Читать интересную книгу Последний вираж штрафбата - Антон Кротков

Долина меняла свой цвет от светло-изумрудного до чернильно-синего. Хотелось приземлиться и хотя бы на полчаса забыть о войне, обо всем на свете, вдохнуть аромат сочных трав и цветов, подставить лицо степному ветру.

Но именно оттуда, казалось, из самой высокой травы шустрым кузнечиком выпрыгнул выкрашенный в зеленый цвет тупорылый ястребок. Видимо, он появился со стороны горного перевала и незаметно прокрался над самой травой. В какой-то момент Борис понял, что к привычному гулу двигателя собственного самолета и свисту ветра добавился новый, незнакомый ему звук. Появился запах выхлопа чужого мотора. Нефедов оглянулся и уперся взглядом в знакомый силуэт.

— Вот так фокстрот! — помнится, только и смог ошарашенно вымолвить он тогда.

Это был такой же, как у него, лобастый поликарповский И-16. Солнечные лучи мешали Нефедову рассмотреть надвигавшуюся на него смерть. И все-таки он различил сквозь серебристый диск вращающегося винта голову в коричневом шлеме за козырьком кабины — лев сбросил овечью шкуру!

Борис почувствовал, как из его организма мгновенно выветрился хмель, оставшийся после ночной гулянки. Голова сразу стала ясной. В то время полеты с похмелья практиковались достаточно часто в советской авиации, а на пилотов, совсем не потреблявших исконно русские напитки, смотрели даже с подозрением и могли объявить шпионами. Накануне воздушных парадов уже назначенных на ответственный полет героев-летчиков приглашали на кремлевские банкеты, где тосты непрерывно следовали один за другим. Пролетев над Красной площадью, пилоты снова всей компанией отправлялись на официальный банкет или к кому-нибудь домой за накрытый стол. В строевых полках тоже все значимые события — окончание учений, присвоение очередного звания, награждение орденом — обычно отмечались дружескими посиделками со спиртным. И никого из командиров не смущало, что сидящие за столом люди назавтра назначены на плановые полеты. Так что молодой советский военлет не чувствовал особых угрызений совести, когда пил всю ночь в компании друзей и подруг. Тем более что утром ему предстоял не боевой вылет, а рутинная воздушная прогулка в собственном тылу.

Вообще, в юности Борис умел очень технично заливать усталость, скуку, горечь от потери боевых товарищей разумным количеством спиртного. Потом следовали танцы, спорт. Так что к новому полетному дню он подходил в хорошей физической и психологической форме. При этом Нефедов придерживался жесткого правила: не пить перед боем, как некоторые его сослуживцы, заправлявшиеся алкоголем в то же время, когда их крылатые машины заправлялись топливом.

…Обнаружив у себя на хвосте изготовившийся к атаке самолет, Борис мгновенно протрезвел. Внезапное появление противника выглядело кошмарным сном. По обшивке нефедовского самолета застучали пули. Машина задергалась, словно живое существо, которое расстреливают в упор из пулемета. Тряска усиливалась. Приходилось изо всех сил сжимать рычаг управления, чтобы его не вырвало из рук. Только божественным провидением можно было объяснить то обстоятельство, что на обычно прибывающие из Союза без бронезащиты кабины самолеты, собиравшие этот ястребок испанские механики по собственному почину установили кустарно изготовленную бронеспинку пилотского сиденья. Борис сжался всем телом, инстинктивно стараясь сделаться как можно меньше. Он буквально влип корпусом в контур бронеспинки. От изрыгающих свинец пулеметов его защищали всего 4 миллиметра стали. Но эти миллиметры спасли ему жизнь. Гулко отзывались в позвоночнике удары расплющивающихся о бронеплиту пуль. Ему еще «повезло», что фалангистам достался пулеметный вариант «ишачка», вооруженный парой пулеметов ШКАС калибра 7,62 мм. Будь в распоряжении врага пушка ШВАК, Нефедова не спасла бы никакая бронеспинка. Даже одного двадцатимиллиметрового снаряда было достаточно, чтобы гарантированно разнести фанерный ястребок вдребезги.

Свинцовые шмели с противным визгом метались по кабине. Один из них ужалил летчика. Проклятье! Обожгло правое бедро, крупный обломок отбитой пулей приборной доски ударил по кожаному шлему в районе виска. Сразу все поплыло перед глазами, как от сильнейшего боксерского удара. Все-таки попал, сволочь! От бедра вниз по ноге заструилась горячая кровь. Изрешеченный истребитель трясло, как крестьянскую телегу на булыжной мостовой. В кабине потянуло дымком, раненого пилота начал душить кашель от едкой гари. Но, на мгновение померкнув, сознание летчика вскоре прояснилось — в стрессовой ситуации его молодой организм задействовал скрытые резервы выносливости. Голова снова работала с четкостью автомата.

