— Мне не нравится ваш поздний приезд и то, как вы разговариваете с моей женой, сэр.
— Я просто задал ей пару вопросов, которые меня сейчас волнуют.
— Вам не кажется, что уже немного поздно беспокоиться о том, что побудило мою кузину согласиться на брак с вами? Тогда вас это не слишком заботило. Почему же сейчас так беспокоит?
— Я понятия не имел, что вы вынудили ее согласиться побоями.
— Да вы об этом и не думали. Давайте говорить откровенно. Для вас имело значение только ее богатство, и не в ваших интересах было знать детали того, каким образом ее деньги перекочуют в ваш кошелек. Вы оставили это на мое усмотрение, а я просто сделал свое дело.
Настроение Хоксуэлла к этому моменту уже несколько часов было не из лучших. Высокомерное поведение миссис Томпсон, а теперь и обвинения Бертрама открыли плотину, сдерживавшую до этой поры бушующий в нем бурный поток, и не один. То, что Бертрам коснулся правды, о которой он предпочитал не думать, не располагало к сдержанности.
— А сейчас в моих интересах это знать, Томпсон. Ваша кузина — моя жена, я отвечаю за нее, как бы плохо все ни обернулось.
— Не надо обвинять нас в том, что она доставила вам неприятности с самого первого дня. Нам было не слишком трудно ее уговорить.
— Угрозами побоев тростью? Или, может, кулаками? Это вы называете «уговорить»? Вы были ее опекуном. Вы были обязаны защищать ее. А вы ею воспользовались.
Ухмылка исказила лицо Бертрама.
— Я не нарушал закон. Я ее кормил и одевал, и она жила в этом доме. Ее присутствие в нашей семье ежедневно напоминало мне о предательстве Джошуа. Мне не за что извиняться, и я не позволю вам укорять меня из-за запоздало проснувшейся в вас сентиментальности. Вы получили ее наследство, как я и обещал, так что жалобы не принимаются.
Хоксуэлл схватил Бертрама за грудки и притянул к себе.
— Ты негодяй, — прорычал он ему прямо в лицо. — Ты бил беззащитную девочку. Что ты за человек?
— Я делал это не часто. Спросите у нее.
— Даже одного раза достаточно, трус, а ты разрешал этой ведьме, своей жене, бить ее регулярно.
— Я не нарушал правил. Она была непослушной и бунтовала. Я был ее опекуном. Вы не можете это изменить.
— Ошибаешься. Могу. — Размахнувшись, он ударил кулаком Бертрама в лицо. Голова у того дернулась, ноги подкосились.
— Вы сумасшедший! — Бертрам пошатнулся, но удержался на ногах. — Я слышал про вас. Я слышал, что вы легко пускаете в ход кулаки и что у вас вспыльчивый характер. Я этого не потерплю. Я…
— Ах, ты обо мне слышал? — Хоксуэлл подумал, что и вправду может сейчас сойти с ума. — Ты знал, что я дикий зверь, и все же сватал ее за меня? Будь ты проклят!
Бертрам съежился и поднял руки, защищая лицо. Потом его взгляд скользнул в сторону, и он схватил хлыст. В следующее мгновение удары посыпались на плечи Хоксуэлла. Празднуя победу, Бертрам снова размахнулся, но…
Хоксуэлл перехватил его руку и вырвал хлыст. Испугавшись, Бертрам все же полез на обидчика с кулаками.
Ярость охватила Хоксуэлла с силой, какой он уже давно не испытывал. Он защищал себя, но каждым ударом рассчитывался с Бертрамом за Верити.
Глава 20
Верити разбудили крики и стук в дверь комнаты Хоксуэлла. Она приоткрыла свою дверь и осторожно выглянула. В коридоре стояла Коллин в белом пеньюаре.
Она не переставая колотила в дверь и выкрикивала имя Хоксуэлла.
Верити вышла в коридор, чтобы узнать, что происходит. Дверь в комнату ее мужа приоткрылась, и стал виден свет от лампы. Хоксуэлл не спал.
Потом дверь распахнулась, и Коллин вошла.
Верити дошла до спальни Хоксуэлла и заглянула. Он был все еще в брюках и рубашке. Перед ним стояла, уперев руки в бока, Коллин. Ее лицо было искажено гневом.
— Ты что, сошел с ума? — свистящим шепотом спросила она. — Ты задался целью прославиться в этих краях как сумасшедший, как человек без тормозов, которого приличным людям следует избегать?
Он отвернулся, подошел к столу и, взяв перо, что-то записал на листе бумаги.
— Полагаю, ты имеешь в виду Томпсона.
— Да, именно его. Я только что узнала…
— Значит, я правильно услышал цокот копыт во дворе. Это он поднял шум?
— Нэнси прислала записку.
— Интересно, каких действий она ждет от тебя? Надеюсь, ты ответила, что в свое время она не все тебе рассказала. — Он положил перо.
Верити стало интересно услышать ответ Коллин, и она вошла в комнату.
— Если разговор о Бертраме, мне очень хотелось бы послушать.
Коллин в ярости посмотрела на Хоксуэлла.
— Пожалуйста, попроси ее уйти. Мне нужно поговорить с тобой.
— Говори, что хотела. Она все равно узнает.
— Хоксуэлл…
— Если она хочет остаться, она останется. У нее гораздо больше прав быть здесь, чем у тебя.
Коллин, видимо, собралась с духом и обратилась к Хоксуэллу, словно Верити не было в комнате.
— Это правда? Ты избил мистера Томпсона?
— Да.
— Хоксуэлл, ради Бога! Я думала, что ты больше не… Ты был пьян?
— Трезв как стеклышко.
— Тогда почему?
— Это останется между ним и мною. Я не виню тебя в том, что это ты представила меня Томпсону, но он негодяй, Коллин. Я ничего не хочу иметь с ним общего в будущем, кроме необходимых контактов, касающихся наследства Верити.
— Винить меня? Как тебе пришло в голову винить меня?
— Я сказал, что не виню тебя. Но кое-что выяснилось: это знакомство было неспроста. Но я не верю, что ты знала, какой это человек.
— Что бы ты о нем ни думал, твое поведение неоправданно.
— У меня было самое лучшее оправдание на свете. Если мистер и миссис Томпсон хотят, чтобы об этом узнали все, я заявлю об этом во всеуслышание. Однако уверяю тебя, что ни один приличный человек не встанет на сторону Бертрама.
— Но может быть, ты по крайней мере мне расскажешь, из-за чего произошла ваша ссора?
Он бросил взгляд на Верити.
— Нет.
Коллин заметила его взгляд и поджала губы.
— Понятно. Прости меня. Яотреагировала слишком бурно, но я просто испугалась, что ты прибегнул к своим старым методам выяснения отношений. Спокойной ночи.
Она прошмыгнула мимо Верити. Ее лицо горело, глаза блестели от слез. Верити закрыла за ней дверь.
— Ты избил Бертрама?
Он пожал плечами.
— Странно, что миссис Томпсон послала сюда нарочного. Может, она ждала, что моя кузина вызовет меня на дуэль? — Он улыбнулся своей шутке.
— Она послала нарочного не для того, чтобы просить Коллин упрекнуть тебя, а чтобы умолять ее попытаться помирить вас.
— Я унизил ее мужа. Сомневаюсь, что она жаждет примирения.