лучше вернусь в комнату, – пробормотала она и поднялась из-за стола.
– Мне не нравится, что ты бежишь от дискуссии, – сказал Макс, неотрывно наблюдая за ней. – И еще больше мне не нравится, что у твоего мнения нет никакого обоснования. Вместо того чтобы думать о возможностях, ты начинаешь рассуждать, что правильно, а что нет. А ведь иногда речь идет совсем не об этом. Иногда нужно просто принять решение, от которого всем будет лучше.
– Кто эти все? – поинтересовалась Вера, закипая. У нее были свои причины. Веские причины! – Знаешь, я могу понять тебя, правда, но меня поражает, насколько ты категоричен. Нельзя решать судьбу всех, основываясь только на своем мнении и опыте, исходя только из своих личных побуждений.
– Ты так говоришь только потому, что здорова, потому что не боишься однажды, лишившись очередной дозы лекарств, рухнуть замертво! – Он повысил голос и приподнялся, опершись ладонями на стол и подавшись вперед. – Из-за таких, как ты, замораживают исследования, а ученые топчутся на месте, не делая решительного шага вперед!
– Твой шаг вперед – это насилие! – воскликнула Вера и испуганно вжала голову в плечи. К ним обернулись воспитанники за соседними столиками. – Извини, зря я так.
Макс сел обратно на стул и откинулся на спинку. Его пыл, как и Верин, остыл.
– Я тоже перегнул палку. – Макс отвел взгляд в сторону. – Вообще-то мы говорили совсем о другом.
Видимо то, что спор сошел на нет, заставило соседей вновь вернуться к своим разговорам.
– Ага, – буркнула Вера.
Она поняла, что каждый из них вложил свои личные страхи и переживания в тему, которая их на самом деле касалась лишь отдаленно. Более того, когда они станут Вечными, они уже не смогут завести своих детей, а лечить детей во втором округе сейчас никто не собирался. Тем не менее этот разговор имел для Веры огромную ценность: именно он показал ей, как отличны их с Максом взгляды.
Повисло неуютное молчание. Таня с Идой встали и под неправдоподобным предлогом – «Мы забыли кое-что сделать» – оставили Веру и Макса наедине.
Вера сначала долго смотрела им вслед, потом разглядывала параллельно выложенные на столе перед Максом тюбики с едой. С небывалой ясностью Вера осознала, что в основе их отношений лежала не любовь, как она раньше думала, а совсем другое. Макс с его восхищением наукой и рвением попасть к Геном был воплощением идеалов ПЭЦ, а Вера, которая всю свою жизнь старалась этим идеалам подражать, даже когда они не соответствовали ее желаниям, выбрала Макса. Или это он выбрал ее? Начали бы они вообще встречаться, если бы он первым не пригласил ее на свидание, не признался в любви, не заговорил о совместном будущем?
Точно электрический разряд, ее насквозь пронзило одно единственное слово.
Нет.
Зажав руки между коленями, Вера понизила голос:
– Нам лучше расстаться.
Глаза Макса полезли на лоб.
– Нет! – Он затряс головой.
– Так будет лучше для нас обоих, – сказала Вера, чувствуя, как лихорадочно бьется сердце.
– Это из-за Аарона? – зарычал Макс.
– Нет, – честно и уверенно произнесла она.
– Тогда почему? Что не так? Я лучший выпускник ПЭЦ. Ты долгие годы была на первой строке рейтинга. Нас должны взять в Геном. Лучшей карьеры и представить нельзя. Мы идеальная пара. Разве ты не видишь?
– Нельзя быть вместе только потому, что это хорошо выглядит со стороны.
– Но я люблю тебя.
Вместо того чтобы убеждать его в обратном, Вера спросила:
– Пригласил бы ты меня на свидание, не будь я на первой строке рейтинга полгода назад?
Глаза Макса округлились. Он выглядел так, будто потерял дар речи. Прошло несколько секунд – очень красноречивых, – прежде чем он сказал:
– Конечно.
Он лгал, и они оба это поняли.
Тянулись секунды, минуты. Макс рассматривал свои руки, лицо Веры, тюбики на столе. Наконец он поднялся из-за стола. Стул противно заскрипел по полу. Проходя мимо Веры, Макс бросил на нее косой взгляд.
Когда он ушел, Вера опустила голову и прислонилась лбом к холодной поверхности стола. Вместе с грустью и чувством вины за то, что расстроила Макса, она вдруг почувствовала освобождение.
Минут через десять она съела свой ужин, убрала со стола не только свой тюбик, но и те, что оставил Макс, и пошла к лифту. Двери разъехались в стороны, Вера нажала на двадцатый этаж.
Лифт в считаные мгновения перенес ее через весь ПЭЦ и остановился. И уже издалека Вера увидела Аарона, стоявшего спиной к ней дальше по коридору около ее двери. Отличить его от всех остальных не составляло труда: его серебряный костюм переливался перламутром. Никто другой не решился бы надеть такой в ПЭЦ. Глупая улыбка самовольно появилась на губах. Сердце затрепетало.
Аарон, видимо, услышал, как открылись двери лифта, и обернулся. На его лице появилась смесь радости и волнения. В пару секунд он пересек коридор и остановился рядом с Верой, вышедшей из лифта.
– У тебя все хорошо? – спросил он. – Ты очень бледная.
Он протянул руку к ее ладони, но не прикоснулся, а сжал кулаки. Похоже, ему не понравилась эта импульсивность. Вера уже почти обиделась, но потом напомнила себе, где они. В коридоре ПЭЦ им точно не следует держаться за руки.
– У меня был тяжелый разговор. Да и последние дни оставляют желать лучшего.
– Да, я заметил, что ты не выходила из своей комнаты, но Ида сказала, что все наладится, что тебе просто нужно время.
Вера на миг потеряла дар речи.
– Ты говорил с Идой?
– Да, сразу после переезда. Она попросила не беспокоить тебя.
Он не звонил и не писал из-за Иды, которая ни словечком не обмолвилась об этом?! Вера ее задушит собственными руками!
– Я не должен был увозить тебя в ресторан. Не знаю, каким местом я думал. – Он сокрушенно покачал головой. – Мог бы и пару дней подождать, до выпускного. Я поставил тебя в неудобное положение. Мне очень жаль…
– Все хорошо, – сказала Вера.
На долю секунды она задумалась, не рассказать ли Аарону про Сати, чтобы он понял, по какой причине она заперлась в своей комнате, но они были не настолько близки. И от осознания этого стало грустно. Она бы хотела быть с ним откровенной, но он прав, сейчас для этого не самое подходящее время и место.
– Можешь не беспокоиться.
Решив, что разговор окончен, она пошла вдоль по коридору в сторону своей комнаты. Аарон нагнал ее рядом с дверью.
– Нет, Вера, правда, я не знаю, почему так поступил. Понимал, что нельзя, что против правил, но, ты когда