Читать интересную книгу Мифы древней Скандинавии - Владимир Петрухин

Потомок упоминавшегося поклонника Тора из «Саги о людях с Песчаного берега», носивший имя Торстейн, однажды отправился на лодке с экипажем за провизией. Тем временем пастух, пасший овец возле Священной горы, увидел, что весь северный склон ее открыт. Оттуда доносились звуки пиршества и стук питьевых рогов. Когда пастух прислушался, он услышал, что в гору зовут Торстейна со всем экипажем занять почетное место напротив его отца. Наутро узнали, что Торстейн утонул со всеми людьми.

Жертвоприношения альвам должны были способствовать здоровью всего рода и рождению новых потомков: это был обмен дарами с «тем светом».

В «Саге об Олаве Святом» — крестителе Норвегии — рассказывается, что его мать долго не могла разродиться. Пришлось обратиться к помощи предка — Олава Гейрстадальва: из его кургана достали пояс, которым опоясали роженицу (вспомним принадлежащее Фрейе сокровище Брисингов, которое первоначально было поясом — этот талисман должен был помогать в родах). Этот языческий обряд способствовал появлению на свет первого скандинавского святого: естественно, что ему дали имя Олав — считалось, что предок возродился в потомке.

Эти кладбища оказывались «за оградой» хуторов и поселений, в «Утгарде» (потребовавший похоронить себя прямо в дверях дома Храпп оказался зловредным мертвецом), но все же это были домашние курганы. Погребения в них были устроены так, чтобы умерший мог пользоваться привычными для него домашними вещами — его личное имущество оставалось с ним в доме-могиле. У знатных людей под курганами могли оказаться большие сокровища или волшебное оружие, овладеть которым мечтали многие герои — сам Один похвалялся, что умел грабить курганы так, что могильные жители не причиняли ему вреда. Хёдер, добывающий волшебный меч у Миминга, должен спуститься в саму преисподнюю.

Знакомый нам Греттир прославился тем, что еще до встречи с Гламом спустился в курган за хранящимся там кладом — недаром по ночам над ним вспыхивал огонь. Греттир принялся раскапывать курган и к закату дошел до бревен сруба — могильного жилища. Ночью спускаться в курган было опасно, но не для нашего героя. Он раскидал бревна и, несмотря на страшное зловоние, спустился вниз. Сначала ему попались конские кости (умершего снабдили верховым конем), а потом — столбы высокого сиденья, которое принадлежало обычно знатным людям. Мертвец сидел на этом престоле, а рядом были сложены сокровища. Греттир взял богатства и двинулся было к лазу, ведущему из кургана, но мертвец схватил его сзади, тому пришлось вытащить свой меч и отрубить могильному жителю голову, приложив ее к ляжкам. Так мертвец не смог бы его преследовать.

Мы видим, что в дом-могилу, помимо привычной обстановки и даже мебели, помещали все, что было необходимо для путешествия в далекий иной мир — коней, лодку, иногда сани или просто ледоходные Шипы, чтобы умершему легче было переправляться через замерзшие проливы, прикрепив их к обуви.

Эта мифологическая диалектика, при которой умерший оказывался одновременно живущим в доме-могиле и путешествующим на тот свет, касалась и того обряда, который, казалось бы, не оставлял возможности для телесного существования предка под курганом — трупосожжения. Вопреки завету Одина, описанному Снорри, кости собирали с погребального костра, но не выбрасывали в море, а складывали в глиняный сосуд — урну, или даже котел. В бронзовом и раннем железном веке сами урны оформляли в виде домиков или человеческих фигур с личинами; они являли собой новое и вечное (ведь обожженная глина не разрушается) жилище и тело для умершего. В эпоху викингов кости собирали в простые горшки, но на плечики таких горшков часто клали железные шейные гривны с привесками амулетами — молоточками Тора: умерший в новом теле находился под покровительством самого популярного божества.

Конечно, не только любовь к предкам и вера в их мудрость была основой культа предков и погребального культа — на кровнородственных связях основывалось все архаическое общественное устройство. Вечные могильные памятники, курганы и каменные стелы, были воплощением нерушимости родовых связей и всех общественных устоев. Имена похороненных под большими курганами конунгов сохранялись в фольклорной памяти народа на протяжении столетий.

