Читать интересную книгу Шпион особого назначения - Андрей Троицкий

События последних трех дней развивались так стремительно, что Донцов с трудом успевал осмысливать их внутреннюю логику. Двенадцатого октября из Гамбурга в Москву ушла посылка, содержащая отпечатки пальцев, снятые с пузырька из-под лосьона, найденного в номере отеля «Ремстал». И, главное, лист бумаги с отпечатавшимися на нем буквами и отдельными строчками письма, которое, видимо, написал сам Яночка неизвестному другу или подруге.

Тогда Донцову без помощи специальных средств удалось разобрать два слова: «Изотало» и «Хельсинки». Возможно, уже ночью или утром следующего дня та бумажка попала на экспертизу в СВР. Письмо Яночки прочитали частично или полностью. Возможно, в Москве воспользовались какими-то своими, неизвестными Донцову, источниками информации. Так или иначе, но вечером тринадцатого октября через Буряка он получил срочное указание взять билет до Хельсинки, по прилете остановиться в отеле «Торни», в половине двенадцатого ночи выйти на связь.

Сегодняшнее, послание из Москвы, по крайней мере, вторая его часть, могла бы удивить Донцова, если бы он не разучился удивляться еще много лет назад.

Карла Яночку нашли быстро. В принципе, на его поиски могли уйти недели, а то и месяцы изнурительной кропотливой работы, но все случилось куда скорее, чем можно было предполагать. В любом случае был Яночка обречен, с ним все ясно. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц. Через год… Это вопрос времени.

Местонахождение Яночки установлено через местные агентурные источники по наводке, той самой бумажке, которую переправил в центр Донцов. Яночка живет в предместье Хельсинки у своего дальнего родственника, двоюродного дяди по материнской линии, по фамилии Изотало. В течение последних двух дней с полудня до двух часов дня Яночка крутится на Рыночной площади. Видимо, в этом месте он назначил свидание с каким-то человеком, но этот человек заставляет себя ждать. Завтра Яночка снова появится на том же месте в то же время.

Из Москвы сообщали адрес этого самого Изотало и некоторые подробности его быта. Пятидесяти восьмилетний холостяк, одинокий, довольно зажиточный мужик, имеет небольшую рыбную коптильню. Это так, на всякий случай, информация к размышлению, резервный вариант. Изотало трогать не следует. А в отношении Яночки нужно провести силовую акцию. Уже завтра, на нейтральной территории, точнее, на Рыночной площади, самом людном месте города. Скопище людей, туристы, местные жители, бойкая торговля у причалов – это не дефект замысла. Толпа – это преимущество нападающей стороны. Если, разумеется, знаешь, как этим преимуществом пользоваться. Все мероприятия проводятся в большой спешке. В центре опасаются, что Яночка снова может уйти и затеряться где-то в Европе или по другую сторону Атлантики. Сегодняшней ночью для подстраховки Донцова из Гамбурга вылетает Буряк. После проведения операции Донцов будет эвакуирован из Финляндии в Россию по дипломатическим каналам. Буряк же вернется обратно в Гамбург. Донцов был внутренне к проведению силовой акции, еще в тот момент, когда в Гамбурге заказывал авиа билет до Хельсинки. Но до последней минуты оставались кое-какие вопросы.

Донцов был убежден, что Яночка не должен умереть, ничего не сказав перед смертью, не приоткрыв завесу тайны над личностью пана Петера. Однако московское руководство решило по-своему: провести силовую акцию неожиданно, в тот момент, когда Яночка чувствует себя в полной безопасности, считает, что ему удалось выйти живым из огня. И без допроса.

За годы работы в разведке Донцов освоил ремесло чтения инструкций и приказов между строк. Если Яночку решили убирать сейчас, не получив его показаний, значит, произошло нечто, переломившее весь ход операции «Холодный фронт». Значит, сама операция близка к завершению, точнее, к успешному завершению. Что могло стать этим переломным событием? Ответ однозначный – только задержание пана Петера. Значит, Яночка в игре лишняя фигура. Опасная фигура, которую надо положить на шахматную доску…

Донцов погасил верхний свет, сбросил халат, лег в кровать. Он пожалел, что не взял у горничной плед с электрическим подогревом. Донцов выключил лампу под желтым матерчатым абажуром. Ветер, действительно, разошелся ни на шутку, на улице похолодало. Налетая резкими порывами, ветер бросал в оконное стекло мелкие снежинки. Странные это звуки. Кажется, что под полом шуршат потревоженные мыши. Донцов встал и задернул шторы, снова лег, хотелось заснуть, но сон не шел.

Москва, Лефортово. 15 октября.

