Читать интересную книгу Крестный отец - Марио Пьюзо

― С тебя еще две сотни.

Тяжелое бровастое лицо его было непроницаемо. Вито, по обыкновению хладнокровно, рассудительно, ответил:

― Я малость поиздержался за то время, пока сижу без работы. Если не возражаете, недельки две деньги побудут за мной.

Это был известный и дозволенный маневр. Основную часть денег Фануччи получил ― теперь он потерпит. Не исключено даже, что после настойчивых уговоров он этим ограничится либо немного продлит отсрочку. Фануччи хмыкнул, снова отпил вина и произнес:

― Э, да ты малый не промах! Как это я тебя не приметил раньше? Больно ты тихий и оттого много теряешь. Я мог бы работенку подобрать для тебя, и притом очень выгодную.

Вито Корлеоне вежливо наклонил голову, показывая, что слушает с интересом, и подлил Фануччи темно-красного вина из кувшина. Но Фануччи раздумал продолжать ― он поднялся со стула и подал Вито руку на прощанье.

― Ну, бывай, молодой юноша, ― сказал он. ― Сердца на меня не держи, ладно? Если я для чего понадоблюсь, дашь мне знать. Ты себе нынче сослужил добрую службу.

Вито дал Фануччи время спуститься по лестнице и выйти из подъезда. На улице было полно народу ― десятки свидетелей подтвердят, что он выходил из этого дома невредимым. Вито выглянул из окна. Фануччи сворачивал в сторону Одиннадцатой авеню ― значит, зайдет домой убрать в надежное место добычу. Возможно ― убрать и оружие. Вито Корлеоне вышел из квартиры, взбежал вверх по лестнице и вылез на крышу.

По кровлям, образующим квадрат, он перебрался на противоположную сторону квартала, спустился по пожарной лестнице пустующего складского помещения и очутился на заднем дворе. Отворил пинком дверь черного хода и насквозь, через парадное, вышел на улицу. На другой стороне улицы стоял дом Фануччи.

Жилые дома района тянулись к западу вплоть до Десятой авеню. Одиннадцатая была в основном застроена складами и пакгаузами, арендованными компаниями, которые перевозили свои грузы по Центральной железной дороге и нуждались в доступе к товарным станциям, лепящимся одна к другой от Одиннадцатой авеню до реки Гудзон. Квартира Фануччи находилась в одном из немногих жилых домов, затерянных среди этих товарных дебрей, ― в них селились большей частью бессемейные грузчики, тормозные кондукторы, складские сторожа, дешевые проститутки. Здешние жители не выходили под вечер на улицу почесать языки с соседями, как водится у честных итальянцев, а расползались по пивным пропивать свой заработок. И потому Вито Корлеоне не составило труда перебежать незамеченным на другую сторону безлюдной Одиннадцатой авеню и шмыгнуть в подъезд дома Фануччи. За дверью он вытащил револьвер, из которого еще не сделал ни единого выстрела, и стал ждать.

Он смотрел сквозь стеклянную панель парадной двери, зная, что Фануччи покажется со стороны Десятой авеню. Клеменца показывал ему, как обращаться с револьвером, и дал для практики пощелкать вхолостую. Но еще в детстве, на Сицилии, он девяти лет от роду начал ходить с отцом на охоту и не однажды стрелял из тяжелого дробовика, именуемого лупарой. Это умение сызмальства стрелять из лупары как раз и побудило убийц его отца приговорить и его тоже к смерти.

Из неосвещенного подъезда видно было, как с той стороны улицы двинулось к дому белое пятно, ― это был Фануччи. Вито отступил назад и уперся лопатками во внутреннюю дверь, ведущую на лестницу. Он выставил вперед револьвер. Протянутая рука не доставала футов шесть до наружной двери. Дверь открылась. Весь в белом, широченный, разящий потом и вином, Фануччи вдвинулся в светлый прямоугольник проема. Вито Корлеоне выстрелил.

Отзвук выстрела вырвался на улицу сквозь открытую дверь, но в основном грохнуло внутри. Фануччи, ухватясь за дверные косяки, силился удержаться на ногах и вытащить оружие. От этих усилий у него отлетели пуговицы с пиджака. Полы разошлись, освободив пистолет, но и открыв ветвистую алую плеть на крахмальной груди белой рубашки. Очень старательно, словно вгоняя иглу в вену. Вито Корлеоне всадил вторую пулю в центр этой паутины.

Фануччи рухнул на колени, застряв в полуоткрытой двери. Он испустил ужасный стон, словно бы жалуясь на нестерпимую телесную муку, и было в этом даже что-то комическое. Стоны следовали один за другим ― Вито запомнилось, что он их насчитал по крайней мере три до того, как приставил револьвер к потной, сальной щеке и прострелил Фануччи голову. Пять долгих секунд ― и Фануччи обмяк и повалился мешком, заклинив открытую дверь своим бездыханным телом.

