неделю.
Из динамика доносились чьи-то неразборчивые голоса, похоже, там завязался спор. Парни прислушивались с таким напряжением, что Фредди понял… похоже… они что, узнали кого-то? Лучше или хуже?
– Доктор, – пробился наконец один голос. – Мы подойдём сейчас, можно?
– Только мы уже так, не в форме, – вмешался опять тот, кого доктор назвал Андреем.
– Ничего, – улыбнулся Аристов. – Ко мне можно.
– Мы сейчас.
Аристов щёлкнул выключателем, погасив лампочку на своём пульте, и улыбаясь посмотрел на них.
– Ну вот. Дело в том, что у нас есть небольшое общежитие для обслуживающего персонала. Если есть свободные места, вы сможете там остановиться. Ночлег и питание, – он улыбнулся, – есть душ. И стоить это вам будет дешевле, чем в городе.
– Спасибо, сэр, а если…
Негр не договорил, потому что в дверь стукнули, вернее, её со стуком распахнули, и в кабинет ввалилось трое парней в ярких ковбойках и армейских брюках. И Фредди сразу – набил уже глаз – признал в них… коллег Эркина. Влетевший первым рослый мулат лет двадцати замер с открытым ртом, глядя на медленно встававшего трёхкровку.
– С ума сойти, – справился он наконец с нижней челюстью. – Прутик? Живой?!
– Еды тебе, Глазастый, – улыбнулся трёхкровка.
Они неуверенно, как-то неуклюже обнялись и остались так стоять посреди кабинета.
Вскочили на ноги и остальные. И вся шестёрка сгрудилась, обхватив друг друга за плечи и сблизив головы. Фредди, тоже невольно вскочивший, встретился глазами с доктором, и тот, улыбаясь, тихо сказал:
– Сейчас нам переведут.
Фредди кивнул и сел. Наконец круг распался, и все заговорили наперебой:
– Конечно, найдём…
– Там две койки уже…
– Ещё одну перетащим…
– Спасибо, сэр.
– Берите мешки, парни.
– Сейчас ужин как раз…
– Я скажу от вас, можно?
Тот, которого называли Глазастым, уже пробрался к пульту и уверенно включил его.
– Сол, ты? Ну, я это, Арчи.
– Чего тебе? – откликнулся динамик глубоким певучим голосом.
– Я от доктора Юри, слушай, ещё три порции сделай, а? Ну, попроси там, поулыбайся.
– Что, привезли кого?
– Сами приехали, понимаешь, всё сами, ну, потом объясню, они с дороги, голодные.
– Как всё сами? Ты чего несёшь?
Арчи-Глазастого оттолкнул высокий широкоплечий метис.
– Сол, это я, Крис, узнал? Делай три двойных, как хочешь, понял? Всё потом, – и выключил селектор. – Треплешься ты, Арч, много, а всё без дела. Всё, парни, берите мешки и пошли. Всё вам будет. И еда, и ночлег, и квалификация. Всё в порядке, доктор.
Он буквально вытолкал всех из кабинета и, обернувшись в дверях, окатил Фредди такой белозубой улыбкой, что у того перехватило дыхание.
– Большое вам спасибо, сэр, можете всегда на нас рассчитывать, сэр.
И только быстро затихающий топот за дверью. Фредди посмотрел на доктора. Аристов улыбнулся.
– Всё будет в порядке, вы можете не беспокоиться.
Фредди кивнул, а Аристов продолжал:
– Завтра с утра они начнут проходить общее обследование.
– Они здоровы, – разжал губы Фредди.
– Охотно верю, – кивнул Аристов, – но для работы им необходимо пройти обследование и регулярно его повторять. Раз в год обязательно. Это общее требование ко всему медперсоналу.
– Хорошо, – Фредди вежливо улыбнулся. – Завтра в девять я буду здесь.
Улыбка Аристова стала чуть насмешливой.
– Хотите… тоже обследоваться?
