Глокта ковылял вслед за Секутором. Он тяжело опирался на трость, озабоченный тем, куда поставить ногу на осклизлом полу.
«Сейчас я поскользнусь и хлопнусь на задницу прямо посреди птичьего дерьма. Вот будет здорово!»
Арка вела в полуразрушенный коридор, где гнилая штукатурка отваливалась большими кусками, обнажая влажные кирпичи. По обе стороны один за другим открывались сумрачные дверные проемы.
«В таких местах чувствительные люди начинают нервничать. Им мерещатся неприятные вещи в этих комнатах, сразу за границей света от лампы. Им приходит в голову, что там, в темноте, творятся мрачные дела, — подумал Глокта и посмотрел на Секутора, который беспечно шагал впереди, еле слышно насвистывая что-то под маской, и нахмурился. — Но у нас нервы крепкие. Возможно, мы и есть те самые неприятные вещи. Возможно, мы и творим эти мрачные дела».
— Насколько велик этот дом? — спросил Глокта.
— Тридцать пять комнат, не считая помещений для прислуги.
— Целый дворец! Как, черт возьми, тебе удалось отыскать его?
— Я иногда ночевал здесь раньше. После того, как умерла моя мать. Я нашел способ пробраться внутрь. Крыша тогда была почти целая, и спать было сухо. Сухо и почти безопасно.
«Ах, какая у тебя была тяжелая жизнь! Сделаться палачом и убийцей — большой шаг вперед, не так ли? Каждый человек находит себе оправдание, и чем более подлым он становится, тем трогательнее у него история. Интересно, какую историю мог бы рассказать я?»
— Ты изобретателен, Секутор.
— За это вы мне и платите, инквизитор.
Перед ними открылось большое пространство — гостиная, кабинет, может быть, танцевальный зал. С заплесневелых стен свисали панели с облезающей позолотой, некогда великолепные. Секутор подошел к одной из них, еще державшейся, и сильно толкнул ее. Раздался тихий щелчок, и панель распахнулась внутрь, открыв за собой темный арочный проем.
«Потайная дверь? Как восхитительно! Как зловеще. И как кстати!»
— Этот дом полон неожиданностей, как и ты, — сказал Глокта, мучительно ковыляя к открывшемуся проходу.
— И вы не поверите, сколько я за него заплатил.
— Мы что, купили его?
— О нет. Его купил я. На деньги Реуса. А теперь сдаю вам в аренду. — Глаза Секутора искрились в свете лампы. — Это золотая жила!
— Ха! — хохотнул Глокта, осторожно спускаясь по ступенькам.
«Ко всему прочему, у него и деловая хватка имеется! Может быть, настанет день, когда я буду работать на архилектора Секутора? Случались вещи и более необычные».
Собственная тень маячила перед Глоктой, уходя в темноту. Он боком, как краб, слезал вниз по лестнице, нащупывая правой рукой щели между неровными каменными блоками, чтобы обеспечить себе хоть какую-то опору.
— Подвалы уводят от здания на целые мили, — бормотал сзади Секутор. — У нас есть собственный доступ к каналам и к сточным трубам, если они вас интересуют.
Они миновали темное отверстие слева, затем еще одно справа, понемногу спускаясь все ниже и ниже.
— Иней говорит, отсюда можно добраться до самого Агрионта, ни разу не выйдя на поверхность, — говорил практик.
— Это нам пригодится.
— Да. Если удастся выдержать подземное зловоние.
Лампа Секутора осветила тяжелую дверь с маленьким зарешеченным окошечком.
— Ну вот, мы снова дома, — сказал он и постучал: четыре быстрых удара. Через миг в окошке мелькнуло прикрытое маской лицо практика Инея, внезапно вынырнувшее из темноты. — Это всего лишь мы.
В глазах альбиноса не проявилось ни единого намека на теплоту или узнавание.
«Но так с ним всегда».
Тяжелые засовы с той стороны двери лязгнули, и она легко распахнулась навстречу гостям.
Здесь стояли стол и стул, по стенам висели свежие факелы, еще не зажженные.
«Здесь ведь было темно, как в яме, пока мы не появились со своей маленькой лампой».
Глокта посмотрел на альбиноса и спросил:
— Ты что, так и сидел в темноте? — Массивный практик только пожал плечами, и Глокта покачал головой. — Иногда я беспокоюсь за тебя, практик Иней. Ей-богу, беспокоюсь.
— Он тут, немного подальше, — проговорил Секутор, направляясь по коридору.
Его шаги гулко стучали по каменным плитам пола. Когда-то здесь, видимо, находился винный погреб: по обеим сторонам располагались сводчатые камеры для бочек, заделанные толстыми решетками.
— Глокта! — Пальцы Салема Реуса плотно обхватили прутья решетки, из-за которой выглядывало его лицо.
Глокта остановился перед камерой, давая отдых пульсирующей болью ноге.
— Реус, как поживаешь? Не ожидал, что снова увижу тебя так скоро.
Торговец сильно исхудал, его кожа стала дряблой и бледной, на ней до сих пор виднелись поблекшие отметины синяков.
«Он выглядит не слишком хорошо. Точнее сказать, он выглядит плохо».
— Что происходит, Глокта? Прошу тебя, объясни, почему я здесь?
«Ну-ну, почему бы и не объяснить?»
— Кажется, у архилектора на твой счет имеются кое-какие планы. Он хочет, чтобы ты дал показания. — Глокта наклонился к прутьям и шепотом закончил: — Перед открытым советом.
Реус побледнел еще больше.
— А потом что? — спросил он.
— Потом посмотрим.
«Инглия, Реус, Инглия!»
— Что, если я откажусь?
— Откажешься исполнить волю архилектора? — Глокта рассмеялся. — Нет-нет, Реус, ты не сделаешь такую глупость!
Он отвернулся от него и зашаркал вслед за Секутором.
— Ради всего святого! Здесь темно!
— Ничего, постепенно привыкнешь! — отозвался Глокта через плечо.
«Удивительно, к чему только люди не привыкают».
В последней из камер находился их недавний пленник. Его приковали цепью к скобе, вделанной в стену, раздели и, разумеется, набросили на него мешок. Он был низеньким и крепким, несколько полноватым, со свежими ссадинами на коленях — полученными, без сомнения, когда его швырнули на грубый каменный пол.
— Значит, вот наш убийца. Не так ли?
Заслышав голос Глокты, человек поднялся на колени и рванулся вперед, натягивая цепь. Немного крови просочилось спереди сквозь его мешок и засохло, оставив бурое пятно на холстине.
— Весьма отталкивающий субъект, — заметил Секутор. — Сейчас, правда, он уже выглядит не таким грозным.
— Как всегда, когда они попадают к нам. Где мы будем работать?
Глаза Секутора заулыбались еще больше.
— О, ручаюсь, вам там понравится, инквизитор.
— Немного театрально, — заключил Глокта, — но от этого ничуть не хуже.
В просторном круглом помещении с куполообразным потолком всю длину изгибающейся стены занимала фреска. Сюжет ее был таков: на траве лежит тело человека, израненного и истекающего кровью, позади виден лес; одиннадцать фигур уходят прочь — шестеро с одной стороны, пятеро с другой, в профиль, в неестественных позах, в белых одеждах, с неразличимыми лицами. Они смотрят на другого человека — одетый в черное, он распростер руки, а за его спиной полыхает море ярко раскрашенного огня. Резкий свет шести светильников не льстил мастерству художника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});