Легенды, связанные с курганами конунгов, были основой исторической памяти для целых народов. Одна из них относится к тому времени (X век), когда Харальд Прекрасноволосый объединял норвежские земли. В одной такой земле, в Наумдале на севере, правили два брата-конунга, Херлауг и Хроллауг. Три лета они сооружали курган, и когда узнали, что Харальд идет на них походом, Херлауг взял с собой много еды и питья и вошел живым в курган со своей дружиной, велев закрыть его за собой. Хроллауг, как его наследник, воссел на кургане, поставив на насыпи престол конунга. Рядом же он поместил скамейку для ярлов и, когда Харальд приблизился, пересел на эту скамейку. Он отдал себя во власть конунга Харальда, и тот сделал его своим ярлом, передав ему в управление Наумдаль. Вспомним, как русы на Волге поставили на кургане столб с именем своего вождя и «царя» — памятник был воплощением исторической памяти и, значит, свидетельством законной власти в стране. Недаром у конунгов был обычай восседать на кургане, подобно тому, как Один восседал на своем престоле Хлидскьяльв: богу с его престола были видны все миры, конунгу — вся страна.

Курган действительно был подобен престолу Одина у мирового древа: ведь оттуда открывался путь в иной мир. Поэтому в скандинавских сказаниях курган может отождествляться с иным миром: там происходит битва между мертвыми дружинами, как в Вальхалле. Наоборот, курган вёльвы, к которому Один скачет на своем Слейпнире, располагается в преисподней — Хель.

Погребальный ритуал, совершенный по всем правилам, гарантировал мир и благополучие родовому коллективу и всей стране. Чем значительнее был человек, тем пышнее были похороны и тризна. Даже в Исландии на поминки знатных людей собиралось по нескольку сот человек. Чтобы нейтрализовать действие смерти и восстановить родовые связи, на тризне устраивались даже оргии, наподобие той, что описана Ибн-Фадланом.

Но в обществе, даже самом архаичном, существовали отнюдь не только те обряды, которые были направлены на единение коллектива перед силами Хаоса и смерти. Не менее были развиты обряды колдовства и наведения порчи — использования сил Хаоса и смерти против своих врагов.

Колдовство и прорицание; миф и обряд в социальном конфликте

Вернемся к одному из наших героев — победителю живых мертвецов Греттиру — и посмотрим, как сбылось заклятье Глама. Греттир действительно нажил немало врагов, был объявлен вне закона и скрывался на некоем острове. Его противник не мог справиться с богатырем и обратился к помощи своей воспитательницы — старой колдуньи. Та велела спрятать ее под кучей одежды в лодке и поехать к острову, где скрывался Греттир и его сторонники. Герою вновь предложили покинуть страну, но тот отказался. И тогда колдунья, не вылезая из укрытия, промолвила: «Храбры эти люди, но нет им удачи». Она предрекла, что несчастья будут преследовать Греттира до конца его жизни. И герой, не боявшийся великана-мертвеца, был поражен этими словами немощной старухи. Он, конечно, отплатил ей, швырнув в кучу тряпья на лодке обломок скалы и сломав ей бедро, но слова ведьмы удручили его. Ведь сказанному слову, особенно магическому, придавалось значение не меньшее, чем нападению с оружием.

Колдунья же не остановилась и перед делом. Перед началом зимы она попросила подвезти ее к берегу моря. Там она нашла корягу и велела отковырнуть от нее щепку. На ней ведьма начертила волшебные руны и окрасила их своей кровью. Затем, пятясь задом, обошла корягу, произнося заклинания, и приказала столкнуть ее в воду. Она заговорила дерево, чтобы оно плыло к Греттиру и принесло ему гибель. Греттир предчувствовал неладное, и хотя на острове было мало дров, пытался оттолкнуть приплывшую корягу. Наконец, слуга принес ее в убежище героя, и тот попытался разрубить дерево. Тут-то топор отскочил от коряги и поранил ногу Греттира. Эта рана, в конце концов, привела к гибели героя.

Колдунья из «Саги о Греттире» участвовала в родовой исландской распре. Но в конце языческой эпохи колдовскими действами оказались охвачены все Скандинавские страны. Уже рассказывалось, что в Скандинавии самыми могущественными считались чужие — финские колдуны и колдуньи; может быть, это было неслучайно — ведь у финнов и саамов действительно были очень развиты шаманские колдовские процедуры. В «Саге об Инглингах» рассказывается, как один из потомков Ингви-Фрейра, Ванланди, отправился в Страну финнов и женился там. Вскоре он оставил жену, обещав вернуться через три зимы, но не вернулся и через десять. Покинутая супруга позвала колдунью Хульд, чтобы та приворожила Ванланди или убила его. Ванланди был в те времена в Упсале и почувствовал, что его тянет в Страну финнов. Но дружинники отсоветовали ему покидать Швецию, считая, что это колдовство финнов. Тогда конунга стал одолевать сон, но только он заснул, как, пробудившись, сказал, что его топчет мара. Это слово, известное всем народам Европы (в современном русском языке ему соответствует слово «кошмар»), означает злого духа, который душит спящего по ночам. Люди приподняли голову больного конунга, но мара принялась топтать его ноги, так что чуть не сломала их. Когда слуги бросились к ногам, злой дух схватил Ванланди за голову так, что тот умер. Об этом сложил вису скальд Тьодольв Старый.