Осторожным движением Вито Корлеоне вытянул из пиджачного кармана убитого пухлый бумажник и сунул себе за пазуху. Потом перешел на другую сторону улицы к пустующему складу, выбрался черным ходом на задний двор и по пожарной лестнице влез на крышу. Оттуда он огляделся. Тело Фануччи все так же лежало мешком в дверях подъезда, но улица оставалась безлюдной. В доме открылось окно, потом второе, из них темными пятнами высунулись головы, но лиц было не видно, ― а значит, и его лица никто не разглядел. Да и не пойдет никто из здешних доносить в полицию. Фануччи мог так и пролежать до утра ― разве что полицейский, совершая ночной обход участка, наткнется на его труп. А из жильцов никто по собственной воле не сунется навлекать на себя подозрение и высиживать на допросах. Позапирают двери и прикинутся, будто ничего не слышали.

Теперь ему не было надобности торопиться. По крышам Вито вернулся к чердачному люку своего дома и сошел вниз по лестнице. Открыл дверь своей квартиры, вошел и заперся изнутри. Он вывернул бумажник убитого: сверх семисот долларов, полученных от него, на стол выпали несколько бумажек по одному доллару и одна пятерка.

В кармашке для мелочи оказалась старая золотая монета достоинством в пять долларов ― вероятно, талисман. Если Фануччи и был в самом деле богатым гангстером, то при себе свои богатства не носил, это уж точно. Пока что подозрения Вито подтверждались.

Он знал, что должен отделаться от бумажника и от револьвера, ― уже тогда у него хватило ума сообразить, что золотой трогать не надо. Он опять вылез на крышу, перебрался через три-четыре конька и бросил бумажник в один из дворов-колодцев. Потом высыпал из барабана патроны и хватил стволом револьвера о конек кровли. Ствол не поддавался. Тогда он взялся за ствол и саданул рукояткой по краю дымовой трубы. Рукоятка треснула. Вито ударил еще раз, и револьвер развалился надвое. Он швырнул рукоятку в один колодец, ствол ― в другой. Они не стукнулись оземь, пролетев пять этажей, а беззвучно утонули в рыхлых кучах мусора. Утром из окон накидают еще и, бог даст, накроют все с верхом... Вито повернул назад.

Его слегка трясло, но он полностью сохранял самообладание. Опасаясь, что на одежду могли попасть брызги крови, он переоделся, кидая все, что снимал с себя, в оцинкованное корыто, в котором его жена стирала белье. Достал щелок, кусок грубого хозяйственного мыла, замочил вещи и каждую в отдельности долго тер над раковиной на железной стиральной доске. Корыто и раковину выскреб после со щелоком и мылом.

Отыскал в углу спальни узел стираного белья и увязал вперемешку с ним свои вещи. Затем надел чистую рубаху, штаны, спустился вниз и подсел к жене, которая болтала у дверей с соседями, приглядывая за сыновьями.

Потом оказалось, что все эти предосторожности были излишними. Труп обнаружили на рассвете, но никто и не думал вызывать Вито в полицию. Мало того ― в полиции, к его изумлению, вообще не дознались, что накануне вечером Фануччи приходил к нему. А он-то рассчитывал, что обеспечит себе алиби, если люди увидят, как Фануччи выходит от него... Позже ему стало известно, что в полиции были только рады избавиться от Фануччи и не особо рвались установить, кто его застрелил. Просто решили, что это семейные разборки между членами одной банды, и допросили для порядка хулиганов, имевших в прошлом приводы за жульнические махинации, грабежи и насилие. Вито ни в чем таком замешан не был, и о нем даже не вспомнили.

Да, полицию он одурачил, но это не означало, что он одурачил своих дружков. Первую неделю Пит Клеменца и Тессио обходили его стороной, вторую неделю тоже... Потом как-то под вечер зашли к нему. Держались оба с нескрываемой почтительностью. Вито Корлеоне встретил их вежливо, невозмутимо, налил им вина.

Первым заговорил Клеменца.

― Никто не доит лавочников на Девятой авеню, ― вкрадчиво сказал он. ― Никто не взыскивает с игорных притонов и подпольного тотализатора в нашем квартале.

Вито перевел твердый взгляд с одного на другого и не отозвался. Тогда заговорил Тессио.

― Можно бы прибрать к рукам клиентуру Фануччи, ― сказал он. ― Будут платить.

Вито Корлеоне поднял плечи.

― Но я тут при чем? Это дела не по моей части.

Клеменца хохотнул. Даже в молодые годы, не отрастив еще себе необъятного чрева, он похохатывал, как толстяк.