– Нет, доктор, в своём здоровье я уверен. Но я хочу удостовериться в том, что у парней всё в порядке.
– Ну что ж, увиденному веришь больше, чем услышанному, не так ли? Пожалуйста, приходите. Пропуск не нужен. Скажете на входе, что идёте ко мне.
– Хорошо, – Фредди встал. – Благодарю вас, доктор. До завтра.
– До завтра, – встал и Аристов.
Они обменялись рукопожатием. Фредди ждал слов о пропуске. Уже стемнело, выпустят ли его часовые у ворот? Но доктор промолчал, а сам он таких разговоров никогда не заводил.
Девушка с обожжённым лицом по-прежнему читала. И, похоже, за это время и страницы не осилила. Бывает. На Фредди она не посмотрела, и он прошёл мимо, ограничившись молчаливым кивком.
Уже стемнело, но не настолько, чтобы не отличить дорожку от газона. Фредди шёл к воротам, смутно ощущая чьё-то присутствие, где-то в шагах десяти сзади, но не оборачивался. Решат послать пулю в затылок, так пошлют и из окна, и ничего ты сделать не сможешь.
Дошёл он благополучно. Когда оставалось не больше пяти шагов, из караульной будочки вышел русский – уже другой, значит, сменились – молча открыл ему узкую – на одного – калитку и так же молча закрыл за ним. Ни одного вопроса. Интересные порядки.
Отойдя на десяток ярдов, Фредди перевёл дыхание и закурил. Что ж, дело сделано и его не исправишь, как сказал шериф, перепутав приговорённых. Опять же за язык никто не дёргал. Завтра к девяти сюда. Сейчас, да, пожалуй, в «Экселенц». Не самый дорогой отель, но лучший из не самых дорогих. Парни среди своих. Если и есть какие-то сложности и заморочки, то найдётся кому предупредить. И доктор, похоже, как и капитан, предпочитает честную игру. Уже легче.
Навстречу быстро прошли, почти пробежали, негромко разговаривая между собой, четверо, но Фредди успел узнать ловкую бессознательную грацию движений. Тоже… из того же табуна. Он прислушался, чуть замедлив шаг. Да, звякают госпитальные ворота. Значит, свободный выход в город есть. Пусть не у всех, но это уже что-то. Совсем даже неплохо.
Аристов заканчивал работу с бумагами, когда в дверь осторожно постучали.
– Входите, парни, – сказал он по-английски.
Как всегда, Крис, Андрей и Эд пришли немного поболтать. Ну да, сегодня они работали в дневной смене.
– Можно, доктор Юра?
– Я же сказал: заходите. Устраивайтесь и подождите немного. Я сейчас закончу.
Бесшумно, очень ловко двигаясь, парни переставили стулья и расселись вокруг его стола. Как это Андрей сразу не прибежал посмотреть на новеньких? Аристов на секунду оторвался от очередной истории болезни.
– Я думал, Андрей, ты первым прибежишь посмотреть.
Молодой негр с пышной шапкой мелких кудряшек улыбнулся.
– Я за койкой побежал. Мы с Леоном всё сделали… бельё нашли, застелили.
– Где их устроили?
– В одиннадцатой камере, – ответил Эд.
– Комнате, – поправил его Крис. – Не привыкнешь всё, что ли? В комнатах живём.
– А работаем в палатах и зале, – рассмеялся Андрей. – И в кабинетах убираемся.
– Замололи, – фыркнул Эд. – Ну и что, главное, что поняли, – и усмехнулся. – Стар я переучиваться.
Все рассмеялись. Улыбнулся и Аристов, возвращаясь к ненавистной, но обязательной писанине. Эд – самый старший. Ему уже двадцать четыре, и он любит изображать этакого патриарха, смехом прикрывая свой страх перед роковой цифрой в двадцать пять лет. Да, старше Эда были только те двое, но их не удалось вывести из депрессии. Ещё зимой. А по госпитальному