Домашняя экономика малых поселений задействует свободное время недоиспользованной рабочей силы. Внерабочее время выступает одновременно ресурсом и причиной натурализации домохозяйств: ресурсом – поскольку время является важнейшим ингредиентом домашнего производства, причиной – поскольку его наличие почти всегда свидетельствует о скудности заработка. Что же касается крупнейших экономических центров, то они демонстрируют изменение отношения людей к своему времени, формам его расходования, жизни в целом. Здесь значимы деловые , а не бытовые проблемы. Проблемы быта решаются за счет денежных средств, результирующих успешность профессиональной деятельности. То есть жители крупных городов обременены желанием заработать, а жители малых поселений строят свою домашнюю экономику исходя из желания сэкономить.
Характерное различие двух типов домашней экономики прослеживается и в распределении домашних обязанностей. Ролевая дифференциация внутри домашних хозяйств различается в зависимости от их пространственной принадлежности. Скудные экономические возможности малых поселений актуализируют логику «двойного рабочего дня», когда скудность денежных поступлений в семейный бюджет не позволяет освободить работоспособных членов семьи от участия в рыночной экономике. Однако их участие в домашней экономике столь же неизбежно ввиду ее трудоэкстенсивного характера. В сочетании с гендерными стереотипами общества это ведет к повышенной трудовой нагрузке женщин. Заметим, что именно в деревнях и малых городах патриархальные отношения наиболее легитимизированы.
В крупнейших экономических центрах у домохозяйств, как правило, есть принципиальная экономическая возможность освободить от участия в рыночной экономике одного из своих членов. Обычно выбор падает на женщину. Отказ с ее стороны может быть следствием карьерных амбиций, согласие – свидетельством желания проявить не профессиональные, а женские таланты, изрядно подзабытые, а потому особенно притягательные. В общественном сознании жены состоятельных людей выполняют функцию демонстрантов соблазнительных возможностей эпохи рынка [Барсукова, 1998б]. При этом не афишируется тот факт, что данную группу отличает повышенная склонность к суицидам. Слишком долго критерии социальной значимости женщин были бесполы по своей сути. Видимо, трансформация ценностей не терпит спешки.
И наконец, пространственное различие домашних экономик прослеживается в жилищных предпочтениях. На одном полюсе жилье – маркер социального статуса и образа жизни, на другом – ресурс выживания. Последнее на практике означает, во-первых, нацеленность на территориальную близость к поддерживающим родственным и дружеским сетям; во-вторых, феномен «совокупного жилья»; в-третьих, ориентацию на социальную инфраструктуру «выживания», что предполагает близость оптовых рынков, недорогих магазинов, муниципальных школ, общественного транспорта и т.д.
По каналам родственных и дружеских сетей курсируют трудовые, материально-вещественные, денежные и информационные ресурсы [Градосельская, 1999]. Семьи, входящие в одну сетевую коммуникацию, могут передавать друг другу детскую одежду, выручать деньгами и советами, оказывать помощь трудом (например, совместная посадка картофеля). Очевидно, что возможности подобной взаимопомощи зависят от территориальной близости элементов сети. Это связано с тем, что часть ресурсов может передаваться только непосредственно из рук в руки, и к тому же помощь действенна постольку, поскольку своевременна. Таким образом, ресурсный потенциал семьи включает временно свободные ресурсы всей сети. Понятно, что игнорировать эту возможность могут только ресурсоизбыточные семьи. Соответственно территориальная близость к родственным и дружеским сетям поддержки является одной из важных характеристик жилищных предпочтений тех, кто решает проблему выживания, равно как и расширение ареала совокупного жилья.
Под совокупным жильем понимается пространство хозяйственной жизнедеятельности домашней экономики, что помимо квартиры или дома может включать гараж, погреб, сарай, мастерскую, дачный участок и проч. Термин «совокупное жилье» заимствован у В. Вагина [Вагин, 1999]. Его использование означает дополнительную возможность эффективного хозяйствования и удовлетворения потребностей семьи. Вместе с тем его поддержание требует затрат времени, а также финансовых и материальных вложений. При нехватке денежных средств проблема решается посредством «тащиловки» и уже упомянутого «двойного рабочего дня» домочадцев. Поэтому совокупное жилье является не только ресурсом выживания, но и фактором натурализации домашней экономики.
