Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые часы обитатели хижин проявляли к пленникам некоторый интерес. Женщины теребили белокурые локоны Батистины, мужчины дергали ленту, которой были завязаны волосы Флориса, и играли с его великолепными часами с эмалью. Но вскоре им это надоело, и они удалились, чтобы продолжить свои повседневные занятия.
Воины смывали фиолетовые полосы и раскрашивали себя ярко-красной краской. Сомнений больше не было: беглецы попали в лапы свирепых падуков. Оставалось только просить Господа послать им мгновенную смерть. Как будто в подтверждение этих мрачных мыслей, на площади появились индейцы, таща с собой вязанки хвороста. Не говоря ни слова и даже не взглянув на пленников, они свалили их перед столбами, а затем медленно удалились в свои хижины.
— Черт побери, мне кажется, эти краснокожие намереваются поджарить нас, словно цыплят, но клянусь, я еще задам им хлопот! — ругался Флорис, яростно пытаясь разорвать свои путы. Он посмотрел вверх: высоко в небе кружили ястребы, предчувствуя легкую добычу.
Грудь Батистины содрогалась от рыданий. Флорис попытался повернуть к ней голову, но сумел только разглядеть распущенные светлые волосы, скрывавшие лицо. Рубашка ее была разорвана, оставляя обнаженной грудь. Флорис провел языком по распухшим губам.
— Батистина, милая… малышка моя… не плачь… не бойся… не…
Флорис бормотал первые приходившие ему в голову слова, стараясь ее утешить и помочь мужественно встретить уготованную им жестокую смерть. На мгновение представив, как они будут мучить ее прекрасное тело, он забился в бессильной ярости. Он не сумел защитить ее, не умел любить ее, не умел прощать ее измены. Но какое это имело значение теперь, когда не было никакой надежды вновь увидеть ее живой, такой прекрасной и непосредственной?
— Прости меня, прости!
Но Батистина ничего не слышала: от жары она потеряла сознание и лишь тихо шептала в бреду:
— Адриан! Адриан, пусть он поспешит… в нашем замке будет праздник… нашем замке, Флорис… Флорис, сердце мое чисто… я хочу войти с тобой в золотые ворота… Нет… нет, алмазной стрелы не будет… мы построим город в долине… О! Флорис… скажи же… где ты?.. Ты меня слышишь?.. Я хочу пить… дай мне воды… Флорис… Хорив… Хорив…
— Ах! Я проклят, проклят!
Флорис готов был отдать ей собственную кровь, лишь бы она смогла утолить жажду. От отчаяния в его зеленых глазах заблестели слезы. Значит, Батистина не забыла их детские игры. Она помнит, как они строили город, такой же, как в легенде о белом граде Киеве. В его возбужденном мозгу внезапно всплыли полузабытые слова старого казацкого гетмана из далекого прошлого…
Свежесть вечерних сумерек оживила Флориса. Он встрепенулся, готовый бороться изо всех сил, лишь бы спасти Батистину. Тело девушки соскользнуло вдоль столба и безжизненно повисло на веревках. Она все еще была в обмороке; ее белоснежная кожа покрылась солнечными ожогами.
— Батистина… малышка моя! — прошептал Флорис.
Вдали послышалось пение. На краю поселка показалась процессия. Впереди, в окружении воинов, торжественно шествовал вождь падуков. При его приближении женщины падали ниц, а меднокожие воины грозно потрясали копьями.
— Батистина, милая… очнись… Батистина… очнись!..
Нежный голос Флориса привел девушку в чувство. Открыв глаза и увидев приближавшихся падуков, она содрогнулась от ужаса.
— Прошу тебя, любовь моя, постарайся сделать вид, что тебе совсем не страшно! — прошептал Флорис.
Батистина молча выпрямилась… Он сказал «любовь моя»… Ну почему именно сейчас, когда она поняла, как он ее любит, им придется умереть! Тихая радость охватила Батистину. К ней вновь вернулось мужество, и она приготовилась достойно встретить врагов.
Индейцы окружили сваленные в кучу вязанки хвороста. В руке у одного из них полыхал факел. Он бросил его на костер. Тотчас же к темному небу взметнулся столб пламени и дыма. Блики огромного костра заиграли на перепачканных лицах Батистины и Флориса. Вождь приблизился к пленникам. Он поднял руки, и воцарилась тишина. Над площадью, заставив соплеменников умолкнуть, зазвучал его раскатистый голос:
— Мои отважные воины будут вознаграждены за свою храбрость! Руку их направляла богиня Черной Луны, она помешала чужестранцам причинить вред народу падуков… О чужестранец с зелеными глазами, ты осмелился ступить на землю Великого Солнца и бросить ему вызов… ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАН!
