— Конечно, — ответил майор, — только какую ценность представляет чтение такого рода?
— Вот, майор, — ответил Анселль, — мы должны рассмотреть результаты. Я считаю, что знание всех текущих событий и память о фактах, случившихся в течение последнего двадцатилетия, гораздо ценнее, чем знания всяких древностей в мире. Ну кто, кроме каких-нибудь оксфордских или кембриджских педантов, толкует теперь о Цезаре или Ксенофонте? Бегство современного воришки даст гораздо лучшую тему разговора в обществе, чем знаменитое отступление прославленных десяти тысяч…
— Конечно, — заметил Оутон, — и упорная драка между Гемфри и Мендозой гораздо интереснее знаменитых битв… забыл их названия.
— Марафонской и сражения при Фермопилах — этого довольно!
— Согласен, — сказал майор, — что не только не нужно, но и самонадеянно говорить, что читал о таких вещах; тем не менее, это не лишает знания их ценности. Хорошо питающийся ум делается шире; и если позволите привести сравнение, я скажу: как ваша лошадь доказывает своим наружным видом, что она в хорошем состоянии, для чего вам не нужно спрашивать, сколько овса давали ей, так и ваш ум общей силой и мощью доводов дает понятие о том, что он воспринял достаточно «твердой» пищи.
— Очень твердой, — заметил капитан Оутон, — этих орехов я не мог грызть, когда учился, а теперь и совсем не хочу ломать на них зубы. Я согласен с мистером Анселлем: «Довольно на сегодняшний день его заботы».
— Да, может быть, древо познания и есть древо зла, — со смехом ответил Анселль. — Капитан Оутон, вы очень разумный человек. Надеюсь, на берегу мы часто будем видеть вас за нашим офицерским столом.
— Да, вы говорите это теперь, — резко сказал Оутон, — и я прежде тоже слыхал такие вещи, но у вас, сухопутных, оказывается короткая память после того, как вы попадаете на берег.
— Надеюсь, капитан Оутон, вы не делаете этого обвинения общим? — заметил майор Клеверин.
— О, все равно, майор. Я никогда не обижаюсь; приглашают из доброго чувства, и в ту минуту— искренне, но когда люди попадают на берег, у них появляется столько развлечений, что мудрено ли, если они перестают помнить о приглашении. Прежде, сознаюсь, это обижало меня, потому что, когда я говорю, что мне будет приятно видеть того или другого, я, действительно, думаю это; если же не думаю, то и не приглашаю его к себе. Прежде мне казалось, что и другие поступают так же, но я достаточно прожил и теперь понимаю, что приглашение «зайдите когда-нибудь» означает «не приходите к нам никогда».
— Ну, в таком случае, я ничего не скажу в данную минуту, — ответил майор. — Но сколько склянок пробило?
— Шесть; через несколько минут подадут обед.
— В таком случае, джентльмены, нам следует пойти вниз и приготовиться к обеду. Как, мистер Ирвинг, вы сегодня утром не брились?
— Нет, майор, я хочу выбриться после обеда.
— Я думаю, вы хотели сказать, перед обедом, — проговорил Клеверинг.
Этот намек был принят к сведению молодым прапорщиком, который знал, что майор, всегда вежливый, даже при неодобрительных замечаниях, офицер такого рода, что с ним нельзя шутить. И Ирвинг явился к столу с подбородком гладким, точно у представительницы прекрасного пола.
Глава XL
Наконец плавание окончилось без приключений и без чего-либо интересного. «Виндзорский замок» по пути встретил не больше двух-трех судов. Счастливы были офицеры, услыхав приказание бросить якорь на рейде Мадраса, еще счастливее почувствовали они себя на берегу, и очень счастлив был Оутон и его команда, видя, как от судна отплывал отряд, долго заполнявший палубы, мешая морякам делать дело. Разлука была поистине сладостной печалью, как всегда, когда мало места.
Ньютон Форстер переживал сильную тревогу в течение той четверти часа, когда он должен был исполнять твои обязанности, наблюдая за свертыванием парусов К выправлением рей. Ему казалось, будто прошли нестерпимо долгие часы до той минуты, когда он мог спросить у туземцев, кишевших у бортов, о судьбе Изабеллы Ревель.
Разлука и время только усилили его страсть, и в редкие минуты он не думал о девушке. В нем мерцала слабая надежда на то, что он нравится ей, но это чувство душил страх при мысли обо всем, что могло случиться за время его отсутствия; его мучило опасение, что свободолюбивый дух мог заставить ее решиться на многое. Ведь если бы дядя обращался с ней плохо, она была бы способна примириться с мыслью о браке, если и не во всех отношениях приятном ей, то во всяком случае дающим возможность жить спокойно и в довольстве.
Наконец реи были приведены в полный порядок, канаты свернуты, а матросы отправились вниз обедать. Ньютон прошел на корму и прежде всего встретил дубаша, который служил на «Бомбейском замке».
Щеки Ньютона вспыхнули, сердце забилось быстро, и он дрожащими губами спросил о полковнике и его семействе.
— Полковник, саиб, совсем здоров; две леди вышли замуж за офицеров.
— Которые? — быстро спросил Ньютон.
— Не знаю, как их зовут. Только одна не вышла; она самая красивая, самая красивая.
Сердце Ньютона забилось от этого известия Конечно, Изабелла осталась дома.
Вскоре то же самое подтвердил ему джентльмен-англичанин, который пришел на палубу. Предполагалось, что стоянка в Мадрасе продолжится недолго, и Ньютон решил немедленно попросить отпуск на берег. Извиняясь перед капитаном Оутоном за то, что он обращается с такой необыкновенной просьбой, он прибавил, что делает это, получив известия о своих друзьях.
Капитан Оутон, очень довольный службой Ньютона, дал ему отпуск, прибавив: г
— И, Форстер, если вы хотите остаться, я позволяю вам пробыть на берегу до отплытия. Мы обойдемся без вас. Только помните: во вторник вечером мы отбываем.
Ньютон скоро собрался и отчалил от «Замка» Багете с майором Клевсрингом. Тут заметим, к чести майора, что он ежедневно присылал капитану записку, прося его побаловать в офицерскую столовую. Таким образом, капитан мог убедиться, что в данном случае приглашение, сделанное в общих выражениях, было искренно.
Едва выйдя из туземной лодки, Ньютон нанял экипаж и поехал дому полковника. Сказав свое имя лакею, он вошел. Слуга проводил его до гостиной и, как и большая часть индусов, находя трудным произнести английскую фамилию, удовольствовался тем, что доложил? «Бурра-саиб», — и ушел.
Ньютон очутился в обществе старого ветерана и мисс Изабеллы. Девушка читала недавно вышедшую книгу, но услыхав, что доложили о госте, опустила ее. Однако «бурра-саиб» значит только «джентльмен, господин». Каково же было изумление молодой девушки, которая не знала о присутствии Ньютона в Индии, когда она увидела молодого Форстера. Восклицание восторга, вырвавшееся у нее, когда она подбежала к нему с протянутой рукой, наполнило Ньютона счастьем. Он несколько минут держал эту ручку, совершенно забыв о старом полковнике. Он только смотрел в ее сияющие глаза. Наконец взгляд Изабеллы, скользнувший в сторону старика, заставил Ньютона опомниться. Он подошел к Ревелю, тот пожал ему руку, говоря, что он очень счастлив видеть его.