слюнявые сомнения, не пытаясь переложить ответственность на других. Просто взять и остановить больное сердце, разом отпустив покалеченную душу. Это…
Умиляться, что ли? Еще можно порадоваться, наверное. Ведь это мое дурное влияние так испортило светлого птенчика. Надеюсь. Теперь это никакой не светлый птенчик с церковными догматами вместо мозгов, это моя сова. Настоящая. Хищная умная птица с острыми когтями магии, а не фальшивое чучело в перьях.
Если раньше я просто бесился от ее придури и хотел ее себе, то теперь… теперь хочу в сто раз больше! Вот такую, неожиданно спокойную, все еще дурную с ее милосердием и стремлением помочь кому попало. Одновременно слабую и нелепую из-за этого стремления и такую сильную этим же. Если решила что-то — идет до конца.
И отвечает на поцелуй так жарко, что это натурально сводит с ума.
Кажется, моя месть вышла просто нереально зловещей! Я как демон, переманивший на свою сторону святую душу. И ее же отлюбивший! Или немного наоборот? Кхм-м.
— Ты либо целуйся, либо думай, — раздалось из-под снова упавшей вуали. — Иначе уронишь меня. Куда мы вообще идем? Точнее, куда ты меня несешь?
— Откроем ловушку, пусть пацан сам выбирается, и лучше, чтобы он нас не видел, — пояснил я, усилием воли разгоняя кровь по телу и направляя ее в мозг. А то она вся, шатт, в одно место стекла! — И уходим. Больше нам тут делать нечего, особенно рядом с твоими бывшими братьями. Заберемся подальше в лес, там я упокою нашего мертвого друга Азу, и его книга по праву станет нашей. А дальше… а дальше мы пойдем и вернем тебе глаза. Когда разберем написанную одним гаремовладельцем белиберду.
Да, пойдем и вернем. Я хочу, чтобы ты меня видела, сова. Настоящего. Я понимаю, что ничем хорошим твоя зрячесть для меня не кончится, но я все равно этого хочу. Рехнулся, наверное.
— Хрюша остался в стойле у постоялого двора, — напомнила Имран, и я сердито зарычал. Ну и остался бы насовсем, плакать не стану, если эта образина с рогами потеряется. Только сова не согласится, а переупрямить ее — нереально.
— Схожу ночью и выведу. А даже если не выведу, он все равно сам выбежит и найдет нас по запаху. Ему привязь разорвать да амбарный замок сломать — что мне плюнуть.
— Хорошо.
О! Неужели мертвые боги вспомнили своего верного адепта и послали мне удачу? Что, даже спорить не будет? Совсем?
Но вообще, впору тем же мертвым богам список претензий выкатить. С какой стати они одарили сову таким запасом интуиции, что даже мне завидно?
Потому что шаттова книга, как оказалось, еще и заколдована. Если бы Имран не настояла на том, что мы обязательно должны помочь Азу и выполнить его последнюю просьбу, вместо новых глаз получили бы старые проклятия и всю армию халифата на хвост.
Я это понял вечером на месте нашего старого привала, куда уже приперся свинобык с телегой (я же говорил, сам справится). Когда призрак вместо того, чтобы просто упокоиться в ходе специального ритуала, вдруг взорвался формулой-ключом и устроил такую свистопляску вокруг фолианта, что я сам едва глаза на землю не выронил! Лихорадочно считывал плетения, которыми нам могло прилететь, вздумай мы смошенничать.
— Что это был за фейерверк? У меня в голове звенит. — Когда все стихло, а дурацкая книжка шлепнулась на землю, выпав из кокона заклятий, сова стояла рядом и цеплялась за мою руку так, словно меня могло унести ветром тех самых плетений.
— Твой бывший домашний питомец Азу нам помог, — не стал вдаваться я в подробности. Не хотелось слушать типичную женскую пьесу «Я же говорила». Хотя, может, сова бы ее и не начала. Но лучше не рисковать — нервы целее будут.
Лучше посмотреть, изменился ли текст. Раз книга была закрыта на ключ, значит, и содержание могло открыться новое.
Хм. Еще как открылось. Вместо дурацкой сказки с непонятными посылами на страницах теперь извивалась халифатскими червяками четкая инструкция. Пошаговая, понятная. Подробная.
И первым пунктом в ней было практически стандартное для всех известных «зловещих» черных ритуалов — «возьмите девственницу». Эм… то есть не совсем так, нюансы перевода. Тот, кто хочет вернуть утраченное, должен быть девственным.
Я провел пальцем Имран по этой надписи и только потом понял, что она для нас означает. Понял и едва не взвыл.
А-а-ах ты, скотина шаттовая! Да лучше б мы никогда эту книженцию не находили с такими отвратительными условиями. Нет, понятно, что тот, кому в детстве нужный орган отстригли, поневоле девственен, но почему я-то крайний?!
У меня тут сова только целоваться научилась! И что теперь делать?! Ни-ни до самого ритуала возвращения утраченного?! Да я сдохну от неудовлетворенности! Да я! А когда потом она увидит мое лицо, она меня убивать будет, а не целовать! У-у-у…
— У-у-у… — повторила мои мысли расстроенная сова. Погоди, расстроенная? Правда, что ли? Хотя, может, она просто не поняла толком, что означает эта фраза. О палочках и колечках я ведь ей так и не пояснил.
Ладно, раз уж прочитали первую фразу, надо уже и вторую. Итак, берем девственницу и идем с ней купаться в воды Кровавого моря.
Так, опять, кажется, шаттово иносказание. В чьей крови ее купать-то надо? Надеюсь, не младенцев, а то уж больно странный ритуальчик выходит.
— Кровавое море? — Имран нахмурилась. Четко очерченные брови над алой повязкой сошлись в одну линию, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы думать о деле, а не о том, как я, шатт побери, хочу их целовать. — Где такое есть?
— Не знаю. На картах, во всяком случае, не видел. Ни наших, ни халифата. Подозреваю, что опять для красивых оборотов исказили весь основной смысл.
— Может, это местное название какого-то странно окрашенного озера? Вода может покраснеть из-за водорослей, например, или из-за каких-то веществ, которые она размыла. Или правда иносказание? Или какая-то легенда?
—