Последние слова Великого Солнца были адресованы Флорису. Вождю падуков нельзя было отказать в величии. Он говорил медленно, на корявом, но вполне понятном французском языке. Это был молодой и сильный мужчина, под его золотистой кожей играли могучие мускулы, а на широкой груди ярко-красной краской изображены животные и растения. Шкура косули служила ему набедренной повязкой, а длинные черные волосы были украшены пестрыми пучками перьев.
Прижавшись к столбу, Флорис выпрямился во весь свой рост и сверху вниз посмотрел на индейца.
— Великое Солнце правильно сказал: я чужестранец… Мы шли на север и заблудились… у нас не было никакого умысла против великого народа падуков… Мы готовы возместить ущерб, причиненный племени, если Великое Солнце позволит нам следовать дальше…
Чуть раскосые глаза индейца внимательно разглядывали Флориса и Батистину. Благодаря нежным словам Флориса, девушка обрела присущее ей мужество. Она даже попыталась улыбнуться. Несмотря на страшные ожоги, Батистина была удивительно хороша. Ее длинные волосы, ниспадавшие на полуобнаженную грудь, делали ее еще более прекрасной и обворожительной. Звонким нежным голосом она произнесла:
— Великое Солнце — справедливый и отважный вождь… Он, конечно, не захочет, чтобы из-за него рыдали невинные женщины и дети, поэтому он отпустит их на плодородные земли, где они смогут жить по справедливости, оберегая свое достоинство и свободу…
Великое Солнце посмотрел на Батистину так, словно только что ее увидел.
— Женщина с волосами цвета солнечных лучей, с острым языком и мыслью, быстрой, словно кобылица с верхних плато!
Подобное сравнение явно звучало комплиментом в устах вождя падуков. Внезапный интерес индейца к Батистине встревожил Флориса. Народ падуков в почтительном молчании окружил вождя, ожидая его решения. Отблески пламени играли на бронзовых лицах.
— Великое Солнце правильно понял: эта женщина следует за мной, как горная кобылица следует за своим жеребцом!
При этих словах индеец, явно разочарованный, повернулся к молодому человеку.
— Так значит, эта женщина принадлежит тебе, чужестранец?
Флорис выдержал взор черных глаз вождя.
— Да, Великое Солнце, эта женщина принадлежит мне…
— Лжец! Гнусный лжец!
Индейцы, стоявшие позади вождя, почтительно расступились, пропустив вперед капуцина. Монах приблизился к Флорису и Батистине. Из-под капюшона злобно сверкали серые глаза, длинные черные волосы, подобно змеям, выбивались наружу.
— Иностранка! — удивленно прошептала Батистина, увидев перед собой свою бывшую товарку. Флорис дерзко рассмеялся.
— Дражайшая Юлия, как же быстро вы добрались сюда из Батон Руж!
Бывшая придворная красавица при русском дворе, любимая фаворитка несчастной регентши Анны почти вплотную подошла к юноше. Подняв голову, она злобным взглядом впилась в лицо своего врага.
— Флорис де Вильнев-Карамей, Петербургский рыцарь, господин де Портжуа… Неужели ты считаешь, что еще на что-то способен? Ошибаешься, теперь ты в моей власти… Одно слово, сказанное мной Великому Солнцу, и ты сгоришь в огне…
Флорис ощущал пряное дыхание рокового создания. Ему казалось, что он навсегда избавился от чувства вожделения, возникавшего у него при виде этой женщины. Однако, даже облаченная в грубую рясу, Юлия Менгден источала тлетворное очарование, заставившее Флориса содрогнуться.
— Так, значит, в Батон Руж мне не удалось тебя обмануть? — спросила она, скрестив руки на груди и упиваясь своим торжеством.
Флорис вздрогнул: он уже где-то видел эти руки Разумеется, как это он раньше не додумался? Это были руки канониссы. Зная слабые места коварного создания, он решил разозлить ее.
— О! Моя дорогая Юлия, ваша маленькая комедия на плантации мадам Гонджибурно меня очень позабавила, но должен признать, сейчас вы превзошли самое себя… Итак, вы снова вступили в монашеский орден, монахиня Елена! — усмехнулся Флорис.
Юлия Менгден презрительно свистнула.
— Довольно, наглец, ты еще пожалеешь о своих словах и сторицей заплатишь мне за все свои оскорбления!
Во время этого обмена любезностями индейцы молча стояли вокруг своего вождя, с неослабевающим вниманием наблюдавшего за Батистиной. Девушка же думала о том, откуда Иностранка так хорошо знает Флориса. Она была достаточно проницательна, и быстро догадалась, что ответ надо искать в его прошлом Стрела ревности впилась в грудь Батистины: она почувствовала, что между Флорисом и Иностранкой существует молчаливый сговор, основанный на взаимной ненависти. Батистина вспомнила о демонической похотливости адского создания. И разве она сама чуть не пала жертвой ее извращенной страсти?