та встала. А, понятно! Это недошитое платье, и сейчас она его как-то там подгоняет. Понятно теперь, почему большинство женщин щеголяет в одинаковых ситцевых летних платьях и сарафанах, а эта дама — будто по европейским каталогам одета. Хочешь красиво одеваться — учись шить.
— Эй, это ты Крамской? — раздался над самым ухом звонкий мальчишеский голос.
— Ну, я, — от неожиданности я чуть не отшатнулся. Судя по довольной веснушчатой роже пацана в парадной пионерской форме и сползшей набок пилотке, он специально подкрадывался, видел, что я ворон ловлю.
— Там к тебе пришли, на выход! — рыжий пионер махнул рукой в сторону вертушки выхода.
— А что не заходит?… — спросил я, но дежурный уже умчался. Я тоже встал и неспешно, как и полагается старшему, направился к воротам.
Хорошо, что рядом с отцом не оказалось других мужчин похожего вида, иначе я бы точно мог ошибиться с выбором. Помнил я этого мужичнку довольно смутно. Если бы на опознание пришел, точно бы не узнал. Поставь с ним еще штуки три таких же, в полосатых футболках и белых летних кепончиках, и все они сразу бы стали для меня на одно лицо. Но, к счастью, мой отец не пытался обнаружить во мне шпиона. Как только увидел, что я подхожу к вертушке-калитке, разулыбался радушно и шагнул вперед.
— А что-то ты бледный такой, а? — отец похлопал меня по плечу. — Я в лагере сразу же в негра превращался, а ты как моль до сих пор ходишь!
— Привет, пап, — сказал я. И только сейчас обратил внимание, что он пришел не один. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу юная барышня с кучерявой шапкой светлых волос и тупеньким лицом, похожим на домашнюю болонку. Одето юное создание было в ситцевый сарафанчик. Лет ей было, наверное, восемнадцать от силы.
— Вот, знакомься, это моя Нюта, — отец схватил барышню за руку и подтащил поближе. — Мы уже заявление подали, распишемся скоро.
— Здрасьте, — сказала Нюша. Я вежливо кивнул.
— Ну что, рассказывай, как тут у тебя дела! — отец по-хозяйски положил руку своей невесте на плечи. Она на него зыркнула и шмыгнула носом. Наверное, одобрение так выразила. Где он ее откопал, интересно? В интернате для умственно-отсталых? Или из деревни привез? Если второе, то она молодец, достоверно играет. Правда, отец живет в общежитии, какой ей резон выходить за него замуж, непонятно? Хотя, в общаге тоже дают прописку, вроде. И еще комнату отдельную… Короче, совет да любовь, папа, даже лень вникать в твои гениальные схемы.
— Нормально, — я пожал плечами. — Ребята хорошие, кормят вкусно.
— Зарница была уже? — спросил он.
— Нет пока, — я помотал головой.
— Эх, зарницу всегда любил, страсть! Больше всего по ней скучаю! Ты, это, когда будете играть, главное знамя охранять не берись, все самое интересное пропустишь! — лицо отца стало благостно-мечтательным, потом он глянул на свою суженую, нахмурил брови и буркнул вбок. — В носу не ковыряй!
Девушка торопливо спрятала пухлую ручку за спину.
Повисло неловкое молчание. Я понятия не имел, о чем с ним говорить. Рассказать про замену воспитателя? А смысл? Тогда придется с самого начала начинать, а история с шашками до сих пор пахнет… серой. Я огляделся и снова увидел хмурого Мусатова с его мамой. Ведерко осталось у нее в руках. Теперь она что-то втолковывала сыну, а тот молча слушал. Теплицы у них, ну да. Хотя, мало ли, у кого теплицы. У кого дача есть, у того и теплицы. Так что это вообще не улика, конечно.
— Матери письмо написал? — спросил отец.
— Неа, — я мотнул головой. — А надо было?
— Эх, вот же молодежь пошла! — отец шлепнул себя ладонями по ляжкам. — Она же там на курорте своем о тебе только поди и думает! Вчера даже вызывала меня в переговорный пункт, чтобы наставления дать, что тебе привезти. А, вот, кстати!
Отец расстегнул висевшую на плече сумку и достал оттуда не особенно-то большой пакет с конфетами. Как детский новогодний подарок — карамельки, с редкими вкраплениями шоколадных и батончиков. Даже знакомое название мелькнуло — «Радий». Только обертка была другая, не та, где безграмотные иллюстраторы поместили циклопропан, а с рисунком атома и некоей покрытой звездочками кучей. Ну, хоть не знак радиационной опасности! Хотя обертка восьмидесятого года явно была ближе к истине, чем более поздние.
— Спасибо, — сказал я. — Что-то я не подумал про письмо. Может сейчас написать? У тебя есть ручка и бумажка?
Отец сунулся в сумку, пошарил в ней, потом махнул рукой.
— Ладно, сам позвоню в этот раз, — сказал он. — Но через неделю чтобы было письмо, понял?
— Ага, — кивнул я и посмотрел на скучающую папину невесту. Мачеху будущую, получается? — А вы чем занимаетесь?
— Работаю на ХБК, — отозвалась она.
— Учится она, — одновременно с ней сказал отец. — Нюточка, ты что, забыла? Ты же поступила в институт!
— А… — губы девушки сложились в букву «О», она уставилась на отца и зашевелила бровями-щеточками, что, по всей видимости, должно было означать напряженную работу мысли. Потом лицо ее просветлело. — А, да. Ученица я. В институт культуры поступила. На библиотекаря.
— А вы приехали откуда-то? — спросил я, подавив смешок.
— Из…
— Из Новокиневска она, местная, — вместо нее ответил отец.
Мне даже стало жалко девочку. Понятно, что она не блещет особым умом. Но было что-то неправильное в том, как отец ее теперь за это шпыняет. Решил воспитать себе жену с пеленок? Ну да, ну да. Судя по тому, что я успел увидеть, моя маман была особой деятельной и образованной, видимо, папане надоело топтаться на вторых ролях, и он решил завести себя прелесть какую глупенькую подружку, чтобы быть для нее светочем и гигантом мысли.
— Ладно, Кирюх! — отец снова хлопнул меня по плечу. — Ты уже большой, распускать слюни, чтобы я тебя из лагеря забрал, не будешь. Жуй конфеты, а мы пойдем. А то скоро вся эта толпа обратно поедет, в электричке будет не протолкнуться. Пойдем, Нюта!
— Пока, пап, — я махнул рукой и еще какое-то время смотрел им вслед. Отец что-то выговаривал своей невесте, а та втягивала голову в плечи и оправдывалась. Видимо, не заучила свою роль тщательно. Выдала, понимаешь, что она ученица ткачихи хлопчато-бумажного комбината, а вовсе не респектабельная студентка с института культуры.
Я огляделся. Мамонов с матерью стояли возле забора и явно ссорились. Или его мама просто очень возмущенно и экспрессивно что-то рассказывала. Цицерону видно не было, ее родителей тоже. Или ушли погулять, или она уже «отстрелялась». Я подошел к вертушке.
— Пароль? — грозно спросил