– Уж очень парень этот на нашего старосту смахивает, – задумчиво произнесла Незвана.
Ярина хотела ответить, что может быть староста один из родственников Добряты, но прямо перед ней возник воин в богатой накидке, подбитой куньим мехом, – и она замерла. Мужчина был так близко, что Ярина заметила на его щеке шрамы от когтей зверя.
Воин равнодушно скользнул взглядом по двум вдовушкам и прошел мимо. За ним двигалась небольшая свита мужей.
Ярина уставилась в спину князя, умоляя: «Обернись», – и ругала себя за то, что вот он был рядом, а она не смогла ничем привлечь его внимание. Ну почему она такая нерасторопная? Почему не окликнула его? А что бы она сказала? Я – женщина, которая подобрала тебя в лесу и привезла к людям?! Смешно.
Вдруг, будто почувствовав, что за ним наблюдают, князь резко обернулся, и глаза их встретились. Ярина поняла, что он узнал ее. Мужчина сделал шаг ей навстречу, но в это время кем-то обозленный медведь разъяренно зарычал, и толпа людей всколыхнулась, отваливая от него.
Все смешалось: крики, взвизгивания, рычание перепуганного медведя. Женщины падали, протягивали руки, ища опоры и помощи. Хорошо, что Ярина и Незвана стояли на краю толпы, но все же досталось и им: их толкали, и Незвана раза два упала в грязный снег.
Выбравшись из давки, Ярина облегченно вздохнула, но Незвана вдруг схватилась за живот, побледнела.
– Что с тобой? – обеспокоилась Ярина.
– Не знаю…
Они еле добрались до избы родителей. Рези и боли в животе не прекращались. До вечера Незвана плакала и корчилась от боли. Вызвали ворожею, которая долго и нудно читала заклинания. Затем дала попить какой-то отвар и, так ничего толком не сказав, удалилась. У Незваны между тем началось кровотечение.
– Ее надо везти к Бабке, – сказала Ярина.
– Надо, – согласился старый отец и побежал к старшему сыну, у которого в хозяйстве имелась лошадь.
К повитухе приехали ночью. Бабка, услышав шум, встретила их на пороге. Узнав, что произошло, она с сомнением покачала головой.
– Погибший плод выходит вместе с кровью, но он может выйти не весь, тогда она умрет.
– Что же делать? – Ярина беспомощно смотрела на повитуху, но та молчала.
– Надо баню топить, – догадалась Ярина.
– Что ты, – замахала на нее старуха, – ночью только черти в бане моются да банник. Весь народ взбудоражится, и мне житья здесь не будет. Подождем до утра.
– Да она умрет, пока мы ждать будем!
Ярина побежала к маленькой избушке у речки. Вскоре из двери и из всех щелей повалил дым. Старики-родители беспомощно топтались возле саней, где, съежившись, сидела Незвана. Бабка от греха подальше ушла в избу, плотно закрыв дверь.
Глубокой ночью баня согрелась. Ярина ввела в парное помещение Незвану и немилосердно стала хлестать ее веником. Повитуха принесла ковш с травой.
– Выпей. Настой этот женщины просят, чтобы от нежеланного плода избавляться. Он чрево сокращает.
Незвана выпила и снова легла на полок, теряя сознание от боли, пара и жары.
К утру женщины, обессиленные, выползли из мыльни. Незвану сразу подхватили и понесли в избу, где повитуха и Ярина помогли ей исторгнуть плод.
– Хорошо, – успокоила всех Бабка, – вроде он вышел полностью. Будем надеяться, что женщина выживет.
Глава четвертая
Незвана поправлялась долго. Она похудела, истощилась. Ярине казалось, что утрату дитяти вдова переживала больше, чем гибель мужа. Лишь только миновала угроза смерти, родители уехали, оставив женщин одних. Душевная болезнь дочери их уже не волновала. Но Незвана, казалось, ничего не замечала, все молчала или плакала.
Сошли весенние воды, травы покрыли землю, листочки – деревья, а Незвана все страдала.
Весной Ярина принялась собирать травы, готовить мази и отвары. Напоив Незвану восстанавливающими силу настоями, она наконец подняла ее на ноги. Потом Ярина вылечила еще несколько человек от незначительных недугов, и слава о ней как о знахарке разлетелась по окрестностям. Ярина обрадовалась – не век же сидеть на шее у сердобольной подружки, пора и самой зарабатывать на хлеб.
Собирая травы, Ярина полностью предавалась печальным думам о своей жизни, вновь переосмысливая все, что произошло с нею за год.
Каким человеком был Гордята? Она была за ним замужем, но так его и не поняла. Любил ли ее муж? Теперь, по прошествии времени, ей казалось, что любил, но полной уверенности в этом не было. Тогда зачем он женился на ней? Конечно, после замужества жизнь ее превратилась в сплошные мучения, но только ли Гордята был виноват? Любила ли она его? Разумеется, она была счастлива, что вышла замуж за богатого воеводу. Разве это не мечта любой нормальной девицы? Но, сравнивая двух любовников – князя и воеводу, – приходила к мнению, что князь намного ласковее и спокойнее относился к ней, чем муж. Любовь Гордяты походила на животную страсть. Даже сейчас она невольно вздрагивает, вспоминая о его ненасытности. Но самое постыдное, пришлось признать Ярине, заключалось в том, что ей нравились оба, и Гордята, и князь, и оба приносили ей удовольствие.
Невольно мысли с мужа и Аскольда переходили на оргощского князя. Она перебирала в памяти все их случайные встречи, и перед ее глазами постоянно, словно воочию, стоял мужчина в бархатной накидке, со шрамом на щеке, с мечом на боку. Образ был настолько явным, что невольно приводил Ярину в трепет, когда она представляла себя в его объятиях.
Неужели она так порочна, что даже воспоминания приводят ее к желанию любовных утех? Не успев побыть вдовою и полгода, она думает о новой страсти, о новой любви, о человеке, которого видела всего два-три раза. Но оргощский князь действительно подобен наваждению, и от мыслей о нем никуда не скрыться. Он почти каждый день стал являться ей во снах, настолько прочно думы о нем засели в ее голове.
Ярина понимала, что сама виновата в том, что допустила князя до души, – может, он как человек вовсе не так хорош, как она думает, может, он еще хуже, чем Гордята, – но ничего поделать с собой не могла, вновь и вновь предаваясь тайным грезам.
Ярина, мысленно переживая события своей жизни заново, никогда не думала о дочери. Тот маленький комочек, который она один раз подержала в руках, не вызвал в ней никаких материнских чувств, и сейчас ребенку не было места в ее воспоминаниях. Ярина не ужасалась своему равнодушию. Просто вообще не думала об этом, уверовав раз и навсегда, что в далеком Киеве у Белавы дочери будет намного лучше, чем здесь, рядом с нею, когда она сама не знает, что с ней будет завтра.
Незвана, попив настой из первых весенних трав, быстро восстанавливала силы, но печаль не покидала ее.