Генерал Антипов и подполковник Беляев приехали в Лефортовский следственный изолятор ровно в одиннадцать утра, машину подогнали не со стороны тюремных ворот, а с тыла, со стороны административного корпуса. «Волга» остановилась во внутреннем дворе тюрьмы. Примерно четверть часа заняла стандартная процедура проверки документов и оформления пропусков. В половине двенадцатого Антипов сидел в следственном кабинете и листал бумаги розыскного дела на Михаила Алексеевича Петрова, сорока двух лет от роду, проживающего в Москве, не имеющего определенных занятий.

Вчера Петрова задержали на Белорусском вокзале и доставили сюда, в Лефортово. Поместили в одиночную камеру и по приказу Антипова больше не трогали. По опыту Антипов хорошо знал, как ведут себя люди, если первый допрос проводить в день из задержания.

Обычно подозреваемые уходят в полную отрицаловку: я не я, ничего не знаю, страдаю приступами амнезии. Или начинают орать, брызгая слюной, что будут жаловаться, дойдут до Верховного суда, даже до президента. Встречаются и такие артисты, кто симулирует эпилептические припадки или сердечные приступы. Самые грамотные требуют адвоката, мол, если на допросе не будет защитника, они и рта не раскроют. Но сутки, проведенные в одиночной камере без допроса, действуют на людей самым благотворным образом. Все эмоции растворяются в тюремной тишине, а пар уходит в свисток.

Сразу же после задержания Петрова, оперативники открыли дверь его квартиры в Замоскворечье изъятыми ключами, и перевернула там все вверх дном. Обыск провели по-тихому, без понятых, без протоколов и без участкового инспектора. Если понадобиться, мероприятие повторят, но с соблюдением всех формальностей. Результаты обыска, закончившегося поздним вечером, Антипова немного разочаровали. В квартире обнаружены два тайника, в которых Петров хранил наличку. В одном тайнике, устроенном в стене, под кафелем ванной комнаты, в герметичной сумочке из искусственной кожи лежали сто пять тысяч долларов сотенными бумажками.

В углу кабинета, под паркетом хозяин квартиры оборудовал второй тайник, там нашли сорок семь с половиной тысяч зеленых. Итого, сто пятьдесят две тысячи с мелочью. Хорошие деньги, тем более для безработного гражданина. В сейфе денег не оказалось, но там были долговые расписки трех довольно известных в столице людей, которые проходили по милицейской картотеке. И еще несколько блокнотов с карандашными пометками, которые еще предстоит прочитать и понять их смысл.

Однако в берлоге Петрова не обнаружили никаких документов, которые могли бы заинтересовать разведчиков, в компьютере тоже пусто, какие-то игры, игры и снова игры. В книжных шкафах множество иллюстрированных фотоальбомов о Праге, открытки, буклеты, путеводители. Короче, макулатуры много, но нет ни одного ценного документа.

Антипов спрашивал себя: возможно, задержание Петрова было ошибкой? Ведь, если разобраться, добытые операми улики ничего не доказывают. Ну, фотографии замка «Водичков». Ну, большие деньги в тайниках. Ну, записка, где некая безымянная женщина угрожает Петрову полицией и обращается к нему «пан Петер».

Однако кроме хлипких вещественных доказательств есть большая оперативная работа, проделанная разведчиками и сотрудниками ФСБ. Работа, которая вывела их именно на Петрова Михаила Алексеевича. Другой подозреваемый однофамилец, один из руководителей пивной фирмы «Астай» Петров Михаил Семенович, теперь вне подозрений. В последний момент выяснилось, что у этого Петрова не хватает фаланги безымянного пальца левой руки. А у пана Петера все пальцы на месте. Значит, других вариантов не осталось. Все сошлось на задержанном вчера Петрове.

Антипов прочитал составленный по его просьбе рапорт начальника караульной службы, где тот информировал руководство о поведении задержанного Петрова. Вчера в четырнадцать тридцать Михаила Алексеевича, переодетого во все казенное, поместили в одиночную камеру. По правилам внутреннего распорядка обитателям тюрьмы запрещалось днем лежать на шконке, можно лишь сидеть на табурете возле столика у окна, забранного «намордником» или ходить по камере. Петров ни разу не присел, он провел на ногах день, расхаживая из угла в угол. От обеда и ужина отказался.

Вечером Петрову выдали очки, у этого типа слабая дальнозоркость, без очков он читает с трудом. Кроме того, он по его просьбе принесли из библиотеки какую-то московскую газету недельной давности, Петрову захотелось почитать. Видимо, к этому моменту, к девятнадцати тридцати вечера, Петров наметил для себя линию поведения или план, которого будет придерживаться на допросе. Возможно и другое: он морально сломался. Как бы там ни было, Петров успокоился, больше не метался по камере, а сидя у столика, читал замусоленный газетный номер.