Даже в открытой кабине «ишачка» становилось жарко, словно в парной. Вся прелесть проплывающего под крылом пейзажа перестала существовать для погибающего пилота. Под самолетом сейчас колыхалось что-то зыбкое, неразличимое, опасное. Где-то там костром в бурьяне он должен был до срока закончить свою молодую жизнь. Страх, отвращение к смерти в горящей машине охватили Нефедова. Когда тебе всего 23 года и всю эту ночь смуглолицая красавица, не понимающая ни слова по-русски, только с помощью языка своего юного прекрасного тела учила тебя танцевать страстную севильяну — танец любовников, а потом вы с ней кружились в танго, и ты еще помнишь теплый бархат ее плеч, то в собственную скорую смерть поверить невозможно. И тем не менее спасение казалось невозможным.

Оборотень, сидевший в машине с республиканскими опознавательными знаками, точно повторял все маневры безоружного русского летчика и методично продолжал расстреливать его. «Ишачок» — очень маневренный самолет, напоминающий маленькую спортивную машинку, к которой приделали крылья. На нем при определенном уровне мастерства можно обернуться буквально «вокруг столба». И Борис извивался ящерицей на виражах, пытаясь развернуться чуть ли не на хвосте, чтобы выйти на врага лоб в лоб. Но по тому, как его визави ловко «держался за его хвост», Нефедов понял, что у него на загривке сидит опытнейший пилот. Два И-16 как будто качались на огромных качелях. Натужно завывали работающие на пределе мощности моторы, клубы черной копоти валили из выхлопных патрубков. Вдобавок изрешеченный пулями передний «ишачок» уже тащил за собой шлейф черного дыма.

Оглядываясь на своего преследователя, временами русский летчик теперь мог разглядеть его сосредоточенное смуглое лицо с черными черточками усиков, яркими вспышками бликующие на солнце кошачьи глаза-стекла продолговатых очков, развивающийся на ветру белый шарф. Позже стало известно, что засаду на Бориса устроил ас из «Aviazione Legionare» — отдельной итальянской авиагруппы, воюющей на стороне Франко бок о бок с немецкими добровольцами из легиона «Кондор». Это был очень опытный пилот, бывший спортивный летчик и легкоатлет мирового класса. На Олимпиаде 1936 года в Берлине он выиграл золотую медаль в современном пятиборье. В память об этой победе на коке винта его персонального Bf109D были изображены переплетенные разноцветные олимпийские кольца и дата 1940 со знаком вопроса, как посыл удачливого спортсмена вновь взять «золото» и на следующей Олимпиаде. Ему единственному из итальянских пилотов немецкие союзники предложили летать на своем новом истребителе. Но когда появилась возможность прибегнуть к военной хитрости и гарантированно пополнить список своих воздушных побед, итальянец, не раздумывая, пересел с «Мессершмита» на русский «Rata» — «крысу», как называли франкистские пилоты советский истребитель Поликарпова за его крысиную верткость и способность совершать стремительные броски, словно выпрыгивая на жертву из норы.

Для нападения итальянский primo capitano[43] использовал самолет перелетевшего несколько дней назад к врагу молодого республиканского летчика-испанца, которого однополчане считали погибшим. Впрочем, вряд ли здесь обошлось одним предательством. Скорее, как это обычно бывало на той войне, имела место цепь измен, ведь передал же кто-то оперативно за линию фронта, когда и каким маршрутом русский летчик погонит на прифронтовой аэродром новенькую машину. Да и по тому, как с первых же секунд нагло, не опасаясь нарваться на контрудар, действовал воздушный охотник, стало понятно: он знает, что встретит безоружного врага.

Дело в том, что поступающие из СССР в морских контейнерах в разобранном виде самолеты собирались и перегонялись на фронт безоружными. Авиационное вооружение и дополнительное оборудование отправлялось отдельно на грузовиках. Кто-то в штабе решил, что необлетанные как следует машины надо отправлять на передовую «налегке». А уж ставить и пристреливать на них дорогостоящие пулеметы и пушки непосредственно на месте — в ремонтных мастерских при боевой авиабригаде. Как-никак каждый пулемет ШКАС стоил 5000 рублей. Обладая самой высокой в мире скорострельностью (1800 выстрелов в минуту), пулеметы эти тем не менее часто заедали и ломались. Самая распространенная причина отказов: поспешная установка оружия в крыльях самолета. Поэтому-то и было решено не торопиться с установкой вооружения. Но столь «мудрое» решение едва не стоило Нефедову жизни…