— Господи помилуй нас, этот огонь как будто поднимается и приближается к нам, — сказал Кеннеди.
И в самом деле. Среди страшных криков и мушкетных выстрелов вся эта масса огня поднималась к «Виктории». Джо приготовился сбрасывать балласт. Фергюссон очень скоро сообразил, в чем дело.
Тысячи голубей, к хвостам которых прикрепили горящее вещество, были пущены на «Викторию». Перепуганные птицы разлетелись, описывая в воздухе огненные зигзаги. Кеннеди стал палить из всех имеющихся ружей в огненную стаю, но что мог он поделать против бесчисленного множества врагов! Голуби уже кружились вокруг «Виктории», и шар, отражая огни, сам казался заключенным в огненную сетку.
Доктор, не задумываясь, сбросил кусок кварца, и шар моментально поднялся выше стаи огненных птиц. Еще часа два видно было, как они там и сям кружились в воздухе, но мало-помалу. число их все уменьшалось, и, наконец, огоньки совсем исчезли.
— Теперь мы можем спокойно заснуть, — объявил доктор.
— А знаете, совсем недурно придумано для дикарей, — проговорил Джо.
— Они нередко пускают в ход таких голубей, которые поджигают в деревнях соломенные крыши, — заметил доктор, — но на этот раз наша «летающая деревня» поднялась выше пернатых поджигателей.
— Вижу, что воздушному шару не страшны никакие враги, — заявил Кеннеди.
— Нет, ошибаешься, — возразил доктор.
— Какие же?
— Да неосторожные малые в его же корзине. Так вот, друзья мои, будемте начеку всегда и везде.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Отлет среди ночи. — Беседа. — Охотничий инстинкт Кеннеди. — Меры предосторожности. — Течение реки Шари. — Озеро Чад. — Свойства его воды. — Гиппопотам. — Выстрел впустую.
Стоя на вахте, Джо около трех часов ночи заметил, что город под ним стал, наконец, удаляться, — «Виктория» тронулась в путь. Кеннеди и доктор проснулись.
Фергюссон взглянул на компас и с удовольствием убедился, что ветер несет их к северо-северо-западу.
— Нам везет, — проговорил он. — Все нам удается. Еще сегодня мы увидим озеро Чад.
— А большое оно? — поинтересовался Кеннеди.
— Довольно большое, дорогой Дик. В самых длинных и широких своих местах оно тянется миль на сто двадцать.
— Полет над водным пространством внесет некоторое разнообразие.
— На однообразие мы вообще жаловаться не можем, да к тому же все протекает при наилучших условиях.
— Что верно, то верно, Самуэль. Ведь, не считая отсутствия воды в пустыне, мы как будто не подвергались другим серьезным опасностям.
— Во всяком случае, «Виктория» все время вела себя как нельзя лучше. Сегодня у нас двенадцатое мая, а вылетели мы восемнадцатого апреля. Итого, в пути мы двадцать пять дней. Еще деньков десять — и мы закончим наш полет.
— Где же именно?
— Вот этого я сказать тебе не могу. Да и не все ли это равно?
— Ты прав. Доверимся провидению, пусть оно направляет нас и хранит, как хранило до сих пор. Разве сейчас мы похожи на людей, пронесшихся через самую губительную страну на свете?
— Видишь, мы были в силах лететь, и мы полетели!
— Да здравствуют воздушные путешествия! — крикнул Джо. — После двадцати пяти дней полета мы вполне здоровы, сыты и хорошо, даже, быть может, чрезмерно хорошо, отдохнули. Мои ноги, например, попросту онемели, и я ничего не имел бы против того, чтобы размять их, пройдя миль тридцать.
— Это удовольствие ты уж доставишь себе в Лондоне, — сказал доктор. — Мы выехали втроем, как Денхем, Клаппертон и Овервег, как Барт, Ричардсон и Фогель, и оказались более счастливыми, чем наши предшественники; мы все еще вместе — все трое. И нам очень важно не разделяться. Если бы один из нас вдруг очутился где-нибудь вдали от «Виктории» в минуту внезапной опасности, когда ей было бы необходимо подняться, — кто знает, быть может, мы никогда больше и не встретились бы. Вот почему, откровенно говоря, я не особенно люблю, когда Кеннеди отправляется на охоту.
— Но все-таки, дорогой Самуэль, ты разрешишь мне еще заняться моим любимым делом? Недурно ведь было бы пополнить наши запасы. Кроме того, вспомни: когда ты звал меня с собой, ты ведь соблазнял меня чудесной охотой. А я что-то мало отличился на этом поприще, не в пример Андерсону и Кёммингу.
— Дорогой Дик, или память тебе изменяет, или ты из скромности просто умалчиваешь о своих подвигах, но мне кажется, что, не говоря уже о мелкой дичи, у тебя на совести жизнь антилопы, слона и пары львов.
— Что все это значит, друг мои, для охотника, у которого под дулом ружья проносятся, кажется, все существующие на свете животные!.. Погляди-ка, погляди! Вон там целое стадо жирафов!
— Так это жирафы? — воскликнул Джо. — Но они не больше моего кулака.
— Это потому, что мы на высоте тысячи футов, а вблизи ты убедился бы, что они раза в три повыше тебя.
— А что ты скажешь, Самуэль, об этом стаде газелей, — продолжал Кеннеди, — или о тех страусах?.. Они мчатся как ветер.
— По-вашему, эти птицы — страусы? — опять удивился Джо. — Но это куры, настоящие куры.
— Послушай, Самуэль, нельзя ли было бы как-нибудь к ним приблизиться?
— Приблизиться, конечно, можно. Дик, но спуститься-то на землю нам нельзя. А тогда, скажи на милость, какой толк убивать зверей, которыми невозможно воспользоваться? Еще будь это лев, тигр, гиена, я, пожалуй, понял бы тебя — все-таки одним свирепым зверем на свете стало бы меньше, — но таких мирных животных, как газель или антилопа, право, не стоит убивать исключительно для удовлетворения охотничьих инстинктов. Вообще же, друг мой, мы теперь будем держаться на высоте футов ста от земли, и если тебе попадется на глаза какойнибудь хищный зверь, — что же? Всади ему пулю в сердце, ты лишь доставишь нам удовольствие.
«Виктория» мало-помалу снизилась, но все еще держалась на порядочном расстоянии от — земли. Ведь в этом диком густонаселенном крае всегда можно было ждать непредвиденных опасностей.
Путешественники летели теперь над рекой Шари. Очаровательные берега ее прятались в густых зарослях деревьев всевозможных оттенков. Лианы и другие вьющиеся растения сплетались, образуя яркую гамму красок. Крокодилы лежали на солнце или ныряли в воду с легкостью ящериц. Играя, они выбрасывались на многочисленные, разбросанные по реке, зеленые островки. Так шар пронесся над цветущей областью Маффатаи.
Около девяти часов утра доктор Фергюссон и его друзья достигли, наконец, южного берега озера Чад. Так вот оно, это Каспийское море Африки, самое существование которого так долго считалось басней, до чьих берегов добрались только экспедиции Денхема и Барта!