— Решил проверить, как у вас дела, — говорит Хаммонд.
Полицейский сегодня без формы. На нем потертые слаксы цвета хаки и клетчатая рубашка. Великан мрачно глядит на него.
— Пить ужасно хочется, — сообщает Хаммонд.
— Заходите, — говорит великан.
Его голос звучит глухо и совсем не так низко, как можно ожидать.
Хаммонд проходит мимо него к холодильнику.
— Что, пива нет? — спрашивает Хаммонд.
Он достает бутылку яблочного сока и глядит на стойку в поисках стакана.
— Стаканов нет, — сообщает великан, и Хаммонд пьет из горла.
— Похоже, девушка уехала, — говорит Хаммонд.
Великан молчит, и полицейский добавляет:
— Родители ее все еще ищут. Найдут, когда она сама того захочет. Я так и думал, что вы никуда не поедете.
— Конечно, — говорит великан. — По-вашему, я урод.
— Нет, — возражает Хаммонд. — По-моему, здесь ваш дом.
— Собираетесь меня арестовать? — спрашивает великан.
— Нет. А есть за что?
— Тогда оставьте меня в покое, — требует великан.
— Похоже, вы мне не рады, — замечает Хаммонд.
— Я не обязан с вами говорить, — взрывается великан. — И не обязан ничего объяснять.
Хаммонд закрывает бутылку с соком и убирает в холодильник. В нем почти ничего нет, только упаковка чеддера, немного увядшего латука и два бруска масла. Хаммонд захлопывает дверцу и видит, что великан плачет. Полицейский быстро отворачивается и смотрит в окно на задний двор. Двор пуст.
— В детстве я одно лето работал на вашего дедушку, — говорит Хаммонд. — Он чуть не свел меня с ума. Заставил рубить дрова до посинения, но это не самое ужасное. Он болтал без умолку, а я к такому не привык. Мои родители были глухими, мы разговаривали жестами. У меня голова шла кругом от его болтовни, прямо наизнанку выворачивало. У него был петух по кличке Примо. Когда ваш дед не разговаривал со мной, он разговаривал с Примо.
— Я знал Примо, — сообщает великан. Его голос похож на детский — тихий и слабый от плача. — А может, его правнука.
— На редкость сволочная была птица, — подхватывает Хаммонд. — Наверняка с полвека прожил.
Все это время великан держал в руке серебряную заколку. Он кладет ее на стол, но не может отвести глаз.
— Пойдем за ними, — говорит Хаммонд.
Великан озадаченно поворачивается к нему.
— Ты куда-то отнес куриц. Пойдем заберем их.
Великан смотрит на Хаммонда, понимает, что это не шутка, и достает из-под раковины пустой мешок для зерна.
— Я нарушу закон, — предупреждает он Хаммонда.
— Не нарушишь, — возражает Хаммонд — Я прослежу.
Они садятся в патрульную машину, едут на соседскую ферму, паркуются и ждут темноты. Затем бегут к дощатому забору — защите от бродячих коров — и падают на землю.
— Вперед, — командует Хаммонд Вест. — Я за тобой, с фонариком.
Великан проползает под забором. Мимо проезжает машина, освещая дорогу, и великан вжимается лицом в землю.
— Все в порядке, — говорит Хаммонд, когда свет фар исчезает вдали.
Вокруг птичьего двора высокая проволочная изгородь. Великан уже был здесь. Он протягивает Весту холщовый мешок.
— Я буду ловить, а ты держи.
Великан легко перелезает через изгородь и садится на корточки, поджидая Хаммонда, который застревает наверху и слезает, лишь порвав рубашку.
— Все нормально? — спрашивает великан, и Хаммонд нетерпеливо кивает.
Они заходят в первый курятник. Великан узнает своих цыплят по голосу. Он быстро хватает двух куриц и пихает Хаммонда в бок, чтобы тот открыл мешок, пока птицы не закудахтали и не перепугали остальных. Слишком темно, и всех куриц не разыскать, но они успевают поймать дюжину. Наконец Хаммонд говорит:
— Время вышло.
Они возвращаются тем же путем. Великан пропускает Хаммонда вперед, затем с мешком куриц забирается на изгородь. Они бегут к патрульной машине, заскакивают внутрь. Великан ставит мешок на заднее сиденье и гикает.
— Отлично! — восклицает он и довольно чувствительно хлопает Хаммонда по спине.
— Надеюсь, мы забрали лучших, — говорит Хаммонд, — потому что я сюда не вернусь.
— Надо было оставить тебя на заборе, — усмехается великан.
— Очень смешно, — говорит Хаммонд. — Интересно, как бы ты скакал в моем возрасте.
Они все еще на взводе; время от времени смеются ни с того ни с сего. Мешок на заднем сиденье клохчет и елозит, отчего они еще больше веселятся. Когда Хаммонд паркуется рядом с лотком, великан хватает мешок и перетаскивает себе на колени.
— Слушай, — говорит он. — Спасибо.
Великан выходит из машины; полицейский тоже. Хаммонд опирается на крышу патрульной машины.
— Знаешь что, Эдди, — говорит он. — Если мне придется править спину у мануальщика, я пошлю тебе счет.
— Да ради бога.
Великан смеется.
Быстро — из-за жары — стрекочут сверчки[19].
— Завтра будет еще жарче, — говорит Хаммонд.
— Ага, — соглашается великан. — Июль, что ты хочешь.
— Ага, — повторяет Хаммонд, и они смеются.
Великан спускается в лощину, и неважно, что в ней темным-темно, — он знает дорогу наизусть. Он огибает дом и подходит к курятникам. Встает на колени и медленно достает из мешка птиц, одну за другой, придерживая на земле, пока они не перестают хлопать крыльями.
Великан идет в дом и готовит себе первый нормальный ужин за несколько недель — сэндвич с сыром и салатом. Он слишком возбужден, чтобы долго спать, поэтому встает до рассвета и выходит на улицу. Хаммонд прав, сегодня еще жарче. Уже. Курицы роются в пыли, и великан насыпает им корма. Он знает, что, если еще больше запустит огород, жара выжжет цветы на дынных лозах, а стебли подсолнухов станут хрупкими и переломятся пополам. Великан достает шланг и поливает огород. Затем он полет сорняки, совсем недолго. Пропалывать сырую землю так легко, что целая грядка латука готова в два счета.
Он наливает себе немного кофе и садится на деревянный ящик. Небо светлеет, на востоке за деревьями — яркая алая полоса. Великан возвращается к работе; полет, пока не покрывается потом, затем снимает рубашку. Он наполняет ящик пучками латука, первыми летними помидорами и стручковой фасолью и относит на лоток.
На его ладонях вздулись пузыри, но он еще работает, когда приезжает Вонни. Великан обходит дом, чтобы лучше видеть. Вонни сегодня рано; она опирается на кузов пикапа и смотрит на проезжающие машины. Иногда ей тяжело отсюда уезжать. Она видит, что на лотке наконец появились товары, и подходит к нему. Старательно выбирает латук и фасоль. Запихивает две долларовые банкноты в прорезь в крышке кофейной банки, решает прихватить букет диких астр, которые великан нашел в зарослях ежевики, и ищет в карманах мелочь.