туннелей реальности. "Перед ним появилась вся вселенная", — написал он в романе.

За оставшиеся восемь лет жизни Фил, который когда-то написал семнадцать романов за пять лет, написал лишь три романа (хотя я считаю эти романы самыми лучшими…). Значительную часть времени он посвятил работе над романом "Экзегеза". Это своеобразный нейропсихофилософский дневник, в котором он пытался осмыслить все, что с ним происходило. В конце концов, он перевалил за 8000 страниц, лишь малая часть которых пока опубликована.

Поначалу, когда Фила затянуло в водоворот, по его словам, "ортогонального времени", — которое он понимал как «реальное» время, отходящее под прямыми углами к нашему иллюзорному линейному времени, — он почти одновременно переживал события, происходившие в Древнем Риме и современной Америке. Ему было чертовски трудно вспомнить, как звали тирана, плохо управлявшего этим сектором ада: Нерон или Никсон.

В первой части "Экзегезы" Фил подверг экспериментальному изучению теорию, согласно которой все, что на самом деле произошло, было следствием переселения в него души умершего друга архиепископа Джеймса Пайка. Джеймс Пайк, владея множеством языков и досконально зная историю, мог аккуратно восстановить картину исторических событий в "римских видениях" Фила. Другими словами, Фил предположил, что архиепископ Пайк после смерти мог войти в ауру Фила и теперь сосуществовал вместе с ним: два человека в одном сознании — что-то вроде христианской троицы, или триединого Бога.

В другие моменты "вторжение Пайка" казалось Филу невероятным. Он стал подозревать, что вспомнил прошлую жизнь, в которой был неким Фомой, мистиком-гностиком. ("Евангелие от Фомы", автором которого иногда считают брата-близнеца Иисуса, остается любимым у христиан-эзотериков. Лично я считаю это евангелие самым интересным из всех писаний ранних христиан).

По мере расширения и углубления опыта Фил понял, что ни Пайк, ни Фома не в состоянии объяснить тот новый многомерный мировой порядок, который он теперь постигал. Он начал рассматривать возможность того, что каким-то непонятным и случайным образом попал на межзвездный инфобан, который проложили советские парапсихологи при помощи "ментальной телепатии", устанавливая контакт с инопланетянами. (На каком-то этапе он увидел панораму истории искусств, которая длилась около восьми часов в линейном времени, и частично мелькнувших советских ученых, передававших ее Космическим Братьям).

Позднее, в видениях, которые возникали у него при пробуждении от сна и при погружении в сон, Фил начал воспринимать и (или) постигать опыт с точки зрения трехглазых пришельцев с Сириуса, пытавшихся помочь человечеству ускользнуть от Империи и ее черной железной тюрьмы.

"Империя вечна"… Это настойчивое и многозначительное послание Филу, которое он несколько раз повторяет в «ВАЛИСе», самом любимом моем романе Фила Дика, — подводит итог данного этапа Опыта. На уровне буквального толкования это означает, что Римская Империя вовсе не пала и по-прежнему правит миром, а чтобы стереть наши воспоминания о том, что мы живем в эпоху мессианства, когда все чудеса становятся возможны в повседневной жизни, Империя ввела в нашу память почти 2000 лет "ложных воспоминаний". "Черная железная тюрьма" стала метафорой, или маской, под которой Фил понимал 2000 лет иллюзий, которые мы испытывали в линейном времени, хотя наши ортогональные сущности по-прежнему живут в «реальном» времени — в Вечности.

На другом уровне понимания Империя в буквальном смысле бессмертна. Мы по-прежнему живем в государствах, где под маской «демократии», "социализма" или чего-нибудь еще правит небольшая олигархия, а основная масса людей живет в откровенном или замаскированном рабстве. (Таким образом, взлом означал, что Нерон, или Никсон, или какие-то агенты Империи панически боялись, что у Фила "откроются глаза" и он увидит весь ужас ситуации, в которой мы находимся). Точно так же Черная Железная Тюрьма символизирует не только "ночной кошмар истории", от которого пытался пробудить нас Джойс, но иллюзию, в которой "материальные вещи" обладают одновременно плотностью «материи» и независимостью «вещей». Как Фил подчеркивал в романе «ВАЛИС», "падение" человечества произошло в результате не нравственной, а онтологической ошибки, когда "феноменальный мир принимался за мир реальный", т. е. карта принималась за территорию.

