Читать интересную книгу Обречены воевать - Грэхам Аллисон

радикальная и моментальная эскалация напряженности в киберпространстве. Обе стороны знают принцип «используй, или проиграешь», каждая опасается своих собственных уязвимостей и потому вполне может неверно истолковать предпринятую против нее атаку или отреагировать «асимметрично», пускай ее кибероружие остается в целости.

Словом, обилие опасных «ускорителей» в киберсфере может непреднамеренно втянуть США в конфликт с Китаем. Скажем, продуманная пропагандистская кампания способна убедить противника в том, что Китай (допустим) не причастен к конкретной кибератаке, и это побудит возлагать вину за нападение на какую-то третью сторону. Подобная кампания может опираться на ложные обвинения в социальных сетях и в средствах массовой информации либо предусматривать внедрение меток-«обманок» во вредоносное программное обеспечение, чтобы направить тех же американцев по ложному следу. Если такая кампания окажется эффективной, туман войны сделается намного гуще.

Еще один «ускоритель» подразумевает совлечение покрова конфиденциальности, окутывающего «деликатные» информационные сети. К числу последних относятся, например, сети управления ракетными войсками. Впрочем, есть и другие сети, как будто не столь значимые, но тем не менее принципиально важные для каждой стороны. Возьмем, к примеру, китайский файрволл «Великая Стена», совокупность аппаратных и программных способов, позволяющую Пекину контролировать и блокировать обширные сегменты онлайн-контента. Вашингтон мог бы временно отключить этот файрволл, дабы послать Пекину, так сказать, тайное и недвусмысленное предупреждение. А китайские лидеры, которые лелеют возможность контролировать информацию, жизненно важную по мнению граждан КНР, могут неверно истолковать эту операцию как превентивный удар, нацеленный на смену правящего в Китае режима.

В сравнении с наиболее грубыми инструментами войны, в особенности с атомными бомбами, кибероружие вроде бы выглядит «умным» и высокоточным. Но эта видимость иллюзорна. Характерная для наших дней взаимозависимость систем, устройств и «остального» способна привести к эффекту домино. Невозможность определить, как взлом одной системы подействует на прочие, затруднит злоумышленникам выбор конкретной цели и может обернуться непреднамеренной эскалацией конфликта. В 2016 году во всем мире действовало 180 000 подключенных к Интернету промышленных систем управления[602]. Наряду с распространением так называемого «Интернета вещей», охватывающего около 10 миллиардов устройств по всему миру, это резко увеличивает количество заманчивых целей. Сопутствующий ущерб в киберпространстве может оказаться столь же разрушительным, как и аналогичный ущерб в ходе традиционных боевых действий. Скажем, взлом военных систем может случайно отключить управление здравоохранением или финансовым сектором. Пускай американское киберкомандование заверяет нас, что у киберпреступности в США нет шансов, те же самые «отцы-командиры» признают, что, образно выражаясь, наш дом имеет стеклянные стены.

В 1960-х годах футуролог Герман Кан (один из стратегов холодной войны, спародированный в киноперсонаже Питера Селлерса докторе Стрейнджлаве[603]) предложил методику оценки эскалации по шкале из 44 позиций, от «докризисного маневрирования» до полномасштабной ядерной войны. Первая позиция шкалы Кана – «мнимый кризис», то есть искра. Он объяснял, что в условиях кризиса противники редко продвигаются по этой шкале методично и постепенно. Базовые условия и «ускорители» могут заставить их перепрыгивать через несколько позиций. По мере развития кризиса каждое государство оценивает собственное положение на шкале относительно противника и пытается прогнозировать дальнейшее соотношение сил. Это, в свою очередь, может побудить к согласию на патовую ситуацию или даже признание своего поражения вместо продолжения эскалации вплоть до разрушительной войны. Часто одно государство добивается преимущества в какой-то конкретной позиции на шкале, но теряет его при дальнейшем развитии кризиса. Конечно, каждая сторона предпочла бы задержаться в той позиции, где она побеждает, но приходится искать условия, приемлемые для противника, который знает, что у него есть возможность усугубить конфликт до уровня, где уже он получит преимущество.

Нобелевский лауреат экономист Томас Шеллинг сравнил фундаментальное стратегическое соперничество ядерных сверхдержав с игрой в «цыпленка». В классической форме этой игры, характерной для искателей острых ощущений 1950-х годов, два автомобиля двигались навстречу друг другу, причем левые колеса каждого катились по осевой линии дороги. Автомобили разгонялись до полной скорости. Кто из водителей отворачивал первым, того объявляли «цыпленком», то есть трусом, а победителю доставалась компания девушек. Но если никто не отворачивал, автомобили сталкивались, а водители погибали.

Посылая корабли и самолеты в спорные регионы, осуществляя оккупацию и насыпая острова, государства могут заставить противников играть с ними в эту смертельно опасную игру: продолжайте, если вас не страшит гибель в столкновении, или отступите, но ценой подчинения. Конкурентов, которые последовательно сдаются, не отваживаясь на столкновение, можно в итоге и вовсе выдавить с дороги – или, в нашем случае, из морской акватории. Каждая сторона это знает – и знает, что о том же известно противнику. Таким образом, как учил Шеллинг, стратегический конфликт на пороге «горячей» войны является по существу состязанием в смелости, показной или настоящей. Та страна, которая сможет убедить своего противника в том, что она более привержена достижению поставленных целей (или более безрассудна в этом отношении), заставит соперника проявить мудрость – и уступить.

Случайное столкновение в море

Потенциальные искры выглядят пугающе обыденно. В настоящее время американские и союзные военные корабли и самолеты действуют в непосредственной близости от китайских границ, намного ближе, чем когда-либо раньше. Ракетные эсминцы США периодически проводят операции по защите свободы судоходства вблизи островов, контролируемых Китаем, в спорных водах Южно-Китайского моря. Предположим, что в ходе рутинной операции американский эсминец пройдет возле рифа Мисчиф, одного из насыпанных Китаем островов, на котором построена взлетно-посадочная полоса и размещены средства противовоздушной и противоракетной обороны. (При изучении этого и последующих сценариев, возможно, будет полезно иметь перед глазами карту Китая и окрестных вод; см. далее.) Когда корабль приблизится к острову, китайские плавсредства береговой охраны выдвинутся навстречу нарушителю, как произошло при инциденте с «Каупенсом». Однако, в отличие от реальной истории, американский эсминец откажется отвернуть (или не сможет сделать это вовремя), столкнется с китайским судном и потопит последнее, в результате чего команда погибнет.

Тогда у правительства Китая будут три варианта действий. Разумнее всего, как представляется, было бы избегать эскалации, позволить американскому эсминцу уйти из спорных вод и выдвинуть протест США по дипломатическим каналам. Либо возможно, как говорится, пуститься во все тяжкие и отомстить по принципу «око за око», атаковав американский эсминец с воздуха и ракетами, размещенными на рифе Мисчиф. А еще, отказываясь быть «трусишкой» и не желая эскалации, Пекин мог бы выбрать средний, назовем так, вариант. Когда американский эсминец попытается покинуть район инцидента, китайский крейсер блокирует его отход под предлогом, что эсминец очутился в территориальных водах Китая, и потребует от экипажа сдаться и предстать перед судом по обвинению в уничтожении судна береговой охраны.

Китай вполне может решить, что такие меры будут способствовать