Сьенфуэгосе, именно анализ воздушной аэрофотосъемки, произведенной ЦРУ, позволил президенту Никсону нажать на Кремль, чтобы остановить реализацию этого проекта.
Провал в заливе Свиней стал провалом ЦРУ, однако преодоление ракетного кризиса в 1962 году, которое было бы невозможно без разведывательных усилий ЦРУ, стало успехом Кеннеди.
Я начал понимать, зачем Хэнк Ноче и его коллеги в Лэнгли приняли стоическую философию по поводу общественного имиджа ЦРУ. И почему некоторые мои друзья на Капитолийском холме были против того, чтобы я стал директором ЦРУ; они считали невыигрышной работу в агентстве с подмоченной репутацией.
* * *
Мой рабочий день на посту директора ЦРУ начинался, когда ровно в 7 часов 30 минут утра серый "шевроле" подъезжал к нашему дому на северо-западе Вашингтона. Кроме водителя, в машине находился офицер безопасности, чья главная задача была охранять не столько меня, сколько секретные документы, которые мы везли на протяжении нашей пятнадцатиминутной поездки через Потомак к штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.
Когда погода была плохая, водитель выпускал меня около личного лифта, который доставлял меня прямо в кабинет директора на седьмой этаж. Однако чаще всего я входил через главный вход, показывая свою пластиковую карточку охраннику, проходил через главную приемную, мимо мраморных стен с рядами звезд на них — по числу служащих ЦРУ, погибших при выполнении служебного долга.
Кабинет директора был длинный, узкий, со смешанной мебелью — темный деревянный стол на одном конце, четырехугольный стол заседаний в другом. Из окна открывался панорамный вид на Северную Виргинию, которая особенно красива осенью.
Обычно в 7 часов 50 минут я уже сидел за своим столом и следующие полчаса — или около этого — посвящал просмотру обзора ночных телеграмм из центров ЦРУ со всего мира. Хэнк Ноче, кабинет которого соприкасался с моим, присоединялся ко мне вместе с другими моими помощниками для короткого совещания, прежде чем главы различных директоратов и отделов начинали съезжаться на нашу обычную встречу в 9 часов утра.
На этих встречах, неформальных и коротких, обычно обсуждались неотложные дела управления. В дни, когда я должен был выступать перед комиссиями конгресса (меньше чем за год я появлялся на Капитолийском холме 51 раз), мы обговаривали некоторые детали моих показаний законодателям.
Раз в неделю (в четверг или в пятницу) я должен был являться в Белый дом на утренние совещания с президентом Фордом. На этих заседаниях присутствовал руководитель СНБ Брент Скаукрофт. Когда в повестке дня значились специальные технические вопросы, а президент хотел получить дополнительную информацию, я брал с собой одного-двух специалистов из ЦРУ.
Приблизительно в это время (мне тогда было 50 лет) я втянулся в бег трусцой. Иногда в обеденные часы ко мне присоединялись один-два сотрудника, и мы совершали трехмильную пробежку по близлежащим тропинкам. В плохую погоду мы использовали внутреннюю беговую дорожку в подвальном коридоре здания.
Мой рабочий день заканчивался, как правило, в 7 часов вечера после неформальных бесед с сотрудниками и подписания бумаг. Работу на дом я брал только тогда, когда на следующий день предстоял доклад у президента или какие-то важные слушания в конгрессе.
Во время моей службы на посту директора ЦРУ наше пребывание в Вашингтоне отличали от предыдущих две особенности. Первая состояла в том, что не надо было посещать столько политических мероприятий, ибо я рассматривал все, что имело политический подтекст как выходящее за рамки моей компетенции. Вторая заключалась в том, что Барбара и я проводили существенно больше времени дома, обсуждая наши общие семейные дела и наши личные проблемы; впервые с момента нашей женитьбы мы не могли свободно говорить о том, как у меня обстоят дела на работе.
* * *
Как и большинство непосвященных, несмотря на то что я был на правительственной службе и должен был бы знать это лучше других, когда в беседах возникало буквосочетание ЦРУ, я автоматически думал о шпионаже, контрразведке и тайных операциях. Однако я вскоре узнал, что личный состав оперативного директората, который занимается разведкой, контрразведкой и тайными операциями за рубежом, весьма невелик.
Большинство служащих ЦРУ работает в одном из трех других директоратов — административном, научно-техническом или разведывательном.
Административный директорат ведает нашими внутренними делами. Он оплачивает чеки, ведет личные дела служащих и, помимо всего прочего, подбирает кадры.
Научно-технический директорат, как говорил Джеймс Бонд, "выполняет невыполнимое". В его функции входит развитие электронной техники и других технических средств для совершенствования методов разведки. Это подразделение, деятельность которого захватывает воображение непосвященных, убеждая их, что в недалеком будущем техника сможет заменить людей в разведывательной работе за рубежом.
Недостаток этой теории в том, что еще никто не предложил какое-либо устройство, способное определять человеческие намерения за тысячи миль. Наука и техника дали нам возможность точно оценивать количество военных кораблей и их расположение, однако выяснить, как, когда и для чего руководство данной страны собирается использовать эти корабли, может только человек.
На этом этапе и вступает в дело разведывательное управление. В ЦРУ офицер разведки не является "шпионом" в общепринятой символике "плаща и кинжала". Это аналитик, занимающийся определенной областью знаний или сферой жизни — внешней политикой, экономикой, военным делом, сельским хозяйством и т. д. В период моего директорства в ЦРУ работало свыше 1400 человек со степенями магистров и докторов наук. Когда специалисты такого уровня собирались на совещания в моем кабинете, это больше походило на университетские семинары, чем на главы из произведений Иэна Флеминга.[52]
Однажды утром, приблизительно через три месяца после того, как я был назначен директором ЦРУ, в моем кабинете шло обсуждение предстоящих в 1976 году выборов в Италии. Не могу сказать, что я ожидал услышать по этому поводу, когда мы решили включить этот пункт в повестку дня, но я не мог себе представить, в какую академическую дискуссию это выльется. Различные сотрудники защищали в ходе нее четыре различные точки зрения.
Эта конкретная проблема была в тот раз исчерпывающе решена, но, когда мои офицеры не могли прийти к единой точке зрения по какому-нибудь вопросу, принимать решение о том, что докладывать президенту и СНБ, предстояло мне как директору ЦРУ.
Наиболее важная разведывательная оценка, о которой я когда-либо докладывал президенту и СНБ, касалась ситуации в Бейруте летом 1976 года. Тогда, 16 июня 1976 года, по пути на встречу с только что избранным президентом Ливана Ильясом Саркисом, был убит американский посол в Ливане Фрэнсис Е. Мелой. Вместе с ним были убиты два других американца — экономический советник посольства и шофер машины.
Президент Форд созвал экстренное заседание СНБ в Ситуационной