Позже Фил попеременно приписывал свои переживания то «Зебре», то «ВАЛИС». Зебра обозначает разум настолько гигантский, что он остается невидимым, потому что мы целиком и полностью принимаем его за окружающую среду — нашу среду обитания. Английская аббревиатура ВАЛИС (англ. VALIS буквально расшифровывается как "Vast Active Living Intelligence System") в переводе на русский язык означает "Гигантская Деятельная Живая Разумная Система". Обычно под такой системой понимается космический спутник, который вращается по околоземной орбите. Его якобы оставили исследователи с Сириуса, направляя вектор нашей эволюции от животных к человеку, а от человека — к сверхчеловеку.

Иногда, а с годами все чаще, Фил признавался (в "Экзегезе"), что Зебра и ВАЛИС были научно-фантастическими метафорами, которые в его субкультуре соответствовали сверхразуму, в ранние эпохи называемому "Богом".

Столь же часто Фил рассматривал возможности того, что он просто заболел шизофренией. Он так и не пришел ни к какому определенному выводу на сей счет.

В сущности, когда я познакомился с Филом примерно в 1977 году (я не веду дневников и не сохраняю архивы, как он, поэтому могу говорить о датах лишь приблизительно), он очень подробно расспрашивал меня о моих «мистических» переживаниях 1973 года, когда я тоже временами подозревал, что вошел в контакт с Высшим Разумом с Сириуса. (В 1976 г. я опубликовал "Космический триггер", в котором рассказал об этих ощущениях). При первой встрече Фил мне не рассказал о своих февральско-мартовских опытах "контакта с Сириусом", поэтому мне кажется, что он расспрашивал меня столь дотошно, чтобы понять степень моей психической вменяемости. Если бы я показался ему психически нормальным, возможно, он перестал бы беспокоиться о своей вменяемости; а вот если бы я показался ему психом, то тогда ему снова пришлось бы рассматривать возможность собственной психической невменяемости.

Подозреваю, мы оба, по мнению Фила, прошли испытание, по крайней мере, в порядке рабочей гипотезы.

Ницше говорил, что мистики никогда не практиковали ту жестокую реалистичность (или скептицизм), которую осмелился практиковать он. Ему пришлось бы взять свои слова обратно, узнав Фила Дика (а также, мне кажется, Алистера Кроули). Фил никогда не переставал все подвергать сомнению, задавать вопросы и искать альтернативные модели (маски), которые бы содержали или объясняли его патанормальное восприятие.

Три романа, которые он написал за эти последние восемь лет, рассматривают три различных подхода к личным переживаниям, записанным и проанализированным в "Экзегезе". В романе "ВАЛИС" Фил сидит на заборе, как агностический шалтай-болтай, немного свешиваясь то в одну сторону, то в другую, но никогда не покидая забор. В следующем романе "Божественное вторжение" Фил преподносит свои самые сумасшедшие научно-фантастические и гностические идеи в виде абсолютной истины (но не забывайте, что он публиковал это как литературное произведение). В последнем, самом смешном и самом грустном романе "Переселение души Тимоти Арчера", Фил излагает нам свою теорию реинкарнации. А когда мы постепенно понимаем, что гностическая и буддийская теории перевоплощения душ совершенно оправданы, он хладнокровно разрушает свою собственную теорию методом рационального скептицизма, показывая, что факт переселения души всегда до некоторой степени недоказуем. Он призывает нас, писателей и философов, заняться реальным делом, увидеть реальные и неопровержимые страдания бедных и голодных и искать решение этой проблемы.