На другом социальном полюсе – успешные представители крупнейших экономических центров. Их жилищные предпочтения основаны на иных принципах. Престижные адреса в настоящий момент могут быть условно поделены на две группы: старые и новые. К старым относятся квартиры в исторических центрах городов, заселяемые в прошлом представителями элит советского периода. Такие квартиры при всех стараниях новых владельцев отстают от современных строений по уровню комфортности и надежности коммунального хозяйства, но сохраняют привлекательность в силу «богемности» или «элитности» прежних и нынешних жильцов. Не будет преувеличением сказать, что в цену на такие квартиры входит плата за право чувствовать себя равным тем, кто в советский период находился на вершине социальной значимости (деятели искусства, правительственные деятели, представители военной элиты и проч.). Факт поселения в такие дома – одна из итераций конвертации экономической мощи предпринимателя в социальную одобряемость его поведения.
Новые престижные адреса представлены многоквартирными домами повышенной комфортности, а также коттеджными поселками. Эти два варианта сходятся в стремлении их обладателей территориально локализоваться по имущественному признаку и соответственно дистанцироваться от социально чуждого окружения. Пространственная локализации представителей денежного пула сопровождается сегрегацией школ, больниц, культурно-досуговых организаций и торговых предприятий. Речь идет о социальном зонировании городов как пространственном воплощении социальных иерархий [Барсукова, 2000в].
Строительство коттеджей наиболее отчетливо продемонстрировало прозападную стилизацию жизни состоятельных людей мегаполисов. Коттедж – не столько вид жилья, сколько специфический образ жизни, предполагающий обслуживающий персонал, отказ от общественного транспорта и проч. Если приобретение элитной квартиры лишь предполагает корректировку образа жизни, то переезд в коттедж делает ее неотвратимой.
Стремление повторить в жилищных предпочтениях западный стиль обусловлено, по-видимому, двумя обстоятельствами: вовлеченностью представителей крупнейших городов российской экономики в мировые потоки ресурсов и информации, а также спецификой формирования новой экономической элиты в России.
В отличие от бывших стран социалистического лагеря в России на начало реформ не было ни потомков, ни реальных субъектов предпринимательской активности. С высокой степенью вероятности новые российские предприниматели были выходцами из различных социальных групп общества. Отсюда привнесение ими социальных норм и ценностей не какой-либо определенной социальной группы, а «смеси» образов жизни. Как результат, предприниматели первой волны не представляли интегрированной части общества, несущей в виде преемственности какие-либо доминирующие нормы и ценности. Этим порождены не только неоднородность, но и противоречивость, конфликтность и агрессивность предпринимательской группы, которая изначально имела едва ли больший потенциал для консолидации, чем для конфронтации. Однако со временем необходимость выработки унифицированной системы ценностей и норм стала очевидной. В силу «мозаичности» и разнородности исходного материала утверждение нового образа жизни требовало высокой степени публичности поведенческих образцов, а также их наглядной притягательности. Это было достижимо только в виде утверждения образа жизни, характеризуемого внешней притягательностью и высокой степенью демонстрационности, а также резко отличного от образа жизни тех социальных групп, выходцами из которых явились предприниматели [Барсукова, 1998в]. Жилищные предпочтения явились наиболее иллюстративной формой такого поведения.
Сравнение домашних экономик жителей крупнейших, экономически успешных городов и малых поселений можно представить в виде табл. 2.
Таблица 2
Сравнение домашней экономики мегаполисов и малых поселений
Таким образом, и домашнее хозяйство как сегмент неформальной экономики несет на себе печать пространственной организации. Жители экономически успешных крупных городов имеют иные модели организации домашней экономики, чем представители малых поселений, что создает разнообразие контуров неформальной экономики в ее домашнем интерьере.