— Тогда чего мы сидим? — кряхтя, поднялся Альберих. — Пошли. Насколько я помню, сейчас поле пересечем, и начнется лесистый такой язык, преддверие гор, по нему тропа и шла
Рету поднялся — и чуть не пошатнулся. Перед глазами заплясали огненные точки. Постоял — и все успокоилось. «Голову напекло…» — подумал он.
Поле прошагали быстро. Оно было заброшенным, на нем буйно росли сорняки. Ветер все ж таки поднялся, ровно тогда, когда необходимость в нем отпала Рету оглянулся назад — и ему показалось, что скелет на колу, покачиваемый ветром, машет им костяной головой на прощание. Это было неприятно, и больше Рету не оглядывался.
Тропу наемников они нашли не сразу — все ж таки она была не основной. Потом обнаружили в зарослях орешника, и тропа повела их по склону пологого холма. «И правда горный язык, — подумалось Рету. — Высунулся и до поля дотянулся. А на нем лес нарос».
Арбалет оттягивал руку. Плюшка пыхтела рядом, у колена, прямо как верная овчарка Она тоже устала, как и Рету, и они серьезно отстали от остальных. Лидриэль откровенно развлекалась прогулкой, длинные ноги легко несли ее по любым лесам. Она смотрела на верхушки деревьев, которые качал ветер с гор, и мечтательно улыбалась чему-то своему. Гальванюс шел первым и был озабочен тем, чтобы не потерять тропу. Сухопарое сложение делало его схожим с Лидриэль, во всяком случае, он не надрывался, шагая по склону, пусть и не крутому. Альберих сопел ему в спину, но шел упрямо, ровно и было видно, что так он может пройти полдня, если не день, не останавливаясь. И только Рету ковылял, как старый хромой осел.
Разозлившись на себя, Рету решил догнать хотя бы солнечную танцовщицу: подручные королевы Мародеров были уже значительно выше по склону. Но злость не прибавила дыхания, не принесла сил уставшим ногам, и Рету, ненавидя себя, остановился, чтобы передохнуть перед рывком.
Лидриэль тоясе остановилась, замерла, поджидая его на тропе, разрезавшей пышные заросли напополам. И это снисходительное ожидание радости Рету не прибавило.
Но Плюшка неожиданно громко взвыла и грузными скачками понеслась к солнечной танцовщице. А Рету увидел, как от зеленых зарослей отделился зеленый же силуэт, обрисовалась тяжелая голова с маленькими глазками, зубастая пасть, чешуйчатое мускулистое тело — и два меча взлетели над человеком-ящером, выбравшем жертву.
Рету вскинул арбалет и спустил арбалетный крючок, даже не задумываясь, не вспомнив, заряжен ли он. Ящер дернулся — стрела вошла в чешуйчатую грудь по оперение.
С другой стороны тропы перед Лидриэль выскочил второй человек-ящер, в него выстрелил сверху Альберих, но, боясь задеть солнечную танцовщицу, промазал и прыгнул с мечом вниз.
Лидриэль отшатнулась от раненного стрелой ящера, оба его меча прошли мимо. Вторая — смертельная — стрела впилась ящеру в спину: это был арбалет Гальванюса Человек-ящер упал зубастой мордой вперед.
А со вторым ящером сошелся в схватке Альберих. Перепуганная Лидриэль шагнула с тропы, по-эльфийски слилась с кустами. Под прикрытием зелени стало легче, и она как-то сразу, в одно мгновение, не словами, а картинкой поняла, что Гальванюсу и Рету стрелять теперь сложно, но с одним мечом Альберих против двух мечей долго не выстоит.
И легкая лесная тень возникла за спиной человека- ящера, всадив ему под лопатку меч его же чешуйчатого собрата.
А потом Альберих долго-долго со вкусом ругался. Досталось всем, но в первую голову Гальванюсу, которому торговец Доминик человеческим языком сказал, что он не может призвать на помощь наемников, потому что ящеры не дают. Где же им еще добычу караулить, как не на тропе, по которой ходят, — по старой дороге теперь только нежить, наверное, рискнет до болота гулять.
Гальванюс грустно оправдывался, что виновато множество причин, усталость, рассеянность и, главное, настучавшее по голове солнце, из-за которого он совсем запамятовал о словах торговца Доминика и не придал им нужного значения. И отсутствие опыта — он правда считал, что ящеры сидят в новеньком подгорном болоте и не думают вылезать, особенно днем.
В итоге Альберих сказал Гальванюсу, что маленькая жаба умнее и наблюдательнее его, а Гальванюс ответил, что он и без нападения людей-ящеров это знал. Так и помирились.
— Ну ладно, — сказал Альберих, которому Гальванюс забинтовывал руку выше локтя, — хоть до скал по такой жаре не тащиться, и то хлеб.
Рету был с ним согласен, хотя ни за какие сокровища мира не смог бы объяснить себе, почему он, Рету, попал в цель. И куда надо целиться в следующий раз, чтобы вот так же попасть. Зеленые кусты и острые зубы человека-ящера теперь маячили перед его внутренним взором. И еще ему было неприятно, что рубахи у него мокрые от пота — хоть выжимай.
— А давайте, раз мы управились раньше, чем рассчитывали, искупаемся где-нибудь? — робко предложил он. — Ведь в Кастре помыться не удалось…
— Гениально! — одобрил Гальванюс. — Так и сделаем Я знаю одно местечко…
— Откуда? — удивилась Лидриэль.
— Да так, бродили мы тут с Альберихом в былые времена… — туманно отозвался Гальванюс. — Живописные ведь места, горы, перелески, кладбища заброшенные…
— Угу, — подтвердил Альберих. — Только на глаза Харрада, который наемниками тут торгует, я не рискну показаться.
— А не надо было с него скальп снимать, — посоветовал Гальванюс. — С живого. Тут всякий человек обидится — холодно ведь теперь черепушке!
— Не пугай принцессу, — буркнул Альберих. — Нарасскажешь еще страстей…
— В общем, тропа эта нам не чужая, — подытожил Гальванюс. — А я знаю тут один омут под водопадом
Оставив трупы людей-ящеров лежать у тропы, они вышли из леса и вернулись к скелету на колу. (Альберих прихватил все четыре меча чешуйчатых людоедов.)
Теперь Гальванюс свернул в другую сторону и повел их к следующей горной речке — со склонов здесь стекало множество ручьев.
День уже склонился на вторую половину, и солнце не пекло так отчаянно. До водопада они добрались неожиданно быстро, вода со скалы переливалась в каменную чашу, а чуть подальше была песчаная отмель. Рету обрадовался и первым делом постарался оттереть песком свои, то есть не свои, а опекуна, в общем, позаимствованные белые рубахи. А потом разложил их на горячих валунах. Плюшка сидела на берегу и осторожно трогала то одной, то другой лапой воду.
Лидриэль укрылась ото всех под водяной завесой и там плескалась от души.
Гальванюс, по примеру Рету, выстирал свой кружевной носовой платок и тоже положил его на камень. А Альберих ничего стирать не стал.
Рету заметил, что только на первый взгляд плескались они у водопада беззаботно. На самом же деле подручные королевы Мародеров не расслаблялись: если в воде был Гальванюс, на берегу у арбалета сидел и блаженно шевелил пальцами босых ног Альберих. Если же в воду забирался Альберих — на берегу сидел